Андрей Лавистов - Нелюди Великой реки. Полуэльф
Когда Парфенов отпустил нас все-таки по домам, я невольно перешел на бег — так не терпелось выяснить, как Виталя отбоярился, если урядники к нему заходили, да как он там, в гостинице, не сдох еще от бескормицы?
Оказалось, не сдох. В размерах подуменьшился, из лежачих больных перешел в ходячие, захапал мой шерстяной свитер, ставший для него водолазкой, безбожно растянув его, подкормился в местном трактире, приказав занести расходы на мой счет, о чем мне радостно и сообщил гостиничник. Нет сил называть этого длиннобородого и длинноволосого старика с очками в стальной оправе портье, хоть убейте. И еще этот нетипичный представитель прислуги поджимал губешки так, что я сразу понял — что-то нехорошее случилось. Виталя, выглядящий вполне свежо, просветил меня, что, во-первых, полицейские, заходившие проверить, все ли в порядке, наверняка посчитали нас извращенцами и приверженцами «эльфийской любви», раз мы в одном номере оказались. А он, Виталя, значит, так испугался, что не стал этого опровергать. Вот спасибо, вот удружил. Тут бьешься, бьешься, а тебе нож в спину. Хотелось пнуть этого мерзавца между ног пыром, да не стал — еще сбегутся на скандал.
И еще Виталя выходил в город. На мое злобное шипение он ответил, что в моем свитере его все равно никто не узнает, с голоду подыхать ему никакого резону не было, шмотки свои из гостиницы «Шакшинской» он забрал, там же пришлось распрощаться с последними деньгами. Так что, во-вторых, теперь он целиком и полностью зависит от моего милосердия.
— Вот спасибо, не знаю, что и делал бы без такого подарка, — проворчал я, но гнать Виталю не стал: пойти ему все равно некуда. И были у меня насчет него некоторые подозрения, что без его помощи назначенной премии за украденные изумруды не видать мне, как своих ушей.
— Не жмись, Корнеев. — Виталя был в добродушном настроении. — Я приятеля встретил, Игната, ты его вряд ли знаешь — на два курса младше меня был, учился на нашем факультете. Здесь целительствует. Так вот, он мне дал приглашение на бал, завтра вечером. Бал традиционный — черный фрак или пиджак, смокинг тоже можно — это предводитель дворянства, Евгений Васильевич, приглашают… Он всегда дает бал на день рождения жены, да еще повод есть — какой-то Василь Васильич выздоровел. Я для тебя приглашение тоже взял. Знаю ведь тебя: сразу, откуда ни возьмись, отыщутся сердобольные дамы бальзаковского возраста, желающие вылечить тебя от болезни, коей является однополая любовь, а ты, не будь дурак…
Удар кулака бросил Виталю на кровать.
— Ты чего??? — заорал он, не пытаясь подняться, наоборот, запрокидывая голову с ползущей из носа темной струйкой крови. Зубки, впрочем, удлинились нехило. Ну да у меня «чекан» под рукой.
— Мы с тобой никогда ведь не были особыми приятелями, Виталя, — сказал я ядовито, потирая костяшки пальцев, — с чего ты взял, что можешь говорить при мне сальности, да еще после того, как ославил меня гомиком?
— Какой ты ханжа, Корнеев, — печально констатировал Виталя. — Как будто я сам не пострадал. И всего-то хотел тебя развеселить чуть-чуть. Думаешь, мне удобно, что ты на меня деньги тратишь, спасаешь меня и вообще возишься как с писаной торбой… А когда ты в Академии преподавал, знаешь, как на тебя девчонки западали?
Грубая лесть, но все равно приятно.
— Проехали! — выставил я ладонь, и Виталя, ухватившись за нее, был водружен в вертикальное положение. — Балы я люблю, но опоздаю сильно. У меня служба! — предупредил я Виталю, но ему было не до этого. Опять какие-то схемы в записной книжке стал чертить. Вот он настоящий ученый, а я погулять вышел.
* * *На службу я опять не опоздал. Сам себе удивляюсь: никогда такого за мной не водилось. На самом деле, если у кого-то будет желание меня обвинить в том, что я убил важного свидетеля, в смысле крокодильчика, то лишнего повода лучше не давать.
Интересно одно — допрашивали «первого» оборотня до того, как он сдох, или нет? Хотя, что животное скажет? Р-р-р? Или его можно заставить сменить облик, превратиться в человека? И где, ежкин кот, смарагды? Если Виталя не брал, то кто вообще брал?
Ивана Сергеевича подвез к крыльцу какой-то бравый урядник на «виллисе», причем лицо у пристава было растерянным и каким-то расстроенным. А где несравненная Натали? Скучно же без нее.
