Ахэнне - Virgo Regina
Рассказать все Тео? Снова выставить себя идиотом?
Доминик отвык быть 'последним'. Тео и Королева — в большей степени Тео, как ни парадоксально, но живые ближе, чем боги — изменили его. Прошлое (и Эдвин, да, и он) — далеко. Доминику не хотелось просить о помощи.
Он убедился — здесь на своем месте. Его уважают все певчие. Страхи — остатки прошлого. Монстров не существует.
Шагов не слышно из-за мягкой обуви, полумрак густой и липкий, как ночной кошмар. Всего-то жалкие пятьдесят метров, пусть и по ехидному серпантину…и под взглядом. Ну же. Доминик не позволит обычной паранойе испортить жизнь.
За дверями Башни — Тео.
Его схватили за рукав, балахон- клобук соскользнул с плеч, Доминик едва не заорал во весь голос, но чья-то ладонь зажала рот, а другая — придавила к холодной мраморной стене.
— Тише ты.
Знакомый голос. Доминик не забывает голоса и звуки, слух частично возместил скверное зрение.
Сейчас… ошибся?! Нетнетнет, не может быть, не…
Древесно-горький запах кожи, тяжелое дыхание, будто у бойцового пса после драки. Доминик помнит. Не ошибся.
— Альтаир, ты?!
Откуда? Откуда…он?
— Я. Черт, а ты тут важной птицей стал, посмотрю. Третьесортник, — Альтаир выплюнул полустертое слово, будто заново выжигая клеймо.
Доминик стиснул зубы. Опять? Под языком свернулась и забулькала обида, защипало в носу.
Ну уж нет. Не дождется.
— Именно так, — он постарался соорудить 'холодную интонацию', - и тебе лучше отпустить меня. Певчих Королевы охраняют, знаешь ли.
Удалось выскользнуть из особо темного угла и разглядеть Альтаира. Доминик отметил, как изменился элитник — весь лоск любимой игрушки исчез. Растрепанный, фирменная прическа-косички превратилась в паклю. Без тесной виниловой одежды, в какой-то драной рубахе и штанах, заляпанных машинным маслом, он совсем не походил на 'элитника'.
'Чем они отличаются от третьесортников? Ростом, фигурой… и только? Немного'.
— Ладно, извини, — Альтаир словно целиком и без соли проглотил жабу. Здоровенную коричневую жабу, всю в бородавках. — Просто… ты единственный, кого я тут знаю… послушай… — вновь скривился. К жабе прибавился ворох опарышей. — Ты должен помочь мне, я из-за тебя оказался в этом аду!
Он сорвался на визг. Доминик наблюдал за бывшим любимчиком госпожи со смесью презрения, удивления…и жалости.
— Из-за меня? — протянул он, — В аду?
Служба у Королевы никак не походила на ад.
— Именно, — Альтаир мотнул волосами, от давно не мытых косм пахло кожным салом и грязью. — Здесь можно поговорить? Где-нибудь…безопасное место?
— Наверное, — пожал плечами Доминик, думая о келье, где каждое утро он и Теодор готовились к мессе.
Хотелось домой. Заняться обычными делами. Он покосился на Альтаира, чьи серые лохмотья покачивались, будто на огородном пугале.
Хотелось домой. В конце концов, он ничем не обязан элитнику.
Но чем тогда он лучше его?
— Пойдем, — вздохнул Доминик.
Он провел Альтаира по коридорам, пару раз толкнул в темноту — незачем, чтобы другие певчие видели его со 'старым приятелем'. У входа в келью сделал приглашающий жест:
— Входи. Здесь не помешают.
И, не удержавшись:
— Надеюсь, ты не воспользуешься моментом и не свернешь мне шею.
Альтаир только клацнул челюстями, всем своим видом демонстрируя: разорвал бы нахального третьесортника, что твой кусок бекона вилкой. Но не сейчас.
Он плюхнулся прямо на пол, хотя возле стены стояла деревянная скамья. Доминик сел на нее, сохраняя дистанцию.
— Что случилось, Альтаир? Почему ты здесь… и при чем, черт подери, я?
Альтаир уставился на него — то ли с ненавистью, то ли отстраненно.
— Ты впрямь изменился, — заметил он. — Не узнать.
Доминик не отреагировал на это.
Альтаир начал рассказывать.
*
Та самая ночь, когда Доминик впервые в жизни сделал что-то — а именно, удрал от хозяйки; когда воцарился хаос и жертвой его стал Камилл, оказалась значимой для многих обитателей дворца Гвендолин.
Альтаир бегал по ангару, метался и орал все выученные в интернате и у прежних хозяек ругательства. Отличный план провалился. Нет, рухнул с грохотом и звоном, точно гора консервных банок, слепленных канцелярским клеем. План был прост и изящен, как дорогой костюм: Эдвин с подачи Альтаира 'случайно' выпускает пленника, а Альтаир ловит его и приводит к госпоже.
— Ты хотел подставить меня? — спросил Доминик, прекрасно сознавая: да. Именно так.
— Тебе ничего не угрожало! Гвендолин не стала бы портить… добычу Королевы! А я бы заработал миллион призовых очков!
Все шло отлично. Альтаир открыл дверь, Эдвин достаточно запугал и без того затравленную жертву.
— Более чем достаточно, — Доминик содрогнулся, припомнив размозженный апельсин.
Не учли одного обстоятельства: что пленник не расплачется за первым же поворотом, а будет бороться до последнего.
Не учли и Камилла.
Чтоб он в аду горел. Там ему место!
Камилл выскочил, словно 'зеро' в казино, и Альтаир понял: все пропало. Если не… принять мер.
— Ты выстрелил в него, не так ли?
— Да. А по-твоему, должен был позволить вшивому технику отобрать мой приз?
Игра ва-банк закончилась провалом. Камилл не сдох на месте, а вздумал тоже бороться до конца, будто кто-то обещал ему статус элитника посмертно, если он изловит беглеца; Альтаир сообразил, для кого старается изъеденная язвами тварь, и дешевый героизм бесил чуть не хуже всего. А проклятый третьесортник, напуганный до мокрых штанов, дернул к муверу, и…
— Эй! — возмутился Доминик. — Не было никаких мокрых штанов!
— Извини. Считай метафорой
…и все.
Вместо вожделенного 'приза', у ног Альтаира валялся перемолотый в крупный фарш Камилл и темнели полосы на чистом полу.
Альтаир стрелял в воздух, ругался и грозил лично оторвать яйца беглецу, Натанэлю, трупу Камилла, Эдвину с бандой, а заодно всем техникам и слугам. Толку от криков вышло не более чем от падали — Альтаир пинал мертвого Камилла с остервенением бессильной злобы, месил еще теплую и подрагивающую плоть в кисель.
— Альтаир, — услышал он за спиной.
Это был Натанэль.
— А, ты, — Альтаир развернулся на 180 градусов. — Все. Из-за. Тебя. Этот урод сбежал! Мы все в заднице!
— Ты убил Камилла, — Натанэль смотрел мимо Альтаира, на потеки алого у подошв, на распахнутые, по-птичьи круглые глаза Камилла. Натанэль походил на гипсовый протез — под белой твердью хрупкая раздробленная кость, а то и мокрая рана. — Ты убил его.
— На хрен техника! — ругался Альтаир, но в бешенство вкраплялись предательские нити, будто жилки кошачьего глаза в породу. Страх.
