Сергей Ким - Без объявления войны
– Успокойтесь, Аристарх Борисович, – примирительно поднял вверх руки бургомистр. – Да, мы действительно погорячились – не стоило перечить вам в этом вопросе. Если уж мы сами, по своей инициативе, попросили у вас помощи… Делайте все, что посчитаете нужным.
Повисла неловкая пауза.
– Ладно, закрыли эту тему, – первым нарушил тишину генерал. – Василий Петрович, сколько заключенных в лагере? – обратился он к лейтенанту.
– Тысяча двести, – нехотя ответил тот. – Но знайте, лично я против…
– Ваше мнение мне уже известно, – холодно сказал Морозов. – Давайте лучше перейдем к обсуждению вопросов, непосредственно связанных с постановкой под копье новых солдат.
– Вот именно, что постановкой под копье, – бросил Василий. – Где вы собираетесь взять столько оружия, чтобы вооружить всех этих зэгов? Ой, простите, солдат, – последние слова капитан выговорил с нескрываемой ехидцей.
– Ну, насколько мне известно, – усмехнулся генерал, – в любом мало-мальски крупном городе Рардена на всякий случай имеется резервный арсенал. И, как я знаю, после революции эти склады никто не расформировывал. Да, конечно, оружие там не слишком хорошее, зато его достаточно.
– Знаете, генерал, – недоуменно проговорил Осип, – для человека, приговоренного к изгнанию, вы проявляете поразительную информированность…
– Земля слухами полнится, – вновь усмехнулся Аристарх. – Ладно, не будем отвлекаться. Считаю, что пора переходить непосредственно к действию. Лейтенант Симонов, – обратился Морозов к начальнику лагеря, – объявляйте общий сбор.
– Есть, ваше высокопревосходительство. – Симонов нехотя поднялся, отсалютовал Аристарху и пошел к двери.
– Брат Аристарх, – обратился к генералу отец Петр. – А почему бы не привлечь к сему богоугодному делу заключенных и других лагерей? Конечно, они не столь велики, как Синегорский, но еще пару тысяч человек можно под копье поставить.
– Отличная мысль, ваше преосвященство, – кивнул генерал. – Я и сам обдумывал ее. У нас еще три лагеря… – Аристарх задумался. – Хм, кому-то из вас придется совершить две поездки.
– А почему бы не взять каждому по одному? – недоуменно спросил бургомистр.
– Да вы что! – улыбнулся Морозов. – Кто меня станет слушать с таким бредом-то? Не-ет, тут нужны люди с полномочиями…
– Аристарх Борисович… – в свою очередь улыбнулся Осип и укоризненно покачал головой. – Вы, право же, плохо думаете о наших умственных способностях. – Шеин полез за пазуху своего простенького дорожного камзола и достал еще один свиток в кожаном футляре. – Мы готовились ко всякому.
С этими словами бургомистр протянул тубус Морозову.
Генерал откинул крышку, достал свиток и погрузился в чтение. Минуту спустя Аристарх поднял глаза и удивленно произнес:
– Вы точно знали, что я соглашусь?
– Иначе мы бы и не ехали, – ответил Осип.
* * *Павел вместе с остальными зэгами в недоумении топтался на площадке перед домиком Хозяина. Даже общими усилиями не удалось найти внятную причину, какого демона их всех сорвали с работы средь бела дня. Перерыв уже был, эксцессов не происходило, а по графику – еще четыре часа работы.
Тем не менее их всех согнали сюда, и вот уже добрую четверть часа двенадцать сотен зэгов (заключенных-горняков) стояли и ждали невесть чего.
Поморщившись, Павел оттянул натирающий шею металлический ошейник.
…Нет, все-таки маги – порядочные уроды, это надо же было придумать такое западло! Вот еще полвека назад из тюрем бежать было сложно, но можно. А теперь, с введением в обиход смерть-ошейников, – просто невозможно. И это при минимуме охраны, отсутствии стен… А зачем? Ведь есть же «замечательные» артефакты, которые при пересечении границы лагеря просто отрывают голову человеку водяным клинком или чем-то подобным.
Вот так-то – дешево и сердито.
Конечно, оставалась еще возможность перебить охрану и попытаться отключить внешний охранный контур с пульта управления, но для этого требовался или маг высокого уровня, или знание кодов блокировки…
В любом случае побег оставался чем-то из разряда ненаучной фантастики.
Между тем по толпе уже начали ходить нехорошие перетолки, из разряда «этот «шмяк» – неспроста» и «выведут сейчас нас, братва, в чисто поле…». Павел, правда, был абсолютно спокоен – а чего кипешить, если им, таким ценным кадрам, ничего не угрожает? Каторга – вещь для государства невероятно ценная, сколько труда всего-то за хавчик! Кое-кого заключение так вообще особо и не напрягало. Вот, например, те же орки – они у себя дома-то ели через раз и всякую дрянь, а тут хотя и еда тоже не фонтан, но зато сытная и трехразовая.
Другой вопрос, что батрачить Павлу до конца этой гребаной жизни было, вообще-то, не в кайф. Безумно хотелось вернуться в родные места, в Приозерные степи, дочку увидеть, отца обнять или, на худой конец, опять оказаться в армии. На войну, ларистанским демонам в пасть – сдохнуть хоть как мужик, а не загибаться на этом руднике!
Но нет же, у капитана Бондаря в графе «Приговор» значилось: «Пожизненная каторга, без права помилования».
Эта бесконечная серость, это беспросветное бытие настолько остохренело Павлу, что он порой даже задумывался о том, чтобы сделать шаг, всего лишь один шаг…
За границу лагеря.
И получить наконец долгожданный покой…
Хорошо тем, кто вообще не заморачивается собственным безрадостным существованием. Как вон, например, старые знакомцы еще со свободной жизни Павла – Дарин и Утхаг. Сейчас эти два великовозрастных обалдуя азартно резались в «камень-вилы-бумага» на щелбаны. Треск стоял такой, что казалось, будто бы молотом дробят камни, а им хоть бы хны – черепушки что у дварфа, что у орка были будь здоров, не каждый болт пробьет.
Между тем по рядам зэгов прокатилось оживление. Из своей скромной юдоли соизволил выгрестись его благородие начлагеря. Причем в сопровождении весьма колоритной компании – старик, поп и генерал Морозов. Генералом его тут все называли чисто по привычке – на самом деле он был таким же осужденным, как и они. Только на более привилегированном положении – каторга Аристарху Борисовичу была заменена на пожизненное изгнание. Но упрямый генерал каждый день приходил в лагерь из своей избушки в лесу и вкалывал как проклятый.
Павел такой поступок уважал, хотя и не мог понять до конца – ему, сыну простого крестьянина, такие понятия, как офицерская и дворянская честь, казались пустым звуком.
…Начлагеря тем временем начал переговариваться с сопровождающими. О чем шел разговор, Бондарю было не слышно, но его благородие был чем-то явно недоволен. А потом вообще махнул рукой и отошел в сторону.
