Дмитрий Щербинин - Спящие боги
– А где ты вчера был? – вкрадчиво спросила Жара.
– По парку бродил. – заплетающимся языком пролепетал Творимир.
– Видел кого?
– Видел.
– Ну, кого же? Что ж из тебя все вытягивать надо. – Жара терлась об него.
– Птицу… – но тут Творимир припомнил, что надо хранить тайну. – Одну лишь птицу – с ветви на ветку перелетела и все…
…Уже кончалась ночь, когда Жара схватила его сонного, почти бесчувственного, помогла одеться, и оделась сама. Поволокла вниз по лестнице к Соме.
– Худенький какой! – всплеснула руками Сома, и вот уже, шипя, выстроились перед Творимиром тарелки, кувшины, чаши.
– Кушай! – крикнула Жара. – Вечером мы снова встретимся. – и ушла.
– Я не хочу пить. – неуверенно проговорил Творимир, но Сома была настойчива – поднесла к его губам кубок.
– Ты пей – от этого так хорошо! Ты что же – не веришь мне? Я многое–многое знаю.
Возможно, Творимир и знал, что пить хорошо в меру, для веселья – но не так вот, неведомо сколько, уже в истощении, для истощения еще большего.
…Хмельной, быстро ходил меж стен, и вскрикивал, напевал пьяный бред. Сома внимательно его слушала, кивала, подливала еще…
И все что осталось от целого дня – бессмысленное круженье меж каменных стен, рвота, слабость в теле, в душе… Слабость в душе была самой страшной – эта тупая боль бессилия, пустоты – от этого подымалась звериная злоба, и уже хотелось с кем–нибудь сцепиться – ни за что, но просто выпустить свое раздражение…
Потом появилась Жара, поволокла за собою. Разделась, повалила на смятую перину, пробудила вожделенье, и долго–долго не выпускала, все терзала в своих объятиях, погружала в свое большое тело, ревела, грызла его…
…Утро. Сома. Выпивка. Еда. Пьяный бред. Рвота. Выпивка. Вновь рвота. Выпивка. Пьяная песня, прерванная рвотой. Выпивка. Жара. Постель. Соитие. Рвота в постели. Хохот Жары. Соитие на полу. Забытье. Утро – треск в голове. Тиски в висках. Графин с водкой. Рвота. Хохот Жары. Сома. Еда. Выпивка. Рвота…
* * *
Творимир сидел за столом Сомы. Его тяжелая голова клонилась то в одну, то в другую сторону. Он постоянно ее вскидывал, и каждое движенье отдавалось тупой, долгой болью в висках.
Утомленный, расслабленный – он не чувствовал ничего, кроме сильнейшего раздражения. Его раздражало все, и само мироздание казалось негармоничным, отвратительным, достойным уничтожения. Любовь, дружба – эти слова ничего в нем не пробуждали. Творимиру хотелось набить кому–нибудь морду…
Сома поставила перед ним очередной кубок. Творимир отхлебнул, фыркнул, отшвырнул кубок, и тупо уставился на Сому. Хотел что–нибудь сказать, но говорить было не о чем…
Скрипнула дверь, и в помещение быстро, как нежданная пощечина, кто–то метнулся.
– А–а–а, вот и Стрева. Сестра моя.
Творимир уж и забыл, что в замке живет еще и Третья Сестра. Но вот она перед ним: иссушенная, бледная, с выпирающими острыми скулами, и черными глазищами – кулачки ее были сильно сжаты. Двигалась и говорила резко – словно рубила. Она раздраженно глянула на Творимира – тот отпрянул; показалось – сейчас она набросится, в шею вцепиться.
Стрева прошвырнулась к столу, встала перед Творимиром. Тот хотел было встать, но она вызывающе сказала:
– Сиди. Дурень.
– Чего?
– Дурень, говорю. Тебе рога наставляют, а ты ничего не видишь.
Какой же у нее резкий, неприятный голос! Каждое слово шилом впивалось в раскаленную, хмельную голову Творимира. Раздражение переросло в кипящую ненависть – он хлопнул кулаком по столу:
– Ну, кто мне наставляет?! Говори!.. Ну, говори!!! Я ему шею сверну!!!.. Вот так и сверну! – он еще раз хлопнул кулаком по столу.
– А князь Лесной.
– Чего?!
– А того. Тебе сестричка моя, Жара, чего пообещала?.. Ну, вспомни? В первую ночку?..
– Ни на кого меня не променяет.
– А ты уши растопырил – ей поверил! – выпученные глазищи Стревы сверкнули бешеной ненавистью и презреньем. – А она, как тебя сюда спровадила, сразу князя Лесного к себе затащила. Ведь ей же все мало: все поглощает, а насытится никак не может. Паучиха!.. А такого дурня как ты еще поискать! Над тобой сколько времени потешаются, а ты ничего не замечаешь. Дурень!
– Молчи! Стерва!
Творимир вскочил, оттолкнул Стреву. Она повалилась, но тут же вскочила.
– Что, не веришь мне? Хочешь – докажу?
– Пошли!..
– А вот еще – на дорожку. – Сома протянула Творимиру тяжелую бутыль с крепким вином.
И вот они идут по коридору.
Ослабленная воля Творимира, не могла остановить вихря чувств: «Обманывает!.. Меня все дураком считают!.. Рога мне наставляет!.. Сейчас разберемся! Чтобы меня МЕНЯ!!! променять на какого–то князя Лесного!.. Прибью! Шею сверну!.. Как же голова болит!.. Все из–за нее! Прибью!..»
И вот они уже перед знакомой дверью. Из–за двери слышались стоны, шорох простыней – вот громко вскрикнула Жара.
Творимир распахнул дверь, ворвался в багровую комнату. Вот Жара, вот князь Лесной – обнаженные, застигнутые в соитии.
Князь Лесной, похожий на Царя (ведь он был его братом), но только более молодой, горячий, оттолкнул Жару, бешено засопел на Творимира, захрипел:
– Кровью блевать будешь, гнида!
Вскочил, но, ослабленный множеством оргий, шатнулся – Творимир был уже рядом, что было сил ударил тяжелой винной бутылкой. Хотел в затылок, но князь дернул головой, и удар пришелся в висок. Князь еще шагнул, хотел что–то сказать, но вдруг, резко повалился, и, разом посиневший, страшный забился в судорогах – изо рта у него шла кровавая пена…
Творимир, сжимая винную бутылку, надвигался на Жару…
И тут на него налетели сзади, несколько раз сильно ударили, вырвали бутылку, выкрутили руки. Резко развернули. Стоят: опухшие от долгих пиров воины, и Царь – смотрит на Творимира как хищник голодный на добычу. Голос его был притворно спокоен:
– Я всех вас сразу раскусил – не посланцы вы Всесвята – шарлатаны; но вы мне нужны – потому не казнил. Ты знаешь, в прошлом году, один мужик богатый, но все ж мужик – напился, умудрился боярина избить. Мужику, по моему указу, глаза выжгли, а потом – до смерти на дыбе засекли. – тут глаза Царя стали черными, вороньими, он надвинулся, и сжал Творимиру шею. – А ты, обманщик – уже за обман казни достойный – моего брата убил… Ты будешь умирать долго, собака!.. А, ну потащили его…
* * *
Пока, пиная, тащили вниз по лестницам, Творимир протрезвел. Только вот слабость телесная и душевная оставалась. Он взмолился:
– Все случайно получилось! Не хотел его смерти!..
Царь кровожадно оскалился.
Творимира приволокли в холодный, темный подвал, приковали к стене – на некоторое время оставили. Цепи сжимали руки – страх давил сердце.
