Дэвид Геммел - Яростный клинок
Весной он вместе с пятью другими мужчинами отправился отражать набег паннонов. В последовавшей короткой схватке Руатайн зарубил двоих. В таких набегах обычно никого не убивали. Часто брали в плен и потом отпускали за небольшой выкуп. Когда люди все же погибали, обычно причиной тому были фатальные случайности — неловкое падение с лошади или бегущий в панике скот, сметающий все на своем пути. А в тот день Руатайн бросился к паннонам, размахивая железным мечом. Двое немедленно пали мертвыми, остальные побросали оружие.
Руатайн двинулся к пленникам, и глаза его горели боевой яростью. Арбонакаст заступил господину дорогу.
— Думаю, все уже кончено, — сказал он.
На мгновение всем риганте показалось, что воин сейчас ударит мечом своего, но Руатайн развернул лошадь и поехал в Три Ручья.
Он часто думал о тех двух убитых. Оба были совсем молоды и отправились в первый набег. Ни один из них не ждал, что умрет. Руатайн остро чувствовал свою вину. Он мог — и должен был — сбить их на землю ударами плашмя. Воин думал о них и сейчас, возвращаясь домой. Расседлав коня, он пустил его пастись.
В этот момент раздался стук копыт. Обернувшись, Руатайн увидел, как по восточному мосту скачет всадник, еще один пастух, Каста, сын Арбона. Он должен был собирать скот в южных холмах.
— Что такое, парень? — спросил Руатайн.
— Медведь-людоед, мой господин, напал на трех детей около поселения норвинов. Двоих убил, третьего унес. Его будто бы ранили, однако он ушел от охотников в западном направлении.
— Они загнали его в наши земли и побоялись преследовать дальше?
— Похоже, так, господин. Говорят, что медведь большой — такого огромного они еще не видели. .
— Где его ранили?
— В шести милях от водопада Ригуан.
Руатайна охватил страх — мальчики отправились туда купаться.
— Собери людей. Принесите копья и веревки. Бросившись в дом, он взял железный меч и охотничье копье.
ГЛАВА 5
Несмотря на холод, Риамфаде не хотелось вылезать из воды. Он знал, что плавает последний раз в году. Уже приближалась зима, в холмах падал первый снег. Юноша поплавал на спине, затем перевернулся и принялся наблюдать, как лучи солнца сверкают в струях водопада. Справа от него появилась радуга, и Риамфада, зачарованный, принялся смотреть на нее с восхищением. Затем рваное облако закрыло солнце, и радуга исчезла. Ах, если бы я только мог создавать такие цвета, подумал он.
Где-то вверху раздался крик Гованнана. Взглянув в его сторону, юноша увидел, как сын кузнеца прыгает в воду со скалы. Потом он вынырнул, приглаживая длинные волосы, и поплыл к Риамфаде.
— Ну что, накупался, маленькая рыбка?
— Еще чуть-чуть, — ответил его друг.
— У тебя губы посинели. Думаю, самое время вытереться. Гованнан бросил взгляд на берег, где Коннавар и Браэфар разожгли небольшой костер. Другие ребята сели вокруг него. Риамфада с разочарованием увидел среди них Галаниса и его брата. Они всегда пялились на него, и разговор неизбежно обращался к его увечным ногам. Это семейство появилось в деревне недавно, когда их отец приехал с юга работать на Руатайна.
Риамфада неохотно повернул к берегу; Гованнан плыл рядом. Когда они доплыли, сын кузнеца вытащил его и отнес к огню, вытер ему ноги и обернул теплым плащом.
— Будет холодная зима, — заметил Конн.
— И длинная, — грустно согласился Риамфада.
Гованнан вытерся, оделся и принялся пускать по воде «блинчики». Коннавар подошел к нему с камнями в руке. Немедленно началось соревнование — кто кинет дальше. Браэфар сел рядом с Риамфадой.
— Ну вот, — сказал он, — опять. Они соревнуются во всем. Увечного юношу пробрала дрожь, и Крыло помог ему одеться и подкинул дров в костер.
— Может, тебя заколдовали? — предположил Галанис. Он был высоким худым рыжеволосым юношей с рябым лицом.
— Заколдовали? О чем ты? — спросил Риамфада с тяжелым сердцем.
— Мы с братьями думали, уж не сиды ли наложили на тебя проклятие.
Два других молодых человека, Барис и Гетенан, тоже смотрели на калеку.
— Не думаю, чтобы кто-то меня проклинал, — неохотно ответил тот. — В год, когда я родился, было много увечных детей. Все они умерли. Ворна говорит, что их матерей одолела болезнь.
— Лично я бы лучше умер, чем был калекой.
— Заткнись, Барис, — набросился на него Браэфар. — Какие глупости ты говоришь!
— Но это правда, — ответил Барис, краснея.
— Это правда для тебя, — сказал Риамфада. — Ты всю жизнь ходил и бегал. Для тебя потеря ног была бы ужасной трагедией. А я никогда не пользовался ими и привык быть таким.
— Что за сюрприз ты нам обещал? — спросил Браэфар, желая сменить тему.
Риамфада улыбнулся и окликнул Конна и Гованнана. Юноши оставили свое соревнование и подошли к костру.
— У меня камень подпрыгнул семь раз, — сообщил Ван. — На два раза больше, чем у него.
— Ты нашел камень лучше, — проворчал Коннавар.
Когда они уселись, Риамфада отвязал поясной мешочек и положил его на колени.
— У меня есть подарки для вас троих, — сказал он. — Вы были очень добры ко мне, и я захотел отблагодарить вас. Надеюсь, вы не обидитесь.
Он развязал последний узелок и раскрыл мешочек. Оттуда вытащил застежку для плаща из сверкающей бронзы и протянул ее Гованнану. Она была в форме оленя в прыжке и украшена серебряными завитками.
— Какая красота, — проговорил Ван. — Никогда не видел такой чудесной вещи.
Риамфада вынул из мешочка вторую брошь — маленький плетеный щит, сделанный из серебряных проволочек. И наконец, он вручил подарок Конну: бронзовый олененок запутался в серебряных терниях на полоске яркого золота.
— Не знаю, что и сказать, — произнес Конн.
— Тогда я скажу за тебя, братец, — вмешался Браэфар. — Спасибо, маленькая рыбка. Это чудесные подарки.
— А нам ничего? — спросил Галанис. — Не знал, что за ношение калек полагаются такие славные вещицы.
— Думай, что говоришь, — оборвал его Гованнан. — Или будешь собирать собственные зубы.
— Там, откуда я родом, умение говорить прямо считается достоинством.
— Между умением говорить прямо и грубостью есть большая разница, — сказал Браэфар. — И вам лучше запомнить это, если хотите, чтобы с вами дружили. Например, я не припомню, чтобы кто-нибудь из нас произнес вслух, что таких уродливых парней, как вы, свет не видывал. Твое лицо, Галанис, напоминает дерево, в котором хотел угнездиться дятел. И все же, полагаю, что там, откуда вы родом, это сочли бы прямотой.
Три брата поднялись и отправились в деревню. Последовало неловкое молчание. Молодой калека сидел как в воду опущенный. Конн нагнулся и положил руку ему на плечо.
