Катерина Диченко - Механик и все-все-все
— Спокойной вам ночи, Базиль.
Собрав вещи со стола, я развернулась от горестно вздыхающего мужчины, направилась в сторону лестницы.
— Главное окна на ночь не открывайте, — напутствовал мне в спину Ружеч. — Залетевшая в форточку бабочка — к тяжкой болезни.
Спрашивать откуда в это время могут появиться бабочки — означало нарваться на долгую, нудную лекцию о народных приметах и иже с ними.
— Легче стакан уксуса выпить, чем с этим рудокопом разговаривать.
Я устало плюхнулась на кровать рядом с Шэйном и блаженно вытянула ноги. Усталость приятно разлилась по телу.
— Мне надо было остаться с тобой?
В серьезных глазах Шэйна мелькнула искренняя забота.
— Ты бы мне все равно ничем не помог. Этот Базиль… Я в жизни не встречала большего пессимиста и знатока народных примет. Плохих! В каждом жесте, в каждом нечаянно оброненном предмете он видит дурное предзнаменование. Это ж невозможно!
— Теперь понятно, почему Кузьмич так странно отреагировал на твой вопрос, — ехидно усмехнулся парень, напрочь игнорируя мой возмущенный взгляд.
Ах, так! Тогда в следующий раз пусть сам общается с этим «вещуном», а я посмотрю насколько весело ему после этого будет.
— Кстати, — неожиданно серьезно начал Шэйн, оставив шутливый тон, — пока ты была внизу, Кузьмич принес очиститель и кусок руды, который достался ему от Верковена.
Честно говоря, я совершенно забыла, что меня ждет важная и совсем безрадостная работа.
Очиститель воздуха — устройство со сложным механизмом и запутанной схемой, был сделан в форме вытянутого прямоугольника сорок на десять сантиметров из тонкого металла серебристого цвета. Как и все остальные механизмы подобного рода, он работал бесшумно и весил не более килограмма.
К слову заметить, в комнате, которую нам выделил Кузьмич, было минимум мебели: две кровати, тумбочка, простой стол у окна и один стул. Зато была отдельная ванная — огромный плюс, подавляющий все минусы.
Неисправный очиститель лежал на столе, занимая большую его часть, и отбивал гладкой поверхностью холодный свет лампы. Разложив рядом с ним инструменты и сделав более яркое освещение, я придвинула стул и села за стол. Этой ночью мне не предвидится сон.
— Ты не будешь ложиться? — мрачно уточнил Шэйн, словно прочитав мои мысли.
— Вряд ли. До утра мне нужно тщательно проверить систему и понять, что с ней не так. Так что… ложись без меня. Я постараюсь тебе не мешать.
Хотелось разобраться с этим побыстрее, поэтому я перестала обращать внимание на Шэйна и приступила к работе. Самым тяжелым оказалось начать. Я и не подозревала, что это будет настолько сложно. Одно дело — выполнять работу для совершенно незнакомых людей, а другое — для тех, кого хорошо знаешь. Для тех, кого хорошо знал. Мне до сих пор не верилось, что Брагара мертв. О смерти никогда по серьезному не задумываешься, пока она не случится. Вот и сейчас мне казалось, что я вот-вот услышу недовольный голос профессора, отчитывающий меня за неправильно поставленную деталь или неправильно прочитанную схему. Я не любила Верковена. Не в самом худшем смысле этого слова. Он был ворчлив, резок, принципиален и порой чересчур суров, но именно благодаря ему многие из нас не погибли в первые годы после окончания учебы, ведь даже самая маленькая и незначительная ошибка в нашей работе может стоить жизни и не только нашей. Только за это я безмерно ему благодарна. Многое приходит с возрастом и опытом. Тогда, будучи неоправданно самоуверенной и амбициозной студенткой, я считала, что Брагара — чванливый старик, незаслуженно придирающийся по пустякам и ненавидящий студентов. Теперь — работая самостоятельно и испытав на собственной шкуре все прелести профессии механика, я знаю, что он пытался сделать из нас настоящих специалистов, достойных звания мастера. Профессор Верковен такая же важная часть моей жизни, как и родители, как дед и многие другие, занявшие место у меня в сердце и принявшие участие в моем воспитании. Я слишком много теряла и отдавала просто так и сейчас я обязана докопаться до правды. Пусть и посмертно, но я все-таки докажу своему мастеру, что его ученица чего-то да стоит.
