Стивен Эриксон - Охотники за Костями
Ах, вот и они — ступени вниз. Добрый старый "Повешенный", каменная лестница, на которой через ступеньку не прыгнешь, покрытая грязью, ненадежная. Только ли спуск в таверну? "Или это теперь мой храм, Храм Пития, заполненный гулкими молитвами собратьев… о, как сладостны их рукопожатия…"
Он толкнул дверь и помедлил на плохо освещенном пороге, под капающей крышей. Ноги оказались в выбоине, ставшей лужей; осадки изрядно увеличили ее обычную глубину. Полдюжины лиц, испитых и темных, словно луна после пылевой бури, повернулись в его сторону… но тут же вновь отвернулись.
"Обожающая меня публика. Да, вернулся твой трагический фигляр".
За одним из столиков сидел человек чудовищного вида. Ссутулившийся, блестящий темными глазами из-под сросшихся бровей. Волосатый сверх всякой меры. Пучки иссиня-черных волос торчали из ушей, свисая до чаячьего гнезда бороды, а борода закрывала шею и опускалась на широкую грудь, братаясь с тамошней растительностью; бакенбарды полностью маскировали щеки; из ноздрей торчало по пучку — словно он заткнул нос вырванными с корнем деревьями; жилистые веревки бровей сливались с шевелюрой, отчего покатый лоб выглядел ужасающе узким. Несмотря на возраст этого человека — никто не знал точно, но слухи ходили поразительные — вся волосяная масса была сплошь чернильно-черного цвета.
Он потягивал красный чай местного производства (часто употребляемый также как мор для муравьев).
Банашар пробрался и сел рядом. — Если подумать, можно сказать, что я всегда тебя искал, старший сержант Бравый Зуб.
— Но думаешь ты не всегда, так? — Здоровяк не потрудился поднять голову. — Думающие меня не ищут. Видишь ли — я сюда спасаюсь бегством, да нет, даю деру. Худ знает, почему эти мозги размером с орех решили, что подходят в рекруты. В Малазанскую Армию, клянусь Бездной! Мир сошел с ума. Совсем сошел.
— Хранитель врат. Верхнего входа в Замок Обманщика. Страж… Бравый Зуб, полагаю, ты знаешь его. Кажется, он здесь так же давно, как ты муштруешь солдат.
— Есть знание и знание. Тот старый краб, спина колоколом… давай — ка расскажу про него. Я могу посылать легион за легионом чистеньких новеньких рекрутов вверх по ступеням, дав всякое оружие, какого попросят — и они не оттеснят его. Почему? Я скажу почему. Не то что Люббен какой Поборник или Смертный Меч. Нет, все потому, что я пальцем из левой ноздри больше мозгов выковыряю, чем найдется у всех этих рекрутов так называемых.
— Это ничего не говорит о Люббене. А твое мнение о рекрутах, Бравый Зуб, я уже изучил.
— Точно так, — закивал старший сержант.
Банашар потер лицо. — Люббен. Слушай, мне нужно потолковать кое с кем. Он затаился в Замке. Я посылаю письма, они попадают в руки Люббена и… ничего.
— А с кем потолковать?
— Не хочу говорить.
— А, с НИМ.
— Так Люббен швыряет мои послания в поток, столь поражающий взоры созерцателей внешней стены Замка?
— Срозер… озер… Нет. Рассказать тебе как я забирался туда и таскал его за эту его старомодную косу на голове его раза два или три?
— Не вижу, чем это мне поможет.
— Ну, меня всегда тешит. Тут не какая обида, а так, из принципа. Так ты хочешь, чтобы я потолковал с ним, или не хочешь, чтобы я толковал о нем?
— Мне нужно поговорить с НИМ.
— Важно, да?
— Да.
— Безопасность Империи?
— Ну, я так не думаю.
— Так тебе скажу, я схвачу его за косу его красивую и свешу со стены. Можешь подавать знаки снизу. Я покачаю его туда — сюда и это будет значить: "Конечно, поднимайся, милый друг". А если я просто брошу его, это будет значить совсем другое. Но может, у меня просто рука устанет. Или коса выскользнет.
— Никакой от тебя помощи, Бравый Зуб.
— Вот если бы я бы сидел у твоего стола, а не ты у моего…
Банашар со вздохом отстранился. — Ладно. Эй, я заказываю еще чаю…
— Решил отравить?
— Как насчет кувшина "Темного Малазанского"?
Здоровяк склонился над столом и впервые поднял глаза на Банашара. — Уже лучше. Видишь ли, я в трауре.
— Ох?
— Вести из И'Гатана. — Он фыркнул. — Всегда из И'Гатана, не так ли? Я потерял друзей.
— Ах.
— И потому сегодня напьюсь. За них. Не могу плакать, пока трезвый, понимаешь…
— А к чему чай?
Бравый Зуб увидел вошедшего и послал ему мрачную улыбку. — Позови Темпа. Почему красный чай, скользкий пьяница?
— Планируешь сегодня плакать, Бравый Зуб?
Старший сержант кивнул.
Темп плюхнулся в тревожно затрещавшее кресло. Уставился воспаленными глазами на Банашара. — От него слезы краснеют. Как кровь. Рассказывают, он делал так однажды — когда погиб Дассем Альтор.
"О боги, я должен стать свидетелем?"
— Так я делаю, — пробурчал Бравый Зуб, снова опуская голову, — чтобы верить в то, что слышу.
Банашар нахмурился. "Это что должно означать?"
Кувшин прибыл, словно родившись от совместного желания. Банашар, радуясь избавлению от размышлений и прочих досадных принадлежностей рассудка, устроился поудобнее. Еще одна ночь, считай, проведена.
"Да, хозяин (или хозяйка), он сидел с ветеранами, намекая, что тоже не промах. Конечно, это один обман. Сидели они там, пока Щуп не выставил. Где он сейчас? Разумеется, в своей грязной, вонючей конуре, мертвый для мира. Да, воистину Банашар мертв для мира".
* * *Ливень рушился потоками, бил по крепостным стенам, вода ревела в желобах; тучи все снижались, уже поглощая вершину башни. Стекло окна, в которое смотрел Жемчуг, некогда представляло собой вершину островных технологий: сорта песка, смешанные так, что пузырьки и пестрые полоски почти не мешали прохождению света. Сейчас, столетие спустя, поверхность покрылась патиной от постоянных дождей, и мир снаружи выглядел заплатанным — словно незаконченная мозаика, поврежденная всепожирающим пламенем. Жемчуг не видел пламени, но с жуткой уверенностью знал: без него не обойдется, и никакие ливни ничего не изменят.
Именно пламя погубило его мир. Пламя забрало ее, единственную женщину, когда-либо им любимую. Им не довелось обняться на прощание, шепнуть друг другу слова утешения и надежды. Они танцевали с обнаженными лезвиями, и ни Лостара, ни сам Жемчуг не понимали, желание это или презрение.
Даже здесь, за маленьким оконцем и толстенными стенами, он слышал хруст и скрежет просоленного флюгера, визжащего под порывами осадившей Замок Обманщика непогоды. Они с Лостарой Ииль не отличались от этого флюгера — крутились и метались туда — сюда, став беспомощными жертвами внешних сил. Сил за пределами контроля и даже понимания. Ну, убедительно звучит? Вряд ли.
