Галина Романова - Дом с привидениями
— Кому — «ему»?
— Своему страху, разумеется! Попробуй сама! Скажи: «Пошел вон!» Только громко и четко, чтобы твой страх понял, что ты совсем-совсем ничего не боишься! Представь, что тебе надо прогнать нерадивого слугу. Ну или надоевшую собаку…
Легко сказать! Дома ни папа, ни мама никогда не прогоняли старика Парфена, не ругались на придурковатого сына кухарки и не кричали на горничных. Но Анне так не хотелось огорчать тетушку, что она зажмурилась и громко крикнула:
— Пошел вон!
Ничего не произошло.
— Ну как? — Тетя испытующе смотрела на нее. — Легче стало?
Чтобы не огорчать никого, Анна кивнула.
— Хорошо. Теперь можешь сходить погулять! Погода хорошая.
Девочка с удивлением уставилась на пожилую даму. Погулять? Одной? Раньше ей такого не позволяли.
— Иди-иди. С тобой ничего не случится!
Анна посмотрела на окна. Снаружи был солнечный день — заканчивалось лето. На улице сейчас тепло, привольно. Не то что в этих мрачных стенах, где постоянно что-то скрипит, шуршит, хрустит и стонет. Может, и правда тут все настолько старое. А может быть, тут все-таки есть привидение. Только тетя почему-то про него ничего не знает и все твердит про дверь с медным замком. Но кто повернул ключ в замке, когда девочка залезла в шкаф? Кто ей сказал: «Не бойся?» И откуда на двери ее комнаты вчера появились слова «ложись спать»? Столько вопросов и ни одного ответа!
— Я буду у крыльца. — Девочка допила молоко и сползла со стула.
— Пирог возьми, если вдруг проголодаешься. — Тетя Маргарита все сидела за столом. — И не бойся ничего! С тобой ничего не случится! — повторила она. — За тобой присмотрят!
Значит, у нее будет няня? Девочка вышла в переднюю — ту самую, которая так напугала ее накануне вечером. Сейчас тут было значительно светлее — утреннее солнце било прямо в четыре узеньких окошка, да и входная дверь гостеприимно приоткрыта, — и она сразу увидела… — Ой! Мама! То есть тетя!
— Ну чего еще? — Пожилая дама не спеша привстала.
— Картина! Тут портрет висел вчера, — Анна указала на совершенно пустую стену. — А теперь его нет! Почему?
Рядом кто-то вздохнул, но на сей раз девочка не обратила на вздох внимания — она прислушивалась к словам тети:
— Почему? Он тебя так напугал, что я решила его убрать в чулан, вот почему!
Еще один вздох. На сей раз в нем явственно звучало сомнение. И лестница чуть скрипнула, как будто кто-то переступил со ступеньки на ступеньку. Нет уж! Место жуткое! Уйти отсюда!
Быстро переодевшись, Анна вышла на крыльцо и осмотрелась.
Двор перед домом зарос сорной травой. Только утоптанные земляные дорожки прорезали травяное поле. Одна широкая, посыпанная гравием, шла к калитке, а другая, узкая, огибала дом и сворачивала куда-то на зады, обходя сарай и небольшой, но весьма солидный огородик. Слева за забором стеной вставали ивы и вязы, за ними поблескивала речка. Справа, занимая все пространство до соседского забора, раскинулся старый запущенный сад. Во дворе росло несколько старых развесистых деревьев и кусты сирени. Одно дерево, кривое, словно больное и почти сухое, высилось как раз напротив кухонных окон. То самое, которое напугало девочку в день приезда. Оно тянуло к окнам свои корявые ветки-руки, почти касаясь стекол. Более уродливого дерева Анна в жизни не видела. Мама бы сразу постаралась избавиться от него. Мало того что в доме вечно что-то чудится, так еще и снаружи…
— Ча-ча-ча! — раздалось над головой.
Девочка посмотрела. На крыше крыльца сидела сорока и, склонив голову набок, внимательно смотрела на нее. Заметив взгляд ребенка, птица без страха спланировала на дорожку и, покачивая хвостом, запрыгала по ней.
— Ты здесь живешь?
Сорока посмотрела на нее блестящим глазом:
— Ча-ча-ча!
— Тут кошка ходит, — сказала Анна. — Соседская. Будь осторожна. Кошки ловят птиц!
Сорока насмешливо застрекотала и запрыгала по дорожке, ведущей за дом.
И неожиданно девочке стало так любопытно узнать, что же там, за домом, что она напрочь забыла и все свои страхи, и желание быть послушной, и даже интерес к улице в двух шагах от калитки куда-то испарился. «С тобой ничего не случится!» — всплыли в памяти слова тети Маргариты, и Анна пошла по узкой дорожке вслед за уже скрывшейся за углом сорокой.
Юлиан решил, что полдень — самое подходящее время для повторного визита на кладбище. Утро он потратил на то, чтобы навестить городской собор, под плитами которого не так давно упокоился последний прямой потомок рода князей Дебричей. С его смертью род прекратил свое существование — остались лишь потомки семьи Бричей и он, Юлиан Дич. Правда, был еще и род графов Крашей — когда-то за одного из них вышла замуж незаконнорожденная дочь какого-то из князей Дебричей, — но досконально изучивший историю рода Юлиан Дич вычеркнул всех Крашей из списка. Юлиану удалось увидеть дух последнего князя, но никак не переговорить с ним — в храме шла служба, и призрак, потревоженный его присутствием, лишь скользил по хорам бледной тенью, не задевая прихожан. Но все же казалось, будто он хочет что-то сообщить, и об этом Юлиан и думал, когда шагал к старому кладбищу.
С тех пор как тут перестали хоронить, кладбище понемногу дичало. В другом городе власти сделали бы из него городской парк, убрав лишнюю растительность и поставив вдоль дорожки скамейки. Но в Дебричеве уже имелся городской парк, и старое кладбище могло спокойно зарастать. Идеальное место для тайных свиданий!
Юлиан, как обычно, несколько минут постоял у калитки, сосредотачиваясь. Методика давалась ему нелегко — собственных сил, данных при рождении, было слишком мало, чтобы считаться хотя бы экзорцистом. Его таланты — и немалые — лежали в иной сфере, нежели общение с душами умерших. Он лишь мог чувствовать и чуять, смотреть и видеть, слушать и слышать — то, чего были лишены многие так называемые нормальные люди. И он не виноват, что слышать он мог не только скрытые мысли и эмоции живых людей, но и покойников. Смотреть на свежую могилу — и видеть неупокоенного духа, парящего подле. Чуять опасность — и чувствовать чужое присутствие. Его часто звали на консультацию в коллегию инквизиторов — если возникал спорный вопрос о принадлежности той или иной женщины к племени ведьм. Только ему, Юлиану Дичу, было достаточно одного пристального взгляда, чтобы отличить безобидную знахарку и целительницу от прислужницы темных сил. И он был одним из немногих, кто мог с одинаковым успехом прикасаться к предметам черной и белой магии. Несмотря на свою молодость — ему не было и двадцати четырех лет, — он считался одним из самых опытных и важных среди сотрудников Третьего отделения.