Ночь почти закончилась. До того как рассвет вступит в свои права оставалось совсем немного. Звезды на безоблачном небе поблекли и стали едва различимы. Над землей, рваными бледно-желтыми кусками стелился туман, словно неведомое животное, окутывая невесомыми лапами все, к чему дотягивался. Морозный воздух искрился предрассветной чистотой и свежестью.
Я сидела на крыльце и устало любовалась кружевом инея, щедро устлавшим хрупким ковром стойкую к морозам траву. Я не чувствовала физической усталости так таковой, хотя шею ломило от многочасовой работы за столом, а глаза слезились от недосыпания. Больше всего я сейчас чувствовала апатию и моральную усталость. В глубине души я надеялась, что ошибусь и что смерть Верковена — неожиданная, страшная, до обидного нелепая — результат несчастного случая. Увы, нет. Искорка надежды, едва трепещущая живым огоньком в глубине сердца, навсегда погасла сегодня ночью.
— Держи, это должно помочь.
Шэйн, как всегда подошел незаметно и присев рядом со мной на крыльцо, протянул кружку ароматно дымящегося горячим паром кофе. Вторую такую же он оставил у себя в руке. Я с удовольствием обхватила замершими пальцами горячую кружку и вдохнула запах свежезаваренного кофе.
— Где ты его раздобыл в такую рань?
— Повар дал.
— А он об этом знает?
— Я ему потом скажу, — небрежно протянул он и отхлебнул из чашки, пряча бесстыжую ухмылку.
— Я хоть не мешала тебе спать?
— Нет. Я привык твоему бурчанию. Мне даже так спокойнее было. Никогда не думал раньше, что это настолько приятно, когда рядом кто-то есть.
Хорошо, что было еще достаточно темно и Шэйн не видел, как запылали мои щеки от этого простого, но такого важного для меня признания.
— Ты нашла то, что искала?
Я понуро кивнула. Сказать эти слова вслух — означало окончательно и бесповоротно признать чудовищный факт, что…
— Его убили.
— Уверенна?
— Абсолютно.
— А Кузьмич? Ты ему скажешь?
— Обязательно… И не смотри на меня так скептически. Я точно знаю, что он не виноват.
— Ого! И как же ты это поняла?
В его голосе, как и во взгляде, звучала издевка и недоверие.
— Богдан сам мне дал орудие убийства, — и я протянула ему заметно уменьшившийся кусочек болотной руды, который отдал нам Кузьмич. — Мне сложно объяснить тебе словами, насколько этот кусочек важен для механики. Из него делают детали, без которых не ходят паровозы, на которых держатся системы отопления, освещении и водоснабжения и еще очень-очень много важного, в том числе и основную деталь для очистки воздуха на копях. Очиститель — своего рода фильтр, поглощающий насыщенный ядовитыми испарениями воздух и возвращающий его чистым и абсолютно безвредным. Весь яд впитывает, как губка деталь из болотной руды. Ее хватает обычно на два-три месяца, плюс — минус неделя, в зависимости от концентрации яда в воздухе. Есть сектора, в которых очиститель работает и полгода, а есть и такие, в которых его хватает на месяц. Как я предполагаю, Брагара должен был сделать новую деталь и заменить старую, отслужившую свое. Он все сделал правильно и не ошибся, как посчитали следователи префектуры… Просто он не знал, что работал с испорченной рудой. В этой руде находится примись какого-то вещества и даже со своим зрением, я не сразу заметила мелкие черные крошки едва переливающиеся под прямыми лучами света. Профессор понял, что с рудой что-то не так, но он не мог этого увидеть… А я увидела. Перед работой ему специально подсунули испорченный материал, потому что испугались, что он может докопаться до истины. Деталь из такой руды работает ровно пятнадцать минут, а потом ломается, если этот процесс можно так назвать. Она даже выглядит после этого, как старая, вышедшая из строя из-за амортизации. Неудивительно, что следователи посчитали смерть Верковена несчастным случаем. Они просто подумали, что он по ошибке перепутал детали и вместо новой поставил в очиститель старую. Он умирал там один… мучительной и страшной смертью и тот, кто это подстроил, прекрасно об этом знал.
