Е. Кочешкова - Шут
— Да ты с ума сошел?! — король медленно поднялся из ванны и, не обращая внимания на струи воды, стекающие с его тела на дорогой ковер, подошел вплотную к Шуту. Грозно возвышаясь над ним, Руальд судорожно стиснул тяжелые кулаки. Еще никогда правитель Закатного Края не смотрел на своего шута с такой злобой… «Не прибил бы», — подумалось тому, но страха больше не было. После короткого Руальдова «да» физическая боль казалась Шуту наименьшим из зол. — Ты кем себя возомнил, ничтожество?! — Руальд сгреб его за ворот так, что затрещала редкая ткань господина Бужо, и поднял над полом. Жалобно звякнули бубенцы.
Шут заглянул, наконец, королю в глаза.
Все слова, которые он так тщательно отбирал, все умные мысли, способные убедить Руальда — все разом стало ненужным. Шут понял, что его любимого друга больше нет.
— Простите, Ваше Величество! — пискнул он. — Я промазал, хотел попасть в воду, чтобы вас обрызгать… Просто обрызгать… водичкой… Простите дурака! Позвольте мне разбить все персики об эту гнусную рожу! — Шут растянул пальцами щеки и скосил глаза. Король ухмыльнулся и, отшвырнув его точно тряпку, вернулся в ванну. По-кошачьи извернувшись, Шут ловко упал на четвереньки и тоже засеменил к купальной чаше. — А я для вас песенку вспомнил! — и он во весь голос заблажил недавно подслушанные на рынке скабрезные куплеты про солдата и купчиху. Вскоре Руальд начал хохотать, а к концу песенки и вовсе забыл о своем недавнем гневе.
Шут продолжал смешить короля и когда тот, закончив мыться, принялся раздавать поручения по поводу намеченных на вечер торжеств, и когда монарх выбирал наряд на праздник, и даже во время его короткой сдержанной беседы с королевой. Руальд не был груб с ней, о необходимости расторжения свадебных уз он говорил так, будто обсуждал детали своего вечернего туалета. Элея почти ничего не проронила в ответ, и только дурацкие замечания Шута звучали аккомпанементом голосу короля. Это было не похоже на господина Патрика — рассыпаться перед монаршей четой в скабрезных глупостях. Обычно с ними Шут вел себя иначе, выбирая более утонченные способы украшения беседы… Но теперь чутье подсказывало ему, что чем меньше умных слов слетит с его губ, тем лучше. Когда-то, только появившись при дворе, он вообще предпочитал работать молча — лицом и жестами, ибо был еще недостаточно умен и образован, чтобы рассчитывать на свой язык. Шутки, к которым он привык в своей бродячей жизни, не годились для дворцовых декораций — они были слишком грубы и попросту неактуальны. Однако, на сей раз даже это балаганство казалось уместней, чем обычные дружеские подначки…
Они сидели в гостиной. Руальд смаковал вино, привезенное из похода, и забавлялся тем, что кидал в Шута косточки от вишен. Это было так на него не похоже, что Шут даже не обижался. А Элея в своем новом сумеречном платье и вовсе походила на безмолвную статую, вытесанную из мрамора. Король неспешно излагал ей причины, почему он не считает возможным их дальнейший союз. Собственно, главный аргумент был один — наследник. Вернее его отсутствие. О новой невесте он не упомянул ни разу.
Король говорил, а Шут мучился вопросом — что же нужно было сделать с человеком, чтобы он из доброго друга и заботливого мужа превратился в такое вот чудовище со студеной водой в жилах вместо крови.
По словам Руальда все было просто — верховный первосвященник признает их венчание недействительным, Элея получит хорошую компенсацию землями или золотом и будет предоставлена самой себе.
— Ты можешь вернуться к отцу, — предложил он королеве. Я прослежу, чтобы тебя сопроводили к Белым Островам со всеми надлежащими почестями. Но, если хочешь, оставайся в Золотой. Я найду для тебя чудесный особняк с садом. Или замок за городом. Дам лучших слуг.
«Что он несет, — думал Шут, — Замок за городом! Безумие… Так унижать ту, которой клялся в верности на всю жизнь…».
Элея встала.
— Довольно, — произнесла она. — Вели провести церемонию расторжения завтра. Я не желаю оставаться здесь ни одного лишнего дня, — с этими словами королева покинула гостиную.
А ведь еще два месяца назад в этой комнате звучал ее звонкий смех… Счастливая Элея кружилась у раскрытого окна, озаренная солнечным светом. Цветущая и золотистая от легкого загара, танцевала, распустив чудесные свои осенние волосы, забыв о предписаниях этикета. Не помнил о них и Руальд… Он весело пел и хлопал в ладоши, как делают это на пиру простые мужчины для своих любимых женщин. Шут наблюдал за ними украдкой, стоя за широкой темной портьерой. И было ему и радостно, и горько… Радостно, от того, что понимал чужое счастье. Горько от того, что не имел своего…
— Привезешь мне диковинных бус? — Элея обвила мужа тонкими нежными руками и заглянула ему в глаза.
— Зачем тебе бусы, птичка? Ты и без них самая красивая… — король привлек ее к себе и запечатлел на устах жены полный страсти поцелуй. Губы у Элеи были как свежий розовый бутон — чувственные, но не в пример Аритиным, по-детски нежные… В минуты, когда королева не изображала ледяную властительницу, они оказывались так очаровательно приоткрыты, будто Элея хотела что-то сказать, но не решалась…
Они с Руальдом никогда не выставляли своих ласк напоказ, и вид этого поцелуя заставил Шута поперхнуться уже заготовленной шуткой. Будто сунутый головой в ледяную воду, он стыдливо отвел глаза и, отпустив край портьеры, канул в темноту коридора для слуг, которым и пришел в апартаменты короля. Шут вовсе не намеревался подглядывать, просто так дойти было короче, и он воспользовался этим путем, спеша поделиться с Руальдом радостной новостью — в город прибыла знаменитая труппа Варлисса, о которой Шут столько рассказывал своему монаршему другу. Вообще-то этими коридорами дозволялось ходить только слугам, убирающим покои короля, но Шут, как обычно, сделал козью морду и проскочил мимо гвардейцев, которые не особенно-то его и останавливали. Все уже привыкли — господин Патрик шляется, где ему заблагорассудится.
Разве же он знал, что королевской чете вздумается миловаться прямо в гостиной…
Шут сидел на полу в коридоре и не смел выглянуть обратно, опасаясь увидеть нечто совсем уж не предназначенное для его глаз… Казалось бы, что особенного — поцелуй… но лицо Шута все еще полыхало, будто его и впрямь ожгло студеной водой.
Это было так недавно… он даже помнил холод каменных плит, проникающий сквозь тонкое трико его костюма, и улыбку Элеи, приникшей к груди мужа.
— Ваше Величество… будет война, — Шут знал, отец Элеи, нестарый еще король Давиан костьми ляжет, но соберет армию достаточную, чтобы покарать обидчиков. Жители Белых Островов пуще жизни ценили честь. На оскорбление дочери короля они могли ответить только одним решением — войной.
