Мария Гинзбург - Черный ангел
— Это комната моей сестры Саши, я тебе как раз про нее и говорила, — сказала Брюн. — Как ты тут все переделал… Прямо не узнать.
— После того, как здание берут штурмом, в нем обычно делают ремонт, — ответил Карл. — Чаще всего капитальный, но иногда хватает и косметического. А этот дом взяли штурмом два раза подряд. Здесь косметическим было не отделаться.
Брюн сглотнула.
— Да-да, конечно, — пробормотала она.
Брюн перевела взгляд на старинную книгу в тяжелом кованом окладе, лежавшую на столе у изголовья кровати.
— Надо будет прикоснуться к ней, и все?
Карл кивнул. Он понял по ее лицу, что она колеблется, и решил подбодрить.
— Ты сразу поверила мне? — спросил Карл. — Что я смогу сделать тебя другой?
Брюн уставилась на него своими синими глазищами.
— Не сразу, — призналась она. — Думала, мне не удастся покинуть дом или еще что-нибудь. Лот очень чутко спит. Но когда сегодня вечером он заснул как каменный… Вот тогда я и поверила.
— Он будет тебя искать, — сказал Карл задумчиво.
Было заметно, что эта мысль пришла ему в голову только сейчас.
— Я на всякий случай написала ему записку, — ответила Брюн.
— «Ты негодяй, я ухожу к этому очаровашке Шмеллингу»? — предположил Карл.
Брюн прыснула:
— Да ну тебя. Я написала: «Нам надо пожить отдельно, уехала к подруге, которую ты не знаешь».
— Это ты хорошо придумала, — похвалил ее Карл.
Он взял книгу, открыл ее, и протянул Брюн.
— Всякая ненужная задержка подрывает боевой дух войск, — сказал Карл. — Давай.
Брюн облизнулась.
— Нужно коснуться какого-то определенного места или все равно?
— Я поцарапал палец об штырьки, вот эти, видишь? Но я не знаю, обязательно ли это.
Брюн поднесла палец к крохотным обломкам креплений, на которых не так давно находилась застежка. Приложила его к острию и решительно нажала. На кончике пальца выступила алая капля.
— А потом я слизал ее, — сказал Карл.
Брюн начала поднимать руку ко рту, но не успела донести палец до губ. Глаза ее закатились, и она упала на спину.
Карл довольно улыбнулся. Он нежно поцеловал Брюн. Затем снял с нее ботиночки и уложил подругу на кровать. Укрыв Брюн пледом, Карл направился к дверям.
Карл щелкнул выключателем, что находился на стене около двери.
— До встречи, мой милый вампир, — бросил он через плечо.
Некоторые люди, по наблюдениям Эрика, обладали потрясающей способностью вписываться в пейзаж. Его жена Марго одинаково органично смотрелась и на фоне исландских гейзеров, и среди русских березок. Возможно, он обращал на это внимание потому, что сам никогда не обладал этой способностью. Несмотря на все еще довольно приятную внешность, Эрик на любом фоне выглядел совершенно лишним, отчужденным объектом.
Карл Шмеллинг же относился к той же породе людей, что и Марго. Он стоял между стеллажами с книгами и непринужденно опирался спиной на косяк. Его коричневая рубашка казалась одетой специально в тон к ореховым полкам.
Эрик уже собирался уходить — было довольно поздно, ждать пациентов уже не имело смысла. Да и денек выдался тяжелый, что в принципе характерно для понедельников. Однако, заметив Карла, старый врач понял, что вряд ли поспеет домой к ужину.
— Беспокоит старая рана или появилась новая? — исподлобья глядя на гостя, сухо спросил он.
Про себя Эрик досадовал и недоумевал, как же Карлу удалось просочиться в его кабинет незамеченным. Допустим, секретаршу, записывавшую клиентов на прием, он сам отпустил полчаса назад. Но как Шмеллинг ухитрился миновать дверь с колокольчиком так, что тот не издал ни звука? У Эрика был очень чуткий слух, и он мог поклясться, что колокольчик не тренькал после ухода Татьяны.
— Нет, все в порядке, благодарю. У меня другой вопрос, — ответил Карл. — А Лот не проводил генетическую экспертизу Эрики?
— Проводил.
— Она не его дочь, — спокойно произнес Карл.
— Не думаю, что вас это касается, — ответил Эрик.
Он знал, что раньше или позже Карл придет к нему с этим вопросом, но уже начал надеяться, что все обойдется. Не обошлось.
… Это был вечер — такой же серый летний вечер. Глаза Брюн опухли и покраснели от слез.
— Я умоляю вас, Андрей Иванович, — пресекающимся голосом говорила она. — Вы же знаете, как относились к отцу в городе. Это все этот мерзкий поп! Он ненавидит меня за то, что отец отказался пропускать церковные товары без пошлины. Еще когда папа был жив, доставал нас хуже горькой редьки! А теперь отыгрывается на мне. Венчать отказывался, скотина! Три раза дату свадьбы переносили. Я думала, у меня выкидыш будет от всех этих нервов. Это он Лоту напел, сволочь, что ребенок не его… А он и уши развесил…
— Но ребенок действительно не его, — сказал Эрик.
— Не говорите Лоту! — взмолилась Брюн. — Он выгонит меня на улицу вместе с ребенком… Пожалейте хоть ее! Даша ни в чем ни виновата! Нам никто не подаст не то что руки, а заплесневелой краюхи хлеба. Мы погибнем… Ну что вы хотите? Я все сделаю, все!
Старый врач перехватил ее руки — Брюн намеревалась расстегнуть кофточку.
— Прекратите, — сказал он.
Эрик, при натурализации получивший имя Андрея Небеснова, был одним из немногих в Новгороде, кому Суетин не причинил зла. Наоборот — Федор относился к старому врачу с уважением и щедро платил ему. Небеснов обследовал и лечил всех его людей, включая жену и детей.
— Молекула ДНК не берет взяток, — продолжал Эрик. — Лот может перепроверить результаты в другой лаборатории, и тогда и мне достанется на орехи.
— Ну что вы говорите? — воскликнула Брюн. — Какой другой лаборатории? Тут на тысячу километров вокруг нет никого, кроме вас, кто умеет делать такие анализы. Не поедет же он в Тверь!
Эрик снял очки и принялся протирать их кусочком мягкой фланели.
— Это называется должностное преступление, — сказал старый врач. — То, к чему вы меня склоняете. Я могу потерять работу.
— У меня есть еще немного акций завода, — ответила Брюн. — Они будут ваши.
Она полезла в сумочку, но Эрик махнул рукой.
— Не надо, — сказал он. — Черт с вами.
Брюн крепко обняла его.
— Я вам так благодарна! — произнесла она.
Эрик вяло попытался высвободиться.
— Я этого никогда не забуду, — сказала Брюн, отпуская его. — Вы сегодня спасли двоих людей.
— Идите уже, — пробормотал он. — Пока я не передумал.
— Ухожу, ухожу…
Она метнулась к двери — стремительная тень в голубом джинсовом сарафане со стразами.
Эрик опустился за свой стол. Неожиданный приступ великодушия и страх совершенно обессилили его.