— Все здесь? — поинтересовался он довольно неприязненно у Парфенова.
— Точно так, Иван Сергеевич! — отрапортовал вахмистр, бросив на меня быстрый взгляд. Я как раз перестал дышать как запаленная лошадь.
— С сего момента группы по найму городского ополчения не существует, — сухо и спокойно проговорил пристав. — Распоряжением агента сыскного отделения Каменецкого. — И продолжил, чуть мягче: — У вас нет причины быть недовольными. В группе нет потерь, двадцать рублей золотом за два дня — вполне нормальная цена за тот риск, которому вы подверглись. Да, надеюсь, вы оценили деликатесный стол у Собакина. Претензий мне прошу не предъявлять, я с сегодняшнего дня в отпуске. Пошли, Парфенов, нам теперь отчеты писать. Свободны! Корнеев, в качестве прощального жеста полтораста за мертвого ящера получи, вексель выписан уже.
Вот так. И засуньте свои вопросы, дорогие ополченцы, себе в… Но от денег кто ж отказывается?
В отпуск, значит, Василь Васильич вас, дорогой пристав, «ушли»? И так понятно, без комментариев. Что там Глоин по поводу отпуска говорил? Ладно, на балу должны же о чем-нибудь люди болтать. А я туда пойду — глядишь, выздоровевшего Вась-Васю встречу… И еще кое-кого!
ГЛАВА 4,
Бал в зале Благородного собрания хоть и в уездном городе — это, конечно, еще то испытание для нервов ученого сухаря, каким всегда был Виталя. Да еще с кучей комплексов — когда твое тело то увеличивается в объеме, то уменьшается, комплексами обзаводишься на раз. Хорошо, что в Сеславине можно было взять напрокат одежду для «выхода». Смокинг на Стрекалове сидел, правда, как кавалерийское седло на корове. А я, пользуясь тем, что под понятие «черный пиджак» можно было подогнать множество самых разных нарядов, нашел на плечиках, висящих на длинной трубе в углу конторы, где сдавалось внаем все — от гробов до свадебных платьев, — старинный черный сюртук с бархатным воротником и бархатными же обшлагами. К нему кружевное жабо, белый галстук, больше напоминающий шейный платок. И жилет. Жилет я нашел изумрудный, с золотым шитьем. Эх, отлично подошел бы, так сказать, к цвету глаз. Не люблю с золотым шитьем — безвкусица. Пришлось довольствоваться простым черным жилетом, больше напоминающим старинный камзол, если бы не явные следы наплечной кобуры на материале — там, где проходили ремни, он вытерся и залоснился. На показанные следы приказчик лишь горестно вздохнул, возведя очи горе, но при этом заверил, что если не снимать сюртука, то никто ничего не увидит.
— А если мне предложат сыграть в бильярд? — возмущенно спросил я. Чем больше возмущаешься, тем на большую скидку можно рассчитывать, а то ведь кошелек у меня не резиновый. — Да! Если на бильярде, так снимать придется!
— Что вы, что вы, Петр Андреевич! — Надо же, по имени-отчеству запомнил. А я представлялся? Если нет, то это слава. Всегда знал, что настанет день, когда имя Петра Корнеева будет на устах у всех — от мала до велика. — Бильярдные столы не ставят в зале Благородного собрания! — Последние слова приказчик произнес с каким-то подвыванием, показывающим, как он уважает все Благородное собрание. — Ибо не трактир-с!
Благородный гнев приказчика, заставивший его употребить высокое «ибо», несколько остудил мой собственный, тем более что я понял: эту акулу розничной торговли и арендных услуг на мелководье не подловишь. Пришлось соглашаться на все его условия. Одна проблема — костюмчик мне был широк. Что в плечах, что в боках. И не только сюртук, но и жилет и брюки. Как и все остальные костюмы в этом милом месте.
Удалось только договориться о том, что мой сюртук, жилет, он же камзол, штаны и рубаха — все будут ушиты мной за собственный счет и затем приняты без возражений и дополнительной платы. Пункт проката на этом ничего не теряет, а наоборот, обзаводится вещичками редкого размера. Пришлось, конечно, дать десятку лично в ладошку приказчику. Он же посоветовал хорошего портного, который может сделать всю работу за пару часов.
К портному пришлось бежать немедленно — для бала многие, вероятно, перешивали или чинили свои парадно-выгребные костюмчики, а потому была вероятность, что я наткнусь на очередь. Ничуть не бывало. Портной, ателье которого занимало довольно светлое и просторное помещение на первом этаже трехэтажного особнячка на Арсенальной площади, встретил меня приветливо и радостно, взмахнув руками и воскликнувши:
