Марина и Сергей Дяченко - Алена и Аспирин
— Мойся, — сказал Аспирин сквозь зубы. — Чтобы тебя смыло.
Алена не ответила.
Аспирин нашел в баре бутылку армянского коньяка, страшно дорогого, припасенного на праздник. Распечатал и отхлебнул. Показалось мало; он лег, пачкая простыни кровью, которая все сочилась, не переставая. Отхлебнул еще.
Подумалось: а может, сожрать пачку снотворного, заглотать коньяком и — бултых в постельку?
— Чтоб тебя смыло в канализацию к чертям собачьим, — сказал он, слушая шум воды в ванной. — Дождешься, я спалю хату вместе с твоим… Хата застрахована… а он — нет!
Он засмеялся, довольный такой удачной мыслью. Представил, как обливает дом изнутри бензином и бросает спичку, и уходит, заперев снаружи бронированную дверь…
…И как эта дверь сносится с петель — изнутри. Нет, так не пойдет, надо сразу — мощным взрывом…
Вспомнилась мертвая собака в подворотне. Вот именно так — разорвать пополам…
Он поднялся, полез в письменный стол, отыскал свой иностранный паспорт. Визу надо делать заново.
При большом скоплении людей эта тварь не решится на него напасть. А если решится — будут свидетели. Тогда Асперина не упекут в сумасшедший дом, если он расскажет всю правду…
Всю правду?
Морщась, преодолевая боль, он сел к столу и включил ноутбук.
ПятницаОн не знал, спала Алена в эту ночь или нет. В половине четвертого утра, когда он решил выпить кофе, кухня оказалась пустой — и это было как нельзя кстати, потому что находиться в одном помещении с двумя крайне неприятными тварями Аспирин не желал.
Он наполнил термос и унес к себе в спальню-кабинет — чтобы прихлебывать без отрыва от производства. Он наливал в чашку кофе и разбавлял коньяком, отпивал — и разбавлял снова, отпивал еще — доливал коньяком, и так до тех пор, пока в чашке почти не оставалось кофе. Тогда Аспирин начинал доливать из термоса, отхлебывать и доливать, пока процентное содержание коньяка не уменьшалось катастрофически и Аспирин не начинал мерзнуть. Его колотила дрожь — от кофе, или от стресса, а может, от вдохновения. К шести часам текст был готов — огромная, почти на авторский лист, исповедь некоего Алексея Г., преследуемого инфернальной девочкой и медведем-убийцей. Доведенный до отчаяния человек догадывался, что ему никто не поверит, и потому не сообщал в редакцию своего настоящего имени — боялся, что соседи узнают и назовут сумасшедшим…
Аспирин перечитал статью, выправил несколько слов и остался очень доволен собой — профессионализм, мать его, не пропьешь. Выхлебал остатки кофе из термоса; его мутило. Лег на постель, укрылся с головой и на минутку закрыл глаза. Когда он поднял голову, на часах было одиннадцать утра.
На кухне позвякивали посудой.
Аспирин помнил все и ни на секунду не позволил себе надежды на «А вдруг приснилось?». Ухо болело даже сильнее, чем вчера. Голова казалась много тяжелее туловища и норовила перевесить. Аспирин потянулся за телефоном и позвонил в редакцию «Запретной правды».
Авторитет, какой-никакой, у «Доктора Аспирина» был — его сразу соединили с шефом.
— Приноси, — сказал шеф.
— Через час, — сказал Аспирин. — Раньше не выйдет.
Распрощавшись с редактором, он с третьей попытки встал. Посмотрел в зеркало. Вздохнул.
Есть не хотелось. Только пить. Воды, а не кофе. И еще хотелось курить, но пачка была пуста, и тошнотворно воняла пепельница.
Он поставил «письмо» распечатываться и вышел из комнаты, как космонавт на чужую планету. Алена была на кухне — он слышал шаги, тихий шелест газеты, звяканье вилки о тарелку. Со щелчком выключился электрический чайник.
Пахло яичницей.
Аспирин заглянул в гостиную. На диване лежал аккуратно сложенный плед, вокруг на полу стопками помещались диски — как столбики монет на конторке менялы. Аудиоцентр работал — значит, Алена в наушниках…
Мишутки нигде не было видно. Таскает с собой, понял Аспирин. Теперь она не будет такой дурой, не оставит своего телохранителя, не выпустит из рук.
Ну и пусть.
Он побрился, морщась от боли. Оделся, сунул в карман дискету и в кейс — распечатку. Привычно нащупал ключи от машины, и тут же чуть не захныкал в голос, вспомнив, на что похожа теперь его «Шкода»…
Интересно, страховку выплатят? У любого механика, когда он присмотрится, лысина дыбом встанет: что за странный характер повреждения?
— Ты куда? — спросила Алена.
Вопрос застал его, когда Аспирин уже переступал порог.
— На работу, — сообщил он мрачно. — В редакцию. Думаешь, тот хлеб, что ты жрешь, прямо с неба падает?
Она ничего не сказала, и он захлопнул дверь.
* * *— Годится, — сказал редактор. — Даже очень. Ты фантастические романы не пробовал писать?
— Пробовал, — сказал Аспирин. — В детстве. Про космонавтов.
— Про космонавтов теперь не проканает, — сказал редактор.
— Смотря про каких, — резонно возразил Аспирин.
— А что это у тебя с мордой? — осклабился редактор. — Бабы за «Мачо» побили? Прямо когти видны…
— В столб врезался, — сказал Аспирин. — Когда вчера ночью грибы собирал.
Редактор расхохотался.
Через пятнадцать минут Аспирин вышел на улицу, приятно отягощенный пачечкой денег. На носу у него сидели темные очки, опухший глаз почти не раскрывался и ухо саднило, тем не менее Аспирин чувствовал себя куда лучше. Его история разойдется миллионным тиражом. Пусть читают, удивляются либо смеются — пусть; в следующий раз призадумаются, увидев на улице босого человека в камуфляжных штанах и с кожаным футляром на шее. Современный мир — сумасшедший, здесь правда оказывается бредом, бред способен обернуться правдой, и все это — хотя бы на интуитивном уровне — чувствуют…
Правда — это то, во что верят. На этом тезисе стоят столпы замечателных книг, но ему, Аспирину, плевать на высокое искусство. Он журналист, а значит, часть всемирной машины, созидающей правду из пустоты.
Вокруг его машины во дворе стояли мальчишки.
— Дядь-Леша, — спросил тринадцатилетний сосед с седьмого этажа, — а чем это вы, а?
— Это я плюшевого медвежонка посадил в багажник, — сказал Аспирин. — А он разозлился и вылез.
Мальчишки захихикали, переглядываясь.
— Как приятно говорить правду, — пробормотал Аспирин и прошел мимо них в подъезд.
* * *В квартире не оказалось ни Алены, ни ее медведя. На диване валялись наушники и диски. Посуда на кухне была вымыта, стол вытерт до блеска.
Может, она ушла навсегда, спросил себя Аспирин. И сам себе ответил с кривой ухмылочкой: как же. Специальное выражение есть для таких случаев: «Агащазблин»…
