Виктор Ночкин - Эромахия. Демоны Игмора
Часть II
РИДРИХ
Эта часть самая интересная — в ней-то все и случится…
Латники, охраняющие ворота замка Лоренет, были недовольны. Нынче по случаю великой победы господин дает знатный пир, им бы перепиться на радостях… но зал набит рыцарями, совместно с сеньором провернувшими дельце. Простых воинов на пир не зовут. Да еще велено стеречь с удвоенным тщанием — его милость будто ошалел от собственной дерзости. Злобный барон Игмор сумел нагнать такого страха, что, даже победив, господа пьют дорогое вино, поминутно озираясь. Трусят, ждут возмездия. Metus cum venit, rarum habet somnus locut.[19]
Однако чем сильнее страх господина Лоренета, тем с большей жестокостью он накажет нерадивых вассалов, так что латники в самом деле с удвоенным усердием вглядывались в посеребренную лунным светом ночь. Хотя и прикидывали, конечно, что вряд ли нагрянет нынче грозный барон. Да он и не знает поди о гибели родственника. Сегодня сеньоры собрали целое войско, чтобы взять захудалый замок Эрлайл. Никто не должен был ускользнуть, когда союзники ворвались в ворота и началась резня. Некому принести злую весть в Игмор, так что разбойник Фэдмар узнает о бедствии, приключившемся с родственником, только завтра. А то и послезавтра. Игморы никому не друзья. Кто станет беспокоиться ради них и спешить с известиями к Рыжему? А потому солдаты тоже пили — сперва украдкой, таясь; потом, когда сеньоры охмелели и некому стало следить, сделались смелее.
Согбенную фигуру на осле латники заметили издали. Путник приблизился к воротам, но стучать ему не пришлось — из бойницы свесился стражник с факелом. Дрожащее пламя осветило накидку священника.
— Benedictio Domini sit vobiscum,[20] — произнес пришелец. Голос выдавал его юный возраст. — Я отец Азельмин. Некий воин принес весть, что здесь нуждается в исповеди несчастная душа.
— А, это священник, — пояснил снизу, от ворот, другой солдат. — Удо умирает, просил позвать попа из Гизеры. А где Мито? Где солдат, которого за вами послали?
— Остался в Гизере, — покачал головой священник. — Боюсь, он предастся излишествам. Так сужу, ибо господин Мито отправился в «Колесо Фортуны», а мне сказал, что в Лоренете ему точно не перепадет вина.
— Мито хитрец… — протянул солдат во дворе. — Наверное, стащил деньжат в Эрлайле и сегодня упьется, как епископ. А мы тут сидим трезвые, словно магометане… Ну что, я открываю?
Тот, что с факелом, прикрываясь ладонью от пламени, вгляделся в скудно освещенные окрестности.
— Отче, вы один? По дороге никого не встретили?
— Пустынна округа, — заявил попик. — Я брел ut in deserto.[21]
Во дворе замка зазвенели доспехи, двое солдат, отставив алебарды, взялись за тяжеленный брус, запирающий лоренетские ворота. Отец Азельмин терпеливо ждал, пока латники вытянут засов и распахнут створки. Когда проход стал достаточно широк, ткнул пятками ослиные бока, понукая животное. Стражники, зевая, посторонились, чтобы затворить ворота, когда священник минует их.
Поравнявшись с латниками, пришелец откинул капюшон плаща. Макушка его оказалась не выбрита, а на шее блеснули звенья кольчуги. Тот солдат, что был ближе, не успел отшатнуться, в его глаз вошел нож. Другой схватил алебарду и быстро нанес удар, но когда лезвие коснулось седла, лжесвященник уже соскочил на землю. Осел, по бедру которого скользнула отточенная сталь, взревел и помчался, брыкаясь, по двору. Алебардщик завыл, получив удар копытом.
Ридрих Эрлайл быстро нагнулся и выдернул из ножен сраженного им латника короткий клинок. На крик осла во двор сбегались солдаты — топали, гремели доспехами, лязгали мечами. Эти звуки совершенно заглушали топот десятков копыт — по дороге к Лоренету летели всадники во главе с бароном Игмором. Солдат с факелом орал, чтоб скорей запирали ворота; он уже видел отблески серебристого лунного света на шлемах солдат, несущихся к Лоренету во весь опор…
* * *Первый лоренетский солдат, похоже, был в стельку пьян — он бежал, выпучив глаза, и слепо размахивал над головой секирой. Ридрих сделал шаг навстречу, резко пригнулся — противник перелетел через него и, гремя доспехами, покатился по земле. Двое следующих помешали друг другу, оба спешили разделаться с пришельцем, чтобы успеть затворить ворота. Юноша отступил вправо, солдаты столкнулись. Ридрих рубанул того, что оказался ближе, и отпихнул вопящего противника на товарища. Раненый вцепился в одежду приятеля и повис на нем, заливая кровью. Эрлайл снова сместился, чтобы между ним и толпой оказались эти двое, и ударил локтем в лицо третьего — солдат хотел проскочить вдоль стены к порталу и оказался в неудобной позиции. Удар отшвырнул его, воин шмякнулся спиной и затылком о камни… Потом все смешалось, на Ридриха бросились с трех сторон, он присел, увернулся, отбил удар, отпрыгнул… Доставшийся ему клинок был слишком коротким, пришлось отступать и уклоняться. Лезвие секиры с шорохом просвистело над рыцарем, задев волосы, копье скользнуло по кольчуге, распоров поповский плащ. Ридрих взмахнул левой рукой, чтобы складки плотной ткани обвились вокруг древка, и, резко развернувшись, выдернул копье из рук солдата. Правая рука послала меч — удачно, клинок вошел под ремень шлема и засел в черепе. Тем временем обезоруженный копейщик потерял равновесие и рухнул под ноги товарищам. Тесемка на шее лопнула, Ридрих швырнул плащ в лицо новому противнику и, перехватив копье двумя руками, попытался парировать удар меча, направленный сверху прямо в лицо. Древко раскололось, юноша отпрянул и споткнулся о пьяного солдата, который до сих пор возился на земле. Перекувыркнувшись через лоренетского вояку, стоявшего на четвереньках, Эрлайл вскочил с подобранной секирой в руках… и едва успел отпрыгнуть вбок, чтобы не быть затоптанным — в ворота ворвались кавалеристы с Фэдмаром во главе.
— Бей! — орал барон. — Никого не щадить! Игмор выше всех! Смерть им!
— Смерть! Смерть! — ревели игморские солдаты, расшвыривая пеших противников. — Смерть! Игмор!
Для обитателей замка «смерть» и «Игмор» нынче означали одно и то же…
В тесном замковом дворике скрыться было некуда — кавалеристы вмиг растоптали и расшвыряли застигнутых врасплох солдат Лоренета, а затем, спешившись, устремились вслед за Игмором в палас, где пировали сеньоры. Там не было никого, кто мог бы оказать сопротивление — господа перепились на радостях, что сумели наконец-то погубить ненавистного Удвина Эрлайла. Они орали тосты и девизы, провозглашали здравицы в честь хозяина — шумели так, что даже не расслышали звуков битвы во дворе замка.
