Алан Гарнер - Совы на тарелках
— Попробую, — сказал Клайв.
На снимке деревья на горе напоминали полусгоревшие спички, а между ними виднелось что-то похожее на гроздь черно-белых горошин.
Но Клайв увидел в них совсем другое.
— Я бы сказал… — начал он, — здесь кто-то сидит на лошади и не то поднял шест, не то машет рукой.
— Где ты видел здесь лошадей? — спросил Роджер. — Ни одной с тех пор, как приехали. У каждого фермера трактор.
— Конечно, я не уверен, — сказал Клайв, — и не берусь утверждать… Но, может, это пони. Сейчас многие их разводят.
— А что у него на голове? — спросил Роджер. — Если это пони.
— На голове?
— Очень длинные волосы, видишь? Откинуты назад и разбросаны по плечам.
— Ну, старина, ты выдумываешь… А впрочем, возможно, ты прав — никакой это не пони, а хиппи. Длинноволосый хипповый парень. А?.. Далеко же он забрел из города.
— Посмотри еще этот снимок, папа. Здесь я недотянул выдержку. Намного темнее, но, может, для сравнения…
— Он опустил руку, кажется, наш хиппи, — сказал Клайв. — Как ты считаешь?.. Подожди, если это пони, то отчего он такой круглый?
— Быть может, просто нагнул голову? — предположил Роджер.
— Весьма вероятно… Но теперь мне начинает казаться, что это не пони и не хиппи, а мотоцикл.
— Там, на горе?
— Почему нет? Если есть дорога. Но мы бы слышали его треск… А мы ни разу… Или ты слышал, когда фотографировал?
— Нет, папа. В том-то и дело. Я никого и ничего не видел на горе. Откуда на снимке могло что-то взяться?
— Ума не приложу, старина. Если только Полубекон не заколдовал тебя.
— Ты это серьезно?
— Что серьезно?
— Ну… считаешь, что он может?
— Не говори чепухи. Мы живем не в средние века, когда одни колдовали, а другие бросали их в костер и делали из них бифштекс…
Они собрали снимки и понесли в бильярдную. Дверь туда была открыта, но войти не представлялось возможным: дорогу загораживала тачка. В ней лежали куски штукатурки, Гвин со щеткой и совком убирал последний мусор с пола.
Роджер и его отец остановились у двери. Гвин молча занимался своим делом.
— Совсем забыл, — сказал Роджер. — Я хотел кое-что показать тебе.
Гвин молчал. Роджер и отец ждали, пока он закончит.
— Уже все хорошо, старина, — сказал Клайв. — Молодец. Иди.
— Мне нужно убрать, — возразил Гвин. — Вы не против?
— Подвинь тачку, чтобы мы прошли, — ответил Клайв.
— Сейчас, мистер Брэдли. Одну минуту. — Гвин продолжал мести пол.
— Тачку немного в сторону, парень, — сказал Клайв.
— Конечно, сэр.
Он обошел бильярдный стол, обнаружил рядом с его толстой ножкой еще кусочек штукатурки, подставил совок, щеткой замел туда штукатурку, не спеша обогнул стол с другой стороны, опорожнил совок в тачку.
— Сейчас, сэр…
Гвин очень медленно вытолкнул тачку из дверей, прогремел по ступенькам и скрылся за домом.
— На грани наглости! — сказал Клайв.
— Неважно, папа… Иди сюда, посмотри. — Роджер начал раскладывать фотографии на бильярдном столе. — А что ты думаешь о нашей стенной живописи?.. Ой, где же она?!
Они увидели пустую деревянную панель в выемке стены — там, где была картина.
— Мстительный гад! Он содрал ее! Папа!.. — Роджер выскочил из бильярдной во двор, перепрыгивая через ступеньки. В отдалении Гвин катил тачку.
— Эй, ты! — заорал Роджер.
Гвин остановился.
— Иди сюда!
Роджер приблизился к Гвину.
— Зачем ты уничтожил такую картину, ты, валлийский дебил?..
— Мистер Роджер, — сказал Гвин, — мне кажется, вы давно не получали чего-то и хотите получить. Что ж, за мной не заржавеет…
15
Услыхав крики и дребезжание тачки, Элисон скатилась с постели, подбежала к окну. Она узнала голос Роджера, но его самого видно не было. Гвин катил тачку в направлении конюшни.
Солнце нагрело подоконник. Элисон положила руки на теплое дерево, прижалась лбом к стеклу. За окном, на некотором расстоянии от нее, морщилась и сверкала вода в каменном водоеме для рыбы. Вокруг чуть колыхались длинные ажурные листья папоротника.
Элисон казалось, что она видит свое отражение в водоеме. Свое и всего дома. Но слишком яркие солнечные лучи поглотили очертания дома, осталось только ее лицо… Светлые волосы…
Я и здесь, и там, думала Элисон. Как интересно. Какая же из них я? Истинная? Возможно, та, что в водоеме?.. Или не в водоеме, а в оконном стекле?..
Из дверей конюшни вышел Гвин. Он шел сгорбившись, подняв плечи, поддевая ногой все подряд камешки на дороге. Потом уселся на край водоема, рядом с отражением Элисон. Похоже, он видел ее там, в воде.
Я сейчас здесь, а он там, подумала у окошка Элисон. Или, может, мы оба там, вместе… Может быть, там я настоящая, а тут мое отражение? И мы сейчас разговариваем там друг с другом…
— Эй, Гвин! Привет! — кажется, крикнула она… Какая из двух?
Он не ответил. Он протянул руку к воде, коснулся ее волос, и сразу на месте лица все стало белым и золотистым, и Элисон поняла, что она стоит здесь, у окна, только здесь, и щеке стало немного больно, так сильно прижимала она ее к оконной раме.
— Гвин! — кажется, позвала она его опять.
Он поднял голову. Он не ожидал увидеть ее сейчас. Ему было не до нее: он продолжал бороться со своей злобой. Борьба началась давно — еще когда он толкал тачку к мусорной куче.
Вид подернутой золотистой рябью воды немного успокоил его… Так бы сидеть тут и сидеть…
Прозвучал гонг ко второму завтраку. Элисон поспешила вниз, Гвин медленно отправился на кухню, чтобы помочь матери.
— Где ты был? — спросила та, вернувшись из столовой, куда относила первое блюдо. — Мистер Брэдли спрашивал про тебя.
— Я размышлял, куда бы лучше врезать его сыну и наследнику, — ответил Гвин.
— За что?
— Это наше личное.
— Ты ударил его?
— Пока нет. Отец помешал.
— Очень жаль.
Мать понесла в столовую поднос с нарезанным сыром.
Гвин с некоторым удивлением посмотрел ей вслед: матери тоже хочется кого-то огреть? Занятно.
Он начал мыть посуду, ставить ее в сушилку. Потом в голову пришла дерзкая мысль, Даже руки зачесались… Ох, надо бы сделать! Только тихой осторожно. Назло всем!..
Он помнил, что видел их в разных комнатах. Всего, кажется, пять коробок. Если взять по две… ну, по три штуки из каждой, никто ничего не заметит. А у матери будет зато вдоволь курева. Когда еще он сходит в магазин!.. И денег мало…
Он вытер руки. Начать он решил с гостиной. Там стояла большая коробка, набитая доверху — наверно, штук сто сигарет. Он взял фазу десяток, но решил, что это перебор, и положил половину обратно. Потом пошел в переднюю, там он обнаружил целых две коробки — одна почти пустая, оттуда он не взял ничего, из второй вынул три штуки.
