Neil Gaiman - Звездная пыль
– Так и есть, – простонал Терциус и снова изогнулся – один раз, второй, третий, – а потом замер. И больше не шевелился.
Терциус слышал, как визжит Легация, но звук доносился до него как бы издалека. Зато он наконец заметил четыре знакомые фигуры, стоявшие в тени у дальней стены.
– Она была очень красива, – прошептал Секундус. (Летиция приняла его голос за шорох занавески.)
– Септимус самый хитрый, – вздохнул Квинтус. – Это все тот же настой воронца, который он добавил в мое блюдо угрей. (Летиции показалось, что за окном завывает ветер, прилетевший со скальных утесов.)
В дверь уже стучали, потому что весь трактир пробудился от женского визга. Летиция впустила хозяина и слуг, вскоре они бросились искать виновника – но Септимуса в заведении никто не обнаружил. Также из конюшни пропал вороной жеребец (а кучер спал, громко храпя, и даже не пошевелился во сне).
Наутро лорд Праймус проснулся в прескверном расположении духа.
Старший лорд не стал приговаривать Летицию к смерти, утверждая, что она, как и Терциус, пала жертвой коварства Септимуса. Однако он повелел ей сопровождать тело Терциуса обратно в замок Штормфорт.
Праймус выдал девице одного из черных скакунов, чтобы отвезти мертвого, и кошелек серебряных монет. Более чем достаточно для найма охранника – дырквилльского крестьянина, который должен был проследить, чтобы волки не сожрали останки принцева брата. Хватило и на то, чтобы расплатиться с кучером, когда тот наконец проснулся, и отослать его прочь.
Только тогда, оставшись в одиночестве в своей карете, запряженной четверкой угольно-черных коней, лорд Праймус выехал из деревни Дырквилль. Со времени прибытия настроение у него успело значительно испортиться.
Бревис вышел на перекресток, таща за собой на веревке бородатого и рогатого козла со злющими глазами. Мальчик вел его на рынок, чтобы продать.
С утра мама положила перед Бревисом на тарелку тощую редиску и сказала:
– Послушай, сынок. Эта редиска – единственное, что мне удалось сегодня откопать на нашем огороде. Все посевы побил град, и никакой еды больше не осталось. Нам даже нечего продать, кроме разве козла. Так что ступай привяжи его на веревку, отведи на рынок и продай какому-нибудь фермеру. А на вырученные деньги – только смотри не бери за козла меньше флорина – купи курицу и немного зерна и репы. Тогда, может, нам и не придется голодать.
Бревис сжевал свою редиску, которая показалась ему жесткой и терпковатой, и провел остаток утра, гоняясь за козлом по всему загону. Козел умудрился боднуть его в ребра и укусить за ногу, но в конце концов, воспользовавшись помощью мимохожего лудильщика, мальчик загнал негодную скотину в угол и накинул уздечку. Оставив матушку перевязывать раны лудильщика, полученные в процессе битвы с рогатой тварью, он потащил козла на рынок.
Время от времени зверюге приходило в голову рвануться вперед, и тогда получалось, что это Бревис тащится за ним на веревке, прочерчивая пятками полосы в засохшей дорожной грязи. Потом, внезапно и без предупреждения, безо всякой видимой причины козел останавливался, и мальчик получал минуту передышки, чтобы набраться сил и снова волочить рогача за собой.
Наконец он достиг перекрестка на краю леса – потный, голодный и покрытый синяками, то и дело сражаясь с несговорчивым козлом. У скрещения дорог стояла высокая женщина. Красный покров на ее черных волосах охватывал серебряный обруч, а платье на даме было алое, как ее губы.
– Как тебя зовут, мальчик? – спросила она голосом сладким, словно коричневый мускусный мед.
– Меня зовут Бревис, мадам, – отвечал тот, разглядывая нечто странное неподалеку от дамы. А именно – небольшую колесницу, не запряженную никаким животным, так что оглобли ее свободно валялись на земле. Мальчик не понимал, как колесница могла сюда попасть.
– Бревис, – промурлыкала женщина. – Красивое имя. Не хочешь ли, маленький Бревис, продать мне своего козла?
Мальчик поразмыслил.
– Мама велела мне отвести его на рынок, а на вырученные деньги купить курицу, зерно и репу. И все это принести обратно домой.
– И за сколько же твоя мама советовала продавать козла? – спросила женщина в алом платье.
– Она велела брать не меньше флорина, – ответил Бревис.
Дама улыбнулась и подняла руку. В ладони блеснуло что-то желтое.
– А я дам тебе за него вот эту золотую гинею. На гинею ты сможешь купить целый курятник и еще останется сдача на сотню бушелей репы.
Мальчик невольно разинул рот.
– Ну так что, мы поладили?
Мальчик кивнул и отдал даме конец веревки.
– Ага. – Вот и все, что он смог сказать, потому как в голове его проносились картины неслыханного богатства, бессчетных пучков репы и тому подобное.
Женщина взяла веревку. Потом прикоснулась пальцем ко лбу козла, прямо между желтых глаз, и спокойно сняла с него уздечку.
Бревис ожидал, что сейчас козел ускачет в лес или помчится вдаль по дороге, но тот стоял на месте как вкопанный. Мальчик протянул руку за золотой гинеей.
Женщина внимательно осмотрела его – с грязной стриженой головы до сбитых ног – и снова улыбнулась.
– Знаешь, – сказала она, – сдается мне, что пара будет куда быстрее, чем один. Как ты думаешь?
Бревис не понял, о чем говорит дама, и приоткрыл было рот, чтобы сообщить ей об этом. Но тут она своим длинным пальцем коснулась его переносицы, как раз между глаз, и мальчик обнаружил, что не может выговорить ни слова.
Дама щелкнула пальцами, и Бревис на пару с козлом занял место между оглоблями ее колесницы. Мальчик с немалым удивлением осознал, что идет на четвереньках, и ростом он теперь не выше, чем животное рядом с ним.
Ведьма щелкнула кнутом, и колесница покатилась по грязной дороге, влекомая вперед парой одинаковых белых козлов.
Лохматый человечек забрал рваное пальто Тристрана вместе со штанами и понес их в деревню, приютившуюся в долине меж тремя вересковыми холмами. Юноша остался ждать его, завернувшись в одеяло.
Вечер был теплый. В ветвях боярышника, возле которого сидел Тристран, вспыхивали огоньки. Сперва юноша принял их за светлячков, но при ближайшем рассмотрении это оказались крохотные человечки. Мерцая, они перелетали с ветки на ветку.
Тристран вежливо покашлял. На него тут же уставилось множество маленьких глазок. Некоторые крохи сразу попрятались, остальные вспорхнули на ветви повыше, и только несколько отчаянных храбрецов полетели прямо к Тристрану.
Они указывали на него пальцами и смеялись тоненькими звенящими голосами над беднягой в нижнем белье и разбитых ботинках, завернутом в одеяло, зато со шляпой-котелком на голове. Тристран покраснел и крепче запахнул края своей импровизированной накидки.
