Ярослава Кузнецова - Тьма моего сердца
— Я знаю, о чем ты говоришь. Я видел упыря, Мирн.
— Ааа… ну… вот. Эт` самое. Луки-то у нас есть. Вот я ему и кричу, черту етому лютому, кричу, мол, девчонку бросай и сдавайся! Тебе, кричу, три стрелы в глаз смотрят. И все равно эдак потихоньку подхожу, хотя сердце в пятки провалилось и там щекотится… И Заноза, смотрю, к ему с другой стороны тож подбирается, хоть рожа у его вся мокрая от поту. Храбрый он парень был, Заноза… Он чо надумал — упырьеву кобылу за повод ухватить. Ну и ухватил, эт` самое. А кобыла — на дыбы, заплясала прям на самом краю, и башкой как мотнет! — Макарёк оскалился страшно и тоже замотал башкой. Я сунул ему в руки кувшин, и некоторое время Мирн только гыкал. — Фууу… — он вытер рукавом шерсть вокруг рта, — Ну чо, ёк макарек, улетел наш Заноза в голубое небо. Тут у Зеба крышку сорвало, спустил он стрелу — та аккурат вдоль виска упырю прошла, тока кожу царапнула, да капюшон с головы сорвала. Ну вот чтоб ему на четверть пальца правее! Тут упырь девку швырнул — прямиком мне на голову, и девкой меня наземь опрокинул. Ну и видел я тока — как кобыла его черная через нас с девкой скакнула. Потом парни говорили что пустили ему в спину по стреле — Тири вон клянется что попал — можа и попал, бес его знает. Не нашли мы ни стрелы, ни крови.
— А девчонка мертвая уже была?
— Да не, какое, она потом уже померла. Сперва ревела и вырывалась, и бормотала чего-то, не поймешь чего, то ли со страху чокнулась, то ли дурочка от рожденья попалась. Я ее спрашиваю "чья ты?", а она мне — "господина", говорит. "Какого, говорю, господина?" "Господина полуночи" — отвечает.
За Вербенку Мирн говорил тоненьким голосом, и я опять вспомнил: "Он… такой… ласковый…"
Ах ты паскудец. Господин полуночи. Упырь ты или колдун — три-четыре фута железа в живот на всех действуют одинаково. И уж кому-кому, а тебе вбить осиновый кол в грудь я не побрезгую.
— Мы ее в плащ завернули и связали поясом, чтоб не рвалась. Пока Колля вытаскивали, она под кустом лежала, Тири ее сторожил. Вроде как заснула, эт` самое. А домой поехали — я ее к себе в седло взял. Ну спит и спит, думаю, и ладно. А потом гляжу — а она уж эт`самое… холодная вся. Ну тут мы и припустили во весь дух, чтоб до закату успеть…
— Молодцы, — сказал я, — Успели. Пойдем, там, наверное, все уже готово.
Все было готово и у ворот мы столкнулись с Тави, которого Рохар послал за нами.
— Уже факелы зажгли! — он возбужденно подпрыгивал, черные волосы плеточками хлестали его по плечам, — Лила масло принесла! Два кувшина! Она спрашивает — может, еще нужно?
— Пойдем, Тавени. — я взял его за локоть.
— Зеб говорит, упырь только девок грызет, а Корт Дебелый говорит, что ентой твари кого попало подавай, всех сожрет, Леолилка хнычет и боится, а мамка говорит — это вообще не упырь!
Костер сложили на открытом месте, между дорогой и берегом озера. Поперек пары больших бревен положили десяток поменьше, под бревна насыпали щепы и веток, а поверх набросали резаный лапник. Лапник застелили плащом, на плащ положили несчастную Вербенку. По белому полотну платья расплылись темные пятна, юбка облепила бедра. Я поморщился — кто-то особо старательный щедро облил тело маслом. На груди у нее, под полупрозрачной от масла тканью чернело что-то бесформенное — я не сразу вспомнил про рябину. Невольно посмотрел на ноги — босая. Неужели иглы в пятки воткнули?
Косые солнечные лучи вызолотили озеро. На свету огонь факелов казался невидимым. Мои люди стояли кругом, молчаливые и настороженные. Даже дети притихли. Снегири были представлены здесь в полном составе, я заметил также несколько человек из деревни. Только Иен не пришел — и жена Занозы.
— Ну что, — сказал я, — Помолимся Единому за спасение души девицы Вербены. Прости ее, Господи, и прими к престолу своему.
Я протянул руку за ближайшим факелом, но Мирн Макарёк меня остановил:
— Постой, командир. Кол-то того… не забили!
— О, идолы! — я надеялся что обойдемся без этого. — Ну где ваш кол? Поторопитесь.
Все эти суеверия попахивали не язычеством даже — дикарством каким-то. Варварством. Впрочем, я всегда раньше воздерживался высказывать свое мнение по этому поводу — очень уж серьезно жители Элейра и Этарна относились ко всякой чертовщине. Оно и понятно — когда у тебя под боком Кадакар, шутить шутки с нечистью себе дороже. Конечно, случалось что перегибали палку — вот как сейчас, например. Но тут я людям не указ: мертвой все равно, а своего священника мы еще не завели.
— Готов кол, командир. Хороший кол, осиновый. К Жабьему ручью за осиной бегали.
Рыжий Весель, бывший разбойник и еще более бывший монашек, протягивал мне остро заточенный обрубок ствола около ярда длиной. И топор он мне тоже протягивал — большой топор для колки дров. Вежливо так протягивал, держа за обух, рукоятью вперед. К лезвию прилип круглый осиновый листочек.
— Не, ребята, — я помотал головой, — Эта работа не по мне. — Я поглядел на Мирна, на Лютора. На Влара, на озабоченную Раюшку. — Если вы считаете нужным забить кол — забивайте, но меня от этого занятия увольте.
— Как так, командир? — удивился Макарёк, — Ты ж у нас тут сам главный, тебе и дело делать. Вот я кол придержу, а ты забивай.
— Сам забивай, Мирн. Я сюда для другого дела лордом Раделем приставлен. Шушеру рубить — пожалуйста, бандитов вешать — сколько угодно. А на женщину я руки не подниму, пусть она и мертвая. Меня учили уважать и женщин, и мертвецов.
Это надругательство над трупом. Вот будь здесь сам упырь — ни на мгновение не задумался бы, двадцать кольев в него бы вбил, целый частокол. А в мертвую женщину — не могу.
Макарёк шумно втянул носом воздух, крякнул и ничего не сказал. Повисло угрюмое молчание. Лютор нахмурился, Влар по своему обыкновению чесал затылок. Рохар Лискиец широко улыбнулся и скорчил рожу, стоя за спинами своих людей.
— Дик, ну чо ты как не свой, в самом деле… — пробурчал Носатый Зеб, отличный лучник, которого я в свое время еще от Раделя привез, — Кака тебе разница, баба она или не баба? Коли мертвая она — ничего не почует, а коли упырица — то так ей и надоть.
— Во, — обрадовался Мирн, — Точно. Ежели упырица — осину ей в брюхо.
— Огонь равно всех возьмет, — тихонько сказала Раюшка. — И упыря, и колдуна, и простого смертного. Хватит друг другу головы морочить. Поджигали бы, и дело с концом.
— Дик, можно я подожгу? — попросил Тави.
Брат одернул его и посмотрел строго. Тут неожиданно подал голос хитрюга Весель:
— А у нас сказывали, было дело, скелет по болотам ходил. Кого сожрет, того плоть на кости и налипнет. Десяток человек сожрал, сам стал такой страшенный, не мужик, не баба, не молодой, не старый…
