Град разбитых надежд (СИ) - "Сумеречный Эльф / Сумеречный_Эльф"

Джоэл на негнущихся ногах вышел из лавки, неуклюже, скованно, как деревянный солдатик. Как… окоченевший труп. Он не видел мира вокруг, только черную копоть, в которую превратился истерзанный свет лживого солнца. Он не успел! Опоздал, пришел позднее на целых девять дней.

Возможно, стоило прислушаться к голосу Змея и подарить друзьям вечную жизнь, раз древний асур предлагал. Выдвинуть свои условия и пойти с ним завоевывать миры, зная, что самые близкие люди в безопасности на веки вечные. Но Джоэл смутно догадывался, что такие щедрые подарки обычно оборачиваются еще большей трагедией. Так предупреждали все легенды. Вероятно, не без оснований.

«Ида, секта, кровь созданий Хаоса. Как-то это все связано. Создания Хаоса по своей природе оборотни. Могут превращаться в то, что им нравится. Это объясняет возможность возврата. Кровь созданий Хаоса не связана с обращением в сомнов! Что, если Иде не хватало крови созданий Хаоса? Возможно, именно она была антидотом от обращения в сомна. Хотя вряд ли…» — думал Джоэл, неуверенно пробираясь обратно по чужим дворам, едва ли в состоянии отследить возможные опасности.

Какое-то время мысли текли рационально, стройно с вопросами и ответами. Мозг по привычке цеплялся за новую информацию, а потом вдруг окутало стальными цепями ощущение произошедшей катастрофы: «Ида… Батлер… Как же так? Как же… Как это могло случиться? Поглощенные темной воронкой уже не возвращаются. Или нет? Но мы уже не узнаем. Слишком поздно. Проклятье! Кто причина эпидемии превращений? Легендарный Сомн? Змей! Я не успел! Я… я опоздал, слишком долго медлил… Я виноват! Как же я виноват! Но Ида… оборотни… сомны… Она могла обратиться в сомна и с кровью Вен Даррена. Все это Змей… Повсюду только Змей, только его воля. Только Змей».

Глава 39. Охотник во тьме

Черный воздух, разорванный дымом, оседал на растрескавшихся губах каплями яда слов, которые утонули в молчании всех опоздавших. В сумраке несбывшихся надежд и глупых обещаний, под сенью меркнущих ветвей чахнущего сада, где под корой, в самом сердце деревьев, кишели прожорливые жуки. Деревья смирялись со своей смертью. А люди…

Люди куда-то бежали, гудела канонада со стороны Академии, снова взрывалось что-то на фабрике. Джоэл шел через сады, огороды и дворы — за время противостояния все смешалось единым образом разрушений. Хлопали на ветру створки шкафов, свешиваясь из провалов развороченных домов, сгоревших, распотрошенных. Утварь и мебель, покрошенная в щепки, валялась везде выпавшими внутренностями живого существа. И смешивалась с кровью людей. Трупы никто не выносил, никто не очищал улицы от признаков смерти. У Вермело не осталось сил старательно забывать, что они в ловушке.

Теперь это ощущение всецело окутало Джоэла, он хватался за грудь, где теснилось замирающее жмущее сердце. Воздуха не хватало, все хуже скручивал нервозный хрипящий кашель. Но приходилось идти, снова едва не на четвереньках прорываться к пекарне. Без Батлера, без друга, в котором не осталось доброты от всех ударов судьбы. Он принял себя как проклятого без проклятий и изгнал Джоэла, не оставив сомнений, что больше не желает никого видеть. Хотя теперь весь город возопил от своего вечного проклятья Хаосом.

«Дойти бы… дойти», — твердил себе Джоэл, переваливаясь через забор. Его валило с ног бессилие, дрожали руки. Батлер… не дождался, не дал взглянуть на Иду. Они ничего не могли сделать. Или все-таки могли? Ответ уволокла беспощадная погибель.

— Джо! Заходи скорее, — крикнула из окна второго этажа Джолин. В руках она держала арбалет, хотя едва умела стрелять.

— Опять ты один пошел! — с порога напустился на напарника Ли. — Почему ты никому вечно ничего не говоришь? Мы же договорились: без тайн.

Слова тонули и теряли смысл, Джоэл медленно вошел в пекарню, тяжело сел на табурет, привалившись к стене.

— Я был у Батлера. Был.

— И зачем же ты был? — хмурился Ли, размахивая выуженным из-под подушки в углу клочком бумаги с указаниями. — Ты все-таки предал Батлера. И как, стало легче? Рассказал про Иду… и кому! Рыжеусому! Я увидел твои записи.

