Руслан Мельников - Князь-волхв
Справа и слева мелькали цепочки огней. Стесненные границами узкого ристалища и принужденные к лобовому столкновению с врагом, чьи копья длиннее, щиты больше, а кони крупнее, татары тем не менее стремительно набирали скорость. Тоже пригнувшись, тоже укрывшись за гривастыми лошадиными шеями и легкими круглыми щитами.
И — крича без передыху, без умолку.
В таком оре трудно было отдавать команды. Голосом — почти невозможно. Но не случайно на копье Бельгутая прикрепили приметный сигнальный бунчук.
Нойон резко взмахнул своим жада. Черный конский хвост мотнулся вправо-влево. Это был знак. Татарские всадники, и без того не особо стремившиеся удержать строй, вовсе рассыпались. Настолько, конечно, насколько позволяло имевшееся в их распоряжении пространство. Теперь они неслись по тесному ристалищу бесформенной кучкой, друг за другом, то разъезжаясь, то съезжаясь вплотную.
Длинные рыцарские копья неуверенно дернулись из стороны в сторону. Латиняне, ожидавшие красивого и вполне предсказуемого столкновения стенка на стенку, где каждый бьется с противником один на один, тоже попытались перестроиться на скаку и вынудить развалившуюся, смешавшуюся группу чужих всадников к привычной манере турнирного боя.
Но момент был упущен. Времени оставалось слишком мало. И серии единоборств из бухурта не получилось.
Раскинувшаяся от края до края ристалища, только-только начавшаяся раскалываться и изгибаться цепь немецких рыцарей налетела на плотный комок степняков. Приняла на себя его удар чуть правее от центра.
Хруст. Треск…
Два отряда сшиблись неподалеку от императорского трона. Если бы не плотная стена щитоносцев и копейщиков, выстроившаяся сразу за огнями и надежно прикрывавшая шатер Феодорлиха, до императора можно было бы добраться в несколько конских скоков. Повалить факелы, прорваться сквозь пламя, ткнуть тупым копьем в белеющее под золотой короной лицо. Но…
Лязг. Крик…
Но сейчас было не до императора. И все мысли были сейчас о другом.
Всхрап. Всхрип…
Всадники столкнулись с такой силой, яростью и азартом, которые рождаются не на потешных схватках, а только лишь в настоящих сечах. Даже огни факелов с шипением и гулом отшатнулись от налетевших друг на друга турнирных бойцов.
Неожиданный маневр, предпринятый татарами, позволил запутать рыцарей и избежать неминуемого разгрома с первой же сшибки. Немцы, скакавшие плотной шеренгой, не успели заново распределить между собой всех противников, сбившихся в кучу и укрывшихся один за другим.
В кого-то из татар ударило два, а то и три коронеля сразу. Кто-то, наоборот, воспользовавшись этим, сумел избежать сокрушительного удара и, проскользнув меж длинных древков, достал противника сам.
Все смешалось — германские рыцари и нукеры Бельгутая, обломки турнирных лэнсов и выроненные из ослабевших пальцев жада степняков, падающие щиты и слетающие с голов шеломы. Задергались огни. С новой силой и неистовством запрыгали тени. Взвилась пыль, поднятая бойцами. Повалились первые сбитые всадники. Большей частью — татары: иначе в этой схватке, увы, быть попросту не могло.
Вот один степняк, приняв таранный копейный тычок в нагрудные пластины куяка, соскальзывает с седла. Вот второй, наткнувшись стальным забралом-личиной на массивный коронель, кубарем катится по земле. Вот третий, нелепо взмахнув остатками разбитого щита на левой руке, валится набок и волочится за стременем. А вот и четвертый, сам чудом удержавшись в седле, рухнул вместе с лошадью, сбитой широкогрудым рыцарским жеребцом.
Зато там вон, справа, сверзился наземь немец в рогатом шлеме. И на левом фланге копыта низкорослого татарского конька уже топчут рыцарский плащ и треугольный латинянский щит.
Бельгутай налетел на германские копья в числе первых, однако сумел усидеть на лошади. Причем не просто усидеть. В нойона было направлено два копья. Одно целило в грудь. Второе — в забрало-тумагу. Нанести сокрушительный удар в голову намеревался Зигфрид фон Гебердорф. Лицо дерзкого юнца скрывал горшковидный шлем, зато напоказ были выставлены геральдические львы на щите и нагрудной котте.
Копья ударили почти одновременно. И от обоих Бельгутай увернулся, резко бросив тело вправо и на миг зависнув у бока приземистой степной лошадки, подобно вьючному мешку. Коронели мелькнули над опустевшим седлом. Длинные древки стукнулись друг о друга и разошлись. А Бельгутай вновь взлетел на коня — забрасывая щит на плечо, отпуская повод и обеими руками хватаясь за свое короткое копьецо.
Колоть тупым оружием Бельгутай не стал. Бесполезно, да и не было на то времени: промахнувшиеся немецкие рыцари уже проносились мимо, ворочая тяжелые турнирные лэнсы, выискивая за спиной ханского посла другие — менее верткие и ловкие — цели. Однако, прежде чем германцы умчались прочь, копье посла резко ушло в сторону и назад.
Черной кистью мазнул по воздуху бунчук нойона. Конский хвост на татарском жада хлестнул по рыцарскому доспеху. Изогнутый металлический коготь впился в латы. Бельгутай зацепил копейным крюком рыцаря, скакавшего справа.
Дернул…
Сдернул!
Седло с высокой спинкой не помогло немцу. Золоченые шпоры блеснули над изогнутой седельной лукой. Латинянин на полном скаку грохнулся наземь.
«Жаль, не Зигфрид!» — еще промелькнуло в голове Тимофея.
И тут… И вдруг… Что-то произошло. Краем глаза Тимофей заметил, как Бельгутай дернулся, словно от вражеской стрелы, внезапно ужалившей в спину. Краем сознания удивился. Не было ведь никаких стрел! И не было иных видимых причин, которые могли бы заставить кочевника так пошатнуться в седле. Выронить оружие. Судорожно вцепиться в повод…
Но татарский нойон уже унесся дальше, за распавшийся немецкий строй. И Тимофей забыл о Бельгутае. Пришел его черед уворачиваться от копья-тарана с массивным железным копытом на конце. Рыцарь, украшенный львами, избрал новой мишенью посольского толмача.
* * *Зигфрид фон Гебердорф — и никто иной — мчался во весь опор на Тимофея! Что ж, пришло время проучить спесивого мальчишку! Нахлынувшее яростное, слепящее опьянение боем захлестнуло Тимофея с головой. Овладело им, утопило, растворило в себе и в мелькающих факельных огнях.
К счастью, после неудачной атаки на Бельгутая немец не успел как следует довернуть тяжелое турнирное оружие. Тимофей исхитрился сильным взмахом своего копья отбить направленный в лицо коронель. Щит, подставленный под неопасный уже — скользящий — удар, отбросил рыцарский лэнс еще дальше.
А ратовище Тимофеева копья, закрутившись по инерции в руке, легло поперек седла, перегораживая путь немецкому жеребцу. Было лишь мгновение, доля мгновения, на принятие верного решения. Еще меньше — на действие. Но Тимофей успел отреагировать.
