Ник Перумов - тема: "Псы любви"
Под благоухание праздничных пирогов, под звон курантов и шипение фейерверков наступил Новый Год. Каждый из маленьких фантазеров нашел утром под елкой самолично выбранный подарок. И девочка получила своего палевого щенка. Она уже решила, как его назовет — не мудрствуя лукаво, щенок был окрещен Пушком.
За Новым Годом подлетело Рождество, за ним подоспели Крещенские морозы, а там уже и февраль подобрался, мокрый и вьюжный, одним хорош месяц — короткий. В марте Дед Мороз засобирался в дорогу — летовать, на Северный полюс.
За мартом пробежал легкий светлый апрель, ручейки один за другим уносили на своих прозрачных спинах кораблики из бумаги, коры и веточек. В мае расцвели ландыши, за ними сирень, и вот уже подкатило, навалилось жаркое суматошное лето. На Северном полюсе хоть и не было жарко, но и здесь лето чувствовалось, белое нежаркое солнце не заходило круглые сутки — начался Полярный день.
Дед Мороз наблюдал, как медведица учит медвежонка охотиться за нерпой, когда вдруг увидел сани, подлетевшие к его ледяному дворцу. (Случайному наблюдателю дворец показался бы всего лишь валом ледяных торосов). Почувствовав неладное, дед Мороз заспешил обратно.
У крыльца переминался с ноги на ногу Крыжик. Значит, что-то важное, если он решился прилететь, высоты Крыжик боялся хуже лесного пожара.
— Умерла Веселая Сказочница, — помолчав, сказал лешачок.
Дед Мороз тяжело опустился на скамью.
— Вот беда-то. Ведь совсем недавно нас покинула Мудрая Сказочница, а мы так и не подыскали никого взамен.
— Беда, — повторил Дед Мороз. — Совсем мало сказочников у нас осталось, а значит… скоро некому будет рассказывать детям сказки. Люди потихоньку перестают верить в волшебство, и мы становимся все слабее и слабее.
— А там, глядишь, и совсем исчезнем, — пригорюнился Крыжик.
— Ладно, не грусти, — хлопнул Дед Мороз лешачка по сгорбленной спине, — может, и наладится еще, или я не волшебник уже? Найдем, кому дар Сказочницы передать.
— Да? — оживился лешачок. — Так выбери кого-нибудь поскорей.
— Дело это непростое, — сказал Дед Мороз и крепко задумался, так, что больше лешачок не решился уж ничего у него выпытывать.
День за днем лето подобралось к концу, ступила на порог осень, задождила, закружила желтым листом, и вот уже опять зимушка-зима укрыла землю пушистым снегом.
Скоро Новый Год, и вот, как в прошлом году, к Деду Морозу приехали гости. Приехала и та сероглазая девочка.
Осторожно ступая, она подошла к Деду Морозу, держа в руках своего Пушка. Шейку щенка украшала синяя ленточка. Он осторожно взял его в руки и, затаив дыхание, поглядел на мордочку. Но одного взгляда было достаточно, чтобы понять — ничего не вышло. Пуговичные глаза все так же безжизненно поблескивали, а мягкая шерстка отливала холодом. Девочка грустно поглядела на Деда Мороза. Тот ободряюще ей улыбнулся.
— Ну, ничего страшного, я же предупреждал, что это редко кому удается.
— А если бы у меня получилось?
— Тогда, — поколебавшись, ответил Дед Мороз, — это значило бы, что у тебя есть дар своей любовью оживлять игрушки, и ты могла бы стать мастером игрушек.
— Так, значит, это было испытание? И я его не выдержала? — Девочка разочарованно поглядела на щенка.
— Зато теперь я могу подарить тебе настоящую собаку, — бодро сказал Дед Мороз.
Девочка уныло кивнула, отвернулась и направилась было к саням. Но, крутанувшись на каблуках, опять подбежала к Деду Морозу.
— А как же Пушок, что с ним будет?
— Пушок? — удивился Дед Мороз. — Ну, его придется сдать в утиль, у нас и так места не хватает, не можем мы хранить негодные игрушки.
— Отдайте мне его, пожалуйста, — нахмурилась девочка.
— Отдать? А как же собака? — Дед Мороз не торопился выпускать щенка из рук.
— Верните мне Пушка, — сказала девочка, — пусть он так и остался недотыкомкой, но ведь он в этом не виноват и я его все равно люблю. И мне его жалко, — добавила она после паузы.
— Я очень рад, что ты так решила, очень, — сказал Дед Мороз, бережно вручая ей щенка. Он ненадолго задержал ее худые ручки в своих огромных ладонях.
— Ты знаешь, мне кажется, у вас с Пушком все будет хорошо.
Дед Мороз махал вслед удаляющимся саням, когда к нему подошел Крыжик.
— Мне очень жаль, что у нее не вышло, — сказал он со вздохом.
Дед Мороз поглядел на него с улыбкой.
— Кто сказал, что не вышло? Да, этого испытания она не прошла, но зато выдержала куда более важное испытание. Она доказала, что может любить и того, кто совсем несимпатичен, не ожидая и не получая ответной любви. А это особая, редкая способность. Как раз та, которой должен обладать настоящий Сказочник, который пишет сказки для всех людей, симпатичных и не очень, тех, кто рядом и тех, кого он никогда не увидит. Теперь я знаю, кому можно передать дар. Слышишь, борода, мы нашли Сказочницу! Через несколько лет я передам ей дар, и она начнет сочинять настоящие волшебные сказки. А пока, пока…
Девочка спала, рядом, на подушке, как обычно лежал Пушок. Вдруг, что-то засияло на его шерстке, что-то неуловимо изменилось. Вздрогнув, девочка проснулась и увидела рядом с собой живого, золотистого щенка со смешными висячими ушками, который смотрел на нее с любовью и преданностью, карими глазами с рыжими искорками. Искорки немного напоминали снежинки.
— Волшебник я или нет, — сказал Дед Мороз, довольно усмехаясь в седые усы.
Максим Дубровин
ПЯТЬДЕСЯТ НА ПЯТЬДЕСЯТ
Что обиднее всего — так это случайность произошедшего, полная его нелепость и недетерминированность…
Л. СарториусСначала у Лешки отрубили свет. Он звонил, ругался — без толку, авария на подстанции, до утра не дадут, плевали они на день рождения. Кое-как допраздновали при свечах и без музыки, а в десять часов, скрывая зевоту и виновато похлопывая расстроенного Леху по плечам, стали расходиться. Ушли и мы с Маринкой. Потом были сорок минут на остановке, и мы замерзли до такой степени, что не могли даже говорить, и потому втиснулись в первый попавшийся автобус, остатками цепенеющего сознания рассудив, что все они идут в центр, а там уж как-нибудь доберемся. Так мы очутились на малознакомой автостанции, не зная дороги домой и смутно представляя себе лишь направление.
— Надо было с Кораблевыми ехать, — проворчала Маринка, прикрываясь ладонью от колючего февральского снега.
— Кораблевы совсем рано ушли, не мог же я Лешку бросить вот так… — я развел руками, показывая, как я не мог бросить Лешку. Почему-то стало стыдно за жену, не могущую или не желающую понимать, что такое остаться одному в темной квартире в свой тридцатый день рождения. Стыдно не перед кем-то, а просто так.