Джоэл отвернулся: не следовало хранить эту бумагу так близко, но в каком-нибудь тайнике ее бы просто не нашли. И снова он ощутил себя предателем. Врал всегда именно он, скрывал информацию для общего блага, чтобы не тревожить любимых. И еще говорил, будто не умеет убедительно лгать. Врать — нет, скрывать — да. Во имя благой цели, а выходило, что дорогие ему люди все меньше верили ему. Так он потерял Батлера, так теперь мог потерять крайне возмущенного Ли.

— Я хотел помочь Иде, — прошептал Джоэл.

— Тогда лучше бы не признавался сразу.

— Сразу? Рыжеусого я встретил недавно, — недовольно, как рычащий волк, оскалился Джоэл.

— А до этого? — немного смирил пыл Ли, начиная присматриваться к Джоэлу, похоже, уже понимая, что его замешательство — это не просто усталость от похода по опасным улицам.

— Ученые действительно пытались изобрести средство. Но я не говорил им про Иду, только Рыжеусому, — бесцветным голосом объяснил Джоэл.

— Но собирался! Ты тайком забрал материалы для исследований. Хорошая же дружба, — сжал кулаки Ли. — А я тебе такой же друг? Когда и как ты мне лгал?

— Что случилось? — спустилась с верхнего этажа Джолин, откладывая арбалет.

— Я не лгал. Батлер сходил с ума от горя. Ли, тебе я никогда не лгал!

— Не лгал, но…

Ли резко осекся, отступив на шаг, его недовольство сменилось неверием и одновременно пониманием, что случилось:

— Ида?.. Она?

— Она стала сомном, Батлер… Он убил ее.

Ли и Джолин разом охнули и закрыли лица похожими жестами. Они прятали слезы, но еще могли плакать, плечи их сотрясались, и боль изливалась соленой водой. А Джоэл сидел истуканом, и у него не осталось сил даже на глухой звериный вой. Пустота — вот и все, что охватило его. Новость об обращении Иды пробила огромную дыру в груди.

— Я не успел, — шептал он, и слова кинжалами царапали гортань.

— Ты не мог ничего сделать, не мог, — прошептал Ли и обнял Джоэла. — Прости меня, я должен был догадаться.

— Ты ничего не мог сделать, — подтвердила Джолин, обнимая разом Джоэла и Ли. Так они и застывали нагромождением странного скульптора. Три дерева, сплетенные ветвями, в больном засыхающем лесу. Но их еще согревало тепло друг друга, они еще были живы, еще осталось что-то живое, кто-то живой.

— Мы… не успели? Все зря? — тоскливо проскулил Вен Даррен, виновато лизнув свесившуюся руку Джоэла, который погладил по бархатистой мшистой шерсти, успокаивая зверя:

— Не зря, не зря. У нас остались три пробирки с кровью. Они все равно могут пригодиться.

— Для Джолин? — задумался Ли.

— Пока не знаю, — выдохнул Джоэл. Больше всего он боялся, что придется запирать, как несчастную Иду, их любимую Джолин. Он поклялся защищать ее от самой себя, от ее кошмаров. Но они не прекратились: в Ловцах Снов продолжили возникать омерзительные твари.

Каждое утро Джоэл и Ли аккуратно по старой привычке снимали и вытрясали содержимое сетей, развешанных снаружи и внутри дома. Смерть Иды точно сломила в них что-то, разбередила все старые раны: угадывались и гадкие черты отчима Ли, и незнакомые лица искаженных жертв Бифомета Ленца.

— За что нам все это… — тихо вздыхал Джоэл, когда они лежали на узкой тахте втроем, придвинув к ней спущенную со второго этажа кровать Джолин. Теперь места хватало всем, но они больше не предавались страсти.

Их измотало тягучее невыносимое ожидание: спустя два или три дня после злосчастного визита к Батлеру с башен перестали лететь пламенные призывы Энн. Эфир затих мертвенной пустотой, только в отдалении, то приближаясь, то удаляясь, рокотали выстрелы пушек и взрывы гранат.

— Уман! Сдай Цитадель, вы окружены! У нас Сюзанна с твоими бастардами. Не сдашь крепость через два дня, мы убьем их! — донесся на заре четвертого дня от убийства Иды разъяренный голос Энн, чужой, невообразимо свирепый. Голос в этом новом раздробленном мире, где у каждого оказывалась своя фарфоровая маска смерти. С Батлера и Энн уже слетели личины благочестия и доброты, смылись, как надпись на прибрежном песке набежавшей волной. Кровавой, пенящейся, беспощадной.