Марина Канаева - Чужой дневник
— Нет. Покуда мы тут, в реальном времени, да и в забвении, мы не существуем. А сил, чтобы вырваться из грани, у меня пока нет, но скоро будут. Когда я восстановлюсь, я вытащу нас отсюда.
— Ясно, — сказала подруга и, помолчав, добавила, — Прости.
— За что? — малость опешила я.
Дина посмотрела на меня, как на трёхлетнего ребёнка: и очевидное объяснять не хочется, и на вопрос ответить нужно.
— Я ведь тебя чуть не убила. Там, в доме, да и теперь…
Я только фыркнула:
— Ты там не при чём. Это всё дух, который (хоть, может, и которая — фиг разберёшь) вселился в твоё тело. Это оно заставляло тебя…
— Ой, только не надо душеспасительных бесед!
Я только пожала плечами:
— Как хочешь. Да, ты меня окончательно достала, вытрепала килограмм невосстанавливающихся нервных клеток, разозлила и заставила влезть в редкое г-но. А ещё я чуть не осталась во тьме, так что теперь ты моя должница. Полегчало?
— Немного, — безмятежно отозвалась она. Нет, я всегда догадывалась, что тётя Лера, мама Дины, её в детстве случайно уронила головой о стену, но не подозревала, что это настолько повлияло на остатки мозгов!
— Пока ты не дополнила список моих злодеяний, расскажи поподробнее о том, что я тебе должна, — прервал мои гениальные размышления насмешливый голос.
— Желание, — усмехнулась я.
— Лучше сразу утопиться!!!
— Облом, — промурлыкала я, стремительным движением вытаскивая нас в реальный мир.
***
Инга
Я шла по улице, вдыхая ароматы летнего вечера. Как не крути, люблю это время! Звезды в небе, яркая полная луна…
Пёс сестрички, мерзкое пушистое недоразумение, ошивался где-то поблизости. Я только иронично хмыкнула. После рассказа о напавшем на меня грабителе Оля долго стенала и причитала, доводя меня до белого каления.
Только на то, чтоб уломать сестру не вызывать милицию, ушло полчаса. Но Оля, проявив поразительную сообразительность, вызвала и ментов, и скорую, пока я в ванной приходила в себя. Врачи стрелой примчались через час, доблестные защитники явились через два.
Готова одобрить: кое-какую перевязку мне сделали, даже вкололи обезболивающее, хоть за это и пришлось доплатить. Вяло предложили отлежаться ночь в больнице, чтоб не началось заражение крови. Я написала отказную, чем сразу улучшила настроение врача — видимо, там, как обычно, кое-какие койки стоят просто в коридорах, а за места в палатах приходится доплачивать. Потому лекарь, воспылав ко мне трепетным чувством, сказал на прощание сестре, которая всё умоляла его пролечить меня в больнице принудительно:
— Оно, может, и права сестра ваша: там сейчас второкурсники практику проходят, уже до того доврачевались, что волосы дыбом встают. А у них там щас все дипломы давно куплены, на кого не пожалуешься — всё чей-то. Не то что в наше время…
Я серьёзно покивала и выпроводила настырного доктора за дверь предаваться ностальгическим воспоминаниям у очередного больного, который сумел дождаться своей очереди.
Со стражами порядка оказалось куда сложнее. Видимо, из-за обезболивающих или шока, меня неуклонно потянуло в сон. Я свернулась в кресле, настрого запретив старшей сестре, надежде и опоре моей, открывать кому-либо дверь и через доски сказать, что мы никого не вызывали. Она что-то утвердительное промычала в ответ и отконвоировала меня в спальню, снабдив чаем с лимоном. Хлебнув тёплой жидкости, я задремала…
Разбудили меня громкие мужские голоса за дверью, изредка перебиваемые высоким, на мой взгляд раздражающим голосом Оли, которая, к слову сказать, мнила себя великой певицей. И как я только ухитрилась уснуть…
Доблестных защитников было двое. Первый был откормленным парнем метра два ростом, с коротко стриженными волосами и заплывшими глазами. Второй был чуть пониже, в форме, более жилистый, глаза имел прозрачные и равнодушные. Он мгновенно заставлял насторожиться.
— Здравствуйте, Инга Александровна, — сказал он медовым голоском, оценивающе шаря глазами по моей фигуре. Поморщившись, я поздоровалась. Цирк начался…
Хранители порядка меня достали в первые десять минут общения. Но всё обошлось сравнительно нормально: всего лишь штраф за ложный вызов, по обоюдному согласию не зафиксированный на бумаге.
Потом я закрылась от сестры в комнате, и позвонила этому выродку…
Я покосилась на флегматично справляющую нужду собаку. Видимо, у меня есть время поразмыслить.
Опасливо пошевелив больным плечом, я стала вспоминать, как всё это начиналось…
Осень роняла на асфальт золотые листья, заволакивая небо сумрачной плёнкой. Я шла чуть поодаль от откровенно веселящихся студентов, размышляя о своём, девичьем. С самого утра какое-то мерзкое предчувствие не давало покоя, и теперь я просто молилась, чтоб этот день побыстрее кончился.
Толпа, гогоча, разделилась: кто двинулся к метро, кто остался на трамвайной остановке. Я присоединилась к последним.
Завибрировал телефон. Замёрзшими непослушными руками я постаралась вытащить его из сумки, но получалось это у меня из рук вон плохо. Надрывные гудки начали порядком раздражать. Я, наконец, соизволила извлечь бесценное творение техники из сумки. Звонила сестра. И чего ей надо?
По натянутым нервам ударили надрывные всхлипы.
— Оля?
Рыдания стали ещё громче. Я ощутила, как страх порождает злость.
— Ану цыц! — рыкнула я, — Вдохни, потом выдохни, и расскажи всё толком.
— Мама правду говорила, ты бездушная…
Меня подхватила горячая волна неконтролируемой ярости.
— Ты звонишь мне, чтоб об этом напомнить?!
— Ин, она умирает.
— Кто?!
— Мама…
Дальше были только всхлипы.
Я застыла, судорожно вцепившись в мобильный. Подъехал трамвай, и дверь раскрылась просто напротив меня. Жирная торгашка, вывалившись с пудовыми сумками, рыкнула:
— Ану, прочь с дороги! — и резко меня толкнула.
Ноги меня не держали, потому я ласточкой полетела на мокрый асфальт. Телефон упал в лужу.
Остальное я помню исключительно урывками. Какой-то мужчина помог мне подняться… я еду домой… там воет, как белуга, сестра, а ей подвывает пара соседок…оказалось, что мать забрали в больницу.
Я сцепила зубы, накапала страдалицам валерьянки, выпытала все подробности и выслушала стоны и ахи, не произнося ни слова.
— Требуется пересадка, — всхлипывала Оля, — Но это стоит очень, очень дорого. Правда, существует благотворительный фонд, который делает это фактически бесплатно, но там, как объяснил Сергей Геннадиевич, очень длинная очередь…
— Кто такой Сергей Геннадиевич? — с трудом разлепила я пересохшие губы.
