Ник Перумов - тема: "Псы любви"
О чем бы приятном подумать… О Маринке. Вернусь домой и небрежно так скажу: «Проходил сегодня мимо той смешной конторки «Проверьтесь на любовь» и заглянул посмотреть. Не поверишь — все по-настоящему: аппаратура, врачи. И знаешь, какой у меня результат? Положительный на сто процентов!» Тьфу, пошлость какая. Тем более — еще не факт, вдруг все как раз наоборот выйдет!.. Чепуха, я же знаю, что люблю свою жену… Зря пришел, дома надо было сидеть… О приятном… Познакомились мы забавно, ничего сверхоригинального, но есть, что вспомнить. В ночном клубе здоровенный долбак, в дым проигравшийся в казино и оттого пьяный и злой, прицепился к хорошенькой девушке за соседним столиком. Девушка знакомиться отказалась наотрез, и он распустил руки. Когда я попытался тактично вклиниться между ними, амбал начал меня бить. Говорят, со стороны это выглядело, как драка: ничего подобного — избиение. Каким образом у него оказался разбит нос, я не знаю, скорее всего, громила сам неосторожно расквасил сопатку при очередном замахе, но когда нас растащила охрана, лицо его было все в крови. Я случайно оказался героем, и, как победителю, девушка Марина досталась мне… Быстрей бы уже кончилось… Кресло неудобное, нога чешется… Что у меня еще приятного в жизни было?.. В Симеиз в первый раз поехали вдвоем, с палаткой, и ливень ночью жуткий, и все уже промокло, а сверху капает еще; Маринка разозлилась страшно на меня, на мою затею дурацкую, а мне хорошо, радостно до безумия, что вот он — я, вот — она, и мы вместе… и я прижал ее к себе и целовал, целовал, и потом мы любили друг друга, и было тепло… и дождь прошел…
— Просыпайтесь друг мой, все закончилось, — аккуратные пальцы осторожно снимали датчики с головы, — можно открыть глаза.
— Ну, что?! — теперь я мог представить, что ощущает пациент после опасной и тяжелой операции. — Какой результат?
— Посидите на кушеточке пять минут, я сейчас расшифрую вашу энцефалограммку.
Я примостился на углу кушетки, все больше ощущая себя пациентом, ожидающим окончательного приговора врача. Доктор сидел за столом, перебирая в руках длинную бумажную ленту, в несколько рядов испещренную неведомыми каракулями. Время от времени он делал на ленте пометки красным карандашом или обводил кружком какие-то участки.
— Итак, дружочек, вот наш результатик. — Доктор повернулся ко мне. — Сигма-ритм, к сожалению, отсутствует, что в сочетании с высокой степенью регулярности колебаний биопотенциалов… да что я, вам ведь нужен просто ответ. Словом — нет. Увы, любить вы не способны. Совершенно. Разумеется, это касается только любви к женщине. Родину или детей, скажем, — любите сколько угодно. У вас дети есть?
Я наконец смог проглотить рвущуюся наружу рвоту и потряс головой. Наверное нужно было что-то сказать, поблагодарить за помощь любезного доктора, пожать может быть руку на прощание, но я сидел в странном оцепенении и не мог произнести ни слова. Доктор видимо понял мои чувства, подошел вплотную и положил руку на плечо.
— Успокойтесь, Андрей Кузьмич, не нужно делать из этого трагедию. Миллионы людей живут и знать не знают ни о какой любви. В вашем быту ровным счетом ничего не изменится. Вам сколько лет, тридцать? Прожили ведь без всякой любви, и еще столько же проживете. Было бы здоровье, — он подмигнул.
— Почему?.. — наконец выдавил я.
Доктор вздохнул и опять взял в руки сложенный гармошкой листок.
— Вот здесь, — он показал пальцем в обведенный карандашом участок, — совершенно сглажены межзональные различия…
Он еще что-то говорил, но я не слышал. Комната растворялась: теряли очертания предметы, задрожал, расплываясь, энцефалограф с семизначным инвентарным номером на боку, заколыхался и сам доктор… Я плакал.
— …доминирует зонально-дифференцированный альфа-ритм с затылочно-лобным градиентом параметров и средней амплитудой… Андрей Кузьмич, да вы что?! — доктор прервал пояснения. — Прекратите! Как институтка, в самом деле. Говорю же вам, ничего страшного не произошло, половина человечества, подобно вам, не способна любить!
— Половина? — я решил, что ослышался.
— Именно, — подтвердил доктор, — ровно половина. Пятьдесят на пятьдесят по статистике.
Он провел меня к выходу, но у двери замешкался с замком.
— А жена?
— А что жена? — невинно спросил доктор.
— Как вы думаете, ей говорить или не надо?
— Полностью на ваше усмотрение. Но лучше не надо. Она ведь вас любит?
— Конечно любит! — с жаром заверил я.
— Тогда ей незачем знать правду. Всего доброго. Я вышел в коридор и остолбенел…
Полчаса назад, когда я боязливо мялся перед дверью, сомневаясь, идти или нет, здесь никого не было. Теперь же на стульях, рядком поставленных вдоль стены, сидели трое. Парочка молодых людей — юноша и девушка, явно пришедшие вместе, о чем-то тихо шептались, бросая время от времени опасливые взгляды на дверь. Пришли провериться «на любовь», да не решаются. Чуть в стороне, особняком, глядя прямо перед собой, сидела Маринка. Вот и съездила к маме.
Сзади скрипнуло, и вышедший следом за мной доктор громким веселым голосом сказал:
— Следующий!
Ощущение «больничности» всего происходящего скачком усилилось. Ребята испуганно замолчали и посмотрели на Марину. Она повернулась на голос и начала вставать, но тут увидела меня. Глаза расширились, в них мелькнул неподдельный ужас человека, уличенного в измене. Впрочем, я тоже чувствовал себя предателем… Улизнул тайком, не сказав ни слова… Стыдно…
Марина пришла в себя первая. Не тратя времени на пустые выяснения обстоятельств, она спросила:
— Ну, как?
Я промолчал, и моя умная жена поняла все без слов.
— Жди меня, — велела она и скрылась в кабинете. Ребята переглянулись и снова зашептались.
Два шока подряд — это слишком. Я с трудом нашел выход на улицу и стоял среди зимы в расстегнутой куртке и с непокрытой головой, не чувствуя холода. Как же так? Жил человек, верил в любовь, думал, что сам любит, и вдруг — шарах! — все перечеркнуто. Почему именно у меня, почему именно любовь? Почему не музыкальный слух или способности к языкам?.. впрочем, языки ведь тоже… Да что я с языками этими… Как же теперь с Маринкой, как я в глаза ей смотреть буду? Она ведь меня… Стоп! А вдруг и она… и у нее… Пятьдесят на пятьдесят… Бедная, она ведь не переживет!.. То есть, переживет конечно, но какой это будет удар… Чепуха, о чем я? Она ведь любит меня, уж это-то ясно без всякой науки. Сейчас все подтвердится, и мы пойдем домой, а уж там… Что там?..
Пошел снег. Постепенно возвращалось чувство реальности, подцепив по дороге глухую тоску. Почему я не лишен способности испытывать страдания? Почему у меня нет таланта быть веселым и жизнерадостным при любых обстоятельствах? Почему я — инвалид, навсегда лишенный способности любить?!
