Алена Алексина - Перехлестье
— Ты что–то приготовила? — спросила она помощницу.
— Ты же вчера вечером сказала, что надо сделать на завтрак… слово которое я не запомнила.
— Сырники?
— Да, сырники… Но я не знаю, что это и сделала блины.
— Так ты умеешь готовить? — удивилась Василиса. — А почему тогда тут было… все это?
И она широким жестом обвела ныне сверкающую кухню.
— Вся эта грязь, вонь? Почему?
— Я делаю, что приказывают, — тихо, не поднимая головы, ответила девушка. — "Приготовь харч" и "сделай сырников" — это совершенно разные просьбы.
Удивительное дело, в голосе девушки не прозвучало и тени насмешки или ехидства. Она и правда привыкла жить так, как приказывали, делать то, что требовали. Словно автомат! Не задумываясь, не проявляя себя.
Василиса пристально посмотрела на чернушку, пытаясь понять — что же с ней не так? Что–то странное было в девушке, вот только что? Впрочем, Васька быстро выкинула из головы лишние мысли и принялась за готовку. Следовало отрабатывать содержание и место ночлега. Удобное и уютное — ха–ха–ха… Плюс, конечно, хотелось денег. А ради зарплаты следовало расстараться.
Ну, да, конечно, умный человек привнес бы в этот отсталый средневековый мир реакцию ядерного синтеза. Василиса же могла поделиться только рецептами.
И вот уже через несколько минут на плите весело кипело, шипело, пыхтело и благоухало все то, чем Лиска собралась завоевывать мир. А через некоторое время на кухне, жадно втягивая воздух, снова материализовался хозяин "Кабаньего Пятака". Он оглядел трудящихся девушек, шумно сглотнул и… поводив носом, молча ушел обратно в зал, так ничего и не сказав.
— Это первый раз, — тихо–тихо пробормотала Зария
— Что именно? — поинтересовалась Василиса.
— Первый раз ни единого замечания. Удивительно…
Про себя новая кухарка подумала, что Багой, тем не менее, склонен к излишней критике, но все равно довольно ответила:
— Ну, я вообще крайне удивительная, — и выложила очередную порцию капусты на раскаленную сковороду. — Попробовал бы он что–нибудь сказать после того, как мы тут до ночи вкалывали, как рабы на галерах.
Наконец, когда священнодействие возле печи подошло к концу, стряпуха поставила перед задумчивым работодателем любовно сервированные миски. Подопытный взглянул на тарелки и громко сглотнул. Не от голода, нет. От удивления. Ещё бы! По сервировке у Василисы в техникуме всегда было твёрдое "отлично". Собственно, и по всему остальному тоже, но сервировку она особенно уважала, поскольку умело сложенные кусочки даже несъедобной еды вызывают резкий прилив слюноотделения, а это уже половина дела.
Багой смотрел в тарелку, как в телевизор — долго и сосредоточенно. Наконец, взял ложку и нерешительно отведал. С каждым новым проглоченным куском лицо его всё более мрачнело. Под девушкой задрожали ноги. Ну, что ещё не так? Неужто не нравится?! Дегустатор поднял угрюмый взгляд.
— И чего ты от меня ждёшь? — спросил он, откладывая ложку.
Кухарка ответила, с трудом сдерживая обиду:
— Для начала, хватило бы и простой благодарности.
— Ну, благодарствуй.
— Не на чем. А что такой вид, будто в еде плавает дохлая сколопендра?
Корчмарь подвигал челюстью (видимо, без предварительного жевания мыслительный процесс у него по–прежнему не завязывался), вздохнул и сказал:
— Вкусно.
— И?
Он снова пожевал, ковырнул ногтем в зубах, опять испустил тяжкий вздох, после чего разразился:
— Сразу ясно, что одного ночлега за такую работу мало, то есть ты сейчас привадишь ко мне народ, а потом запросишь денег. Заплатить я тебе не смогу, а значит, ты сбежишь, и вместе с тобой сбегут все посетители, а заведение батьки Багоя останется без медяка.
Диво! Василиса восхитилась такому стройному ходу мыслей. Прям, как в анекдоте, в котором из слова "рыбка" у барышни, путём логических построений, получилось слово "проститутка". Впрочем, надо успокоить человека.
— Послушай, Багой, — она села на скамью рядом с работодателем, — но ведь, если к тебе начнут валить посетители, прибыль вырастет, а значит, платить будет нетрудно.
Он в ответ возвёл очи горе, тяжко вздохнул, подёргал ус и… кивнул!
Вот так, проявив вопиющую наглость, Лиса выбила себе повышение зарплаты с первого рабочего дня. Осталось только угодить посетителям. И ещё никогда девушка не переживала за свою стряпню до такой степени. Как оказалось, зря. К вечеру раскрасневшийся от удовольствия корчмарь пересчитывал небывалую для своего заведения выручку и клялся, что, если кухарка продолжит так же вкусно готовить, то ему будут платить даже за запах стряпни.
* * *
…Весть о харчевне, в которой готовила женщина, причем готовила так, что от посетителей не было отбоя, разнеслась за несколько дней.
Багой теперь заглядывал на кухню только по утрам, чтобы снять пробу с очередного готовящегося блюда. Две недели подряд его новая работница умудрилась ни разу не повториться, и заведение ломилось от народа.
Дошло до того, что корчмарь пригласил плотников, и те разбили во внутреннем дворике нечто похожее на веранду — со столами и скамьями. Первое время там было относительно свободно, но с каждым днём погода делалась всё ласковее, и скоро желающих вкушать пищу на открытом воздухе стало больше. А ещё через пару дней, уличные столики занимали прежде, чем саму харчевню.
Работы у девушек резко прибавилось. Лиска радовалась — объемы были почти такие же, как и в ее родном мире, да и аппетит у здешних жителей оказался ничуть не хуже.
Расстраивало только одно — попадание в неизвестный мир ограничилось лишь сменой декораций. И, справедливости ради следует сказать — прежние декорации нравились Ваське куда больше. Отсутствие комфорта и удобств, встречающееся теперь на каждом шагу, сильно омрачало жизнь.
Лишь сейчас девушка поняла, насколько обленился человек двадцать первого века. В цивилизованном–то мире ведь всё без затей: щёлкнул клавишей — вот тебе и свет, кран открыл — холодная вода, другой повернул — горячая. Здесь: лучинка, чадящая, как крематорий, вместо водопровода — колодец, вместо водопроводного крана — ворот с цепью. И вода только одна — холодная. Зато, конечно, и по вкусу она отличалась ого–го! А Багой ещё ворчал, мол, в городе колодцы горькие, то ли дело лесные источники!
Ну и в целом. В целом еда значительно отличалась по вкусу. Без привычных Е621 и Е324 казалось, что в мясе как–то слишком много мяса, в бульоне — бульона, а в рыбе — рыбы. А еще говорят, будто химические добавки делают еду вкуснее. Сплошное вранье. Такую колбасу и такую свинину Василиса ела только в далеком детстве, когда на прилавках еще были живы старые ГОСТы. Одним словом, девушка претерпевалась к суровой действительности, по привычке стараясь отыскать в ней плюсы и преимущества. Нет, ну не сидеть же, рыдая и заламывая руки, так?
