Андрей Мартьянов - Видение былого
В нескольких шагах перед нами появился Конан. В облике двадцатипятилетней давности. Так киммериец выглядел во времена, когда я с ним познакомился, то есть вскоре после захвата власти, в 1288 году.
— Нет, это не новое воплощенное тело,— рьяно замотал головой Конан-не-Конан, отвечая на яростный взгляд короля,— перед вами своего рода призрак, частица моей памяти, временно ставшая зримой. Просто я решил напомнить, как выглядел... тогда. Извините, что не могу предложить кресел и вина. Если угодно — присаживайтесь на пол. Я перетерплю столь вопиющее нарушение этикета. Но для начала — добро пожаловать в мое скромное жилище. Конан, рад тебя видеть. Хальк?
— П-привет,— заикнулся я, одновременно оглядываясь на беспробудно дрыхнущего в своем гнездышке белого зверька.
Настоящий Тицо спал не шевелясь, как мертвый.
— Итак, вы пришли,— задумчиво выговорило бесплотное существо, принявшее вид Конана. Иллюзия казалась до ужаса настоящей, и впечатление портила лишь изредка пробегавшая рябь, словно от раскаленного воздуха — Мне пришлось долго ждать этого визита. Я знал, что однажды король Аквилонии непременно решит навестить
Ямурлак и подвести черту под прошлым. Побеседуем?
— О чем? — серьезно вопросил Конан.
— О многом.
Рассказ четвертый
Закат эпохи
Какой же ты все-таки мерзавец! — искренне возмущался король, искоса поглядывая на восседавшего перед нами призрака.— Удивительно! И ты смеешь требовать от меня извинений за события топ ночи? Да катись ты к демоновой матушке на пирожки!
Я вполне разделял точку зрения короля. Тицо только что намекнул, будто во время Мятежа Четырех мы поступили «необдуманно» и «скоропалительно», вместо того, чтобы просто придти и поговорить, как опять же выразился Тицо «по-человечески». После чего Хозяин Небесной горы как бы невзначай заметил, что нам следовало «хотя бы выразить сожаление» о происшедшем. Конан, разумеется, вспылил.
— Ничего себе шуточки! — орал киммериец.— У меня отбирают корону, государство и любовницу, самого запирают в подвал замка, сажают в тюрьму друзей, присваивают имя, внешность и прошлое, а я же, оказывается, и виноват в том, что восстановил справедливость! Ты кем себя возомнил?! Вот не посмотрю, что ты сейчас маленький и слабый, возьму, навешу булыжник на шею и утоплю в твоем же озере!
Киммериец при этих словах эмоционально кивнул на раскрытый синий «цветок», внутри которого почивало тельце Хозяина.
— Остынь, Конан,— быстро и примирительно ответил Тицо.— Во-первых, этим ты ничего не изменишь. Погибнет мое новое тело, но сам я никуда не исчезну. Моя жизнь устроена совсем по-другому, нежели у людей. Во-вторых, мне пришлось почти двадцать лет восстанавливать телесный облик после... после произошедшего. И пока я могу похвастаться только самым незначительным достижением — новое тело являет собой хорошо знакомого вам пушистого малыша. Однако моя мысль по-прежнему остается действенной и всепроницающей.
— Значит,— с интересом перебил я,— ты бог? Лишь боги способны творить с помощью мысли, а не живых рук...
— Нет, не бог,— отрекся Тицо.— Почтенный Хальк, я очень признателен тебе за то, что многие годы назад ты поднял меня от долгого сна и познакомил с человеческим миром. Моя раса отчасти похожа на вашу, однако таких, как я, очень немного — от силы два десятка сородичей, обитающих в зримой Вселенной... Я знаю, ты два с лишним десятилетия бился над разгадкой тайны Тицо. Готов помочь раскрыть тайну. Из симпатии к тебе, королю Конану и вашим замечательным сыновьям. Но скажи, готов ли ты принять знание, которое, возможно, окажется непосильным для обычного человека? Когда ты осознаешь, насколько велика и бесконечна тварная Вселенная, привычный мир станет для тебя таким же скучным, как запыленный чердак трактира в безвестной деревеньке. Хальк, ты всегда жаждал знаний, хотел увидеть и познать новое, не понимая, что переизбыток знания ведет лишь к гибели твоего представления о мире и еще более губительному стремлению: хочется видеть все новое, необычное, величественное, чудовищное и прекрасное, мерзкое и восхитительное... И эта жажда никогда не будет утолена. Ибо невозможно познать Бесконечность. Ты желаешь обречь себя на нескончаемое страдание? Оказаться летописцем Вселенной, как был хроникером Аквилонии?
— Да! — не раздумывая, ответил я, не расслышав предостерегающий возглас сына.— Хочу, желаю и жажду! Я слышал, будто Бесконечность — проклятие, но я согласен быть проклятым, ради того, чтобы узреть все эпохи великих Сфер Бытия!
— Ты не знаешь, с чем пошутил,— голос Тицо из проникновенно-соблазнительного превратился в жесткий.— Даже мне, бессмертному по вашим и любым другим понятиям, тяжко смотреть на бессчетные смерти и рождения, на гибель и воскрешения богов, на смерть миров и их зарождение... На безмерное пространство, в котором бытие и небытие сплелись в радужный конгломерат, возникший по воле Творца Вселенной. Разве такое посильно человеку? Я не имею в виду твою душу, а смотрю на слабое тело!
— Короче! — рявкнул варвар, останавливая увлекшегося Хозяина,— давай, договаривайся с Хальком, а затем соблаговоли обратить свое просвещенное внимание на мою персону. Время коротко, малыш. Очень коротко.
— Ты уже выбрал свой путь,— сказало видение мысли Хозяина,— а ваши дети пока только стоят на перекрестке, решая, куда идти. Но уж позволь Хальку принять окончательное и непреложное решение. Помолчи.
И тогда я испугался. Признаюсь в этом честно и открыто. Вселенная слишком велика для маленькой человеческой мошки, решившей усесться на шкуру гигантского зверя. Я отступил. И плевать, что не получу Бесконечное Знание! В такой ситуации лучше владеть малым, чем покушаться на великое, но непосильное. Пусть тайны Хозяина останутся при нем.
— Мне не нужны твои подарки,— вздохнул я, глядя на Тицо,— я их просто боюсь. Можешь меня презирать за трусость. Я — только человек, как ты верно заметил. А у людей своя дорога. Не искушай.
— Будь по-твоему,— призрак в кресле понимающе кивнул.— Ты сказал. Но насколько велико искушение, правда ведь? Оставим это... Конан?
— Чего? — киммериец исподлобья воззрился на иллюзию, изображавшую его самого.— Скажика, дружок, а зачем ты послал ко мне Тот-Амона и заставил вернуться во времена, о которых я прочно и надежно забыл? Какая тебе в том радость?
— Я испытывал и тебя, и себя,— искренне, это, было слышно по голосу, признался Тицо.— Я сейчас расскажу, для чего вызвал из Потустороннего бытия престарелого стигийца и открыл вам путь в забытую Киммерию. Только очень прошу, благородные месьоры, не перебивайте и не переспрашивайте. Вопросы зададите потом. И еще одно. Запомните: я не являюсь вашим врагом, пускай вы уверены в обратном. «Чужое» — не всегда враждебное. Лучше вспомните слово «иное» — необычное, непонятное, экзотичное, но все-таки миролюбивое или нейтральное. Я — не чужой, но иной. Ясно?
