Саймон Браун - Наследство
Наконец Оркид вспомнил о своих посетителях и поспешил в свой кабинет. Он молча прошел мимо своих секретарей и уже приготовился произнести слова извинения тем, кто дожидался его появления, но, увидев, кто именно его ожидал, он опустился на одно колено.
— Ваше Высочество! Простите, что я заставил вас ждать, но я никак не ожидал…
— Поднимись, Оркид, — произнес мягкий голос, и канцлер повиновался.
— Дорогой дядя, до сих пор мы с тобой обходились без лишних формальностей, и я не хотел бы, чтобы теперь нам пришлось к ним прибегать.
Оркид не без удивления всматривался в чисто выбритое лицо молодого человека, стоявшего перед ним, стройного и широкоплечего, бывшего ростом почти с него самого, с огромными широко раскрытыми глазами и ослепительной улыбкой.
— Вы возмужали, принц Сендарус.
— Такое случается, дядюшка. Мой отец просил передать для вас самые теплые пожелания.
— Как чувствует себя Его Величество король Амана?
— Он был вполне здоров, когда я видел его в последний раз, хотя я должен сказать, что недалек тот день, когда он сможет вновь повстречаться со своим братом.
Еще мгновение дядя и племянник молча смотрели друг на друга, затем порывисто и крепко обнялись. Продолжая держать принца за плечи, Оркид произнес:
— Я не ждал вас раньше следующего месяца, однако я очень рад вашему приезду.
— Неужели для его наставника у тебя не найдется ни словечка? — произнес второй посетитель.
Взглянув на него, Оркид был ошеломлен второй раз за утро.
— О Горный Бог! Эймеман, старый хищник, неужели это ты?
Полный краснолицый Эймеман с седыми волосами и бородой нахмурился.
— Разве непременно нужно по всякому поводу произносить имя Творца?
— Только в честь вашего прибытия, достославный учитель, — улыбаясь старику, ответил Оркид, и они обменялись крепким рукопожатием.
— Ну, а теперь присаживайтесь, пожалуйста, — пригласил гостей Оркид. — Вы, должно быть, устали с дороги.
— Действительно. Эти кости не приспособлены к долгим путешествиям, — отозвался Эймеман, усаживаясь в кресло.
— Хотя должен заметить, что дорога из Нанвы обошлась без особенных приключений.
— Чего не сказать о твоей последней поездке, — добавил Оркид. — Я так хорошо помню, как ты впервые привез меня в Кендру в числе других даров Амана, словно это случилось вчера.
— Тот день для меня был поистине ужасным, — заметил Эймеман. — Я чувствовал себя так, будто потерял сына.
— А я отца, — отозвался Оркид.
— Что ж, я не могу пожаловаться на избыток приключений за время нашего путешествия, — вмешался в разговор Сендарус. — Я страдал от скуки с того самого момента, как мы покинули Пилу. Между тем я не мог дождаться той минуты, когда покинем отцовский дворец и увидим весь мир. Вместо этого, все что мне удалось увидеть, был крутой подъем в Нанву, а потом бесконечную пустоту океана вплоть до последней ночи, когда на берегу стали видны огни Кендры.
Оркид кивком указал в сторону Сендаруса.
— Что ты скажешь об успехах своего нового подопечного?
— Нового? Вот уже десять лет прошло с тех пор, как король отдал на мое попечение Его Высочество.
Эймеман скептически взглянул на принца.
— Пожалуй, чересчур импульсивный, однако знания усваивает быстро. Его голова полна романтических представлений и всего того, что сам он называет «благородными идеалами». Если все это не принимать во внимание, то ему удалось стать вполне сносным учеником.
— Сносным?! — с негодованием воскликнул Сендарус. — Да сам Горный Бог не смог бы вынести ваших требований!
Эймеман закатил глаза к потолку.
— Вы не находитесь здесь еще и пяти минут, а уже богохульствуете не хуже своего дядюшки.
— Ничего страшного, — заметил Оркид, внезапно став серьезным. — Сейчас вы находитесь в самом сердце Кендры, а ее жители не слишком-то любят обращаться к другим богам. Все они твердо убеждены, что только то божество, которому они поклоняются, и есть единственный, истинный создатель.
— Они не позволяют тебе молиться Горному Богу? — спросил ошеломленный Эймеман.
— С тех пор, как я признал, его Богом и стал поклоняться ему, не наделяя его другими титулами, они предпочитают смотреть сквозь пальцы на мою веру, считают меня конформистом.
Эймеман кивнул, однако на его лице выразилось разочарование.
У него было не слишком много времени, чтобы тратить его на фарисейские рассуждения.
— Значит, вам следует что-то придумать, — обратился он к Сендарусу.
— Я убежден, что мы не задержимся здесь до такой степени, чтобы нам пришлось что-либо придумывать, — беспечно отозвался юноша, не заметив многозначительных взглядов, которыми обменялись Оркид и Эймеман.
— Должно быть, вы утомлены, — обратился Оркид к принцу. — Мой секретарь проводит вас в комнату, где вы смогли бы отдохнуть, а я тем временем распоряжусь, чтобы для вас подготовили более достойные покои, и оповещу личного секретаря королевы о вашем прибытии.
Сендарус хотел было возразить, поскольку он едва ощущал усталость и горел от нетерпения увидеть хотя бы часть столицы величайшего королевства, одного из самых огромных городов мира, однако он прочел что-то важное во взгляде Эймемана, обращенном к нему, и понял, что осмотр столицы Кендры должен подождать.
— Как вам угодно, дядюшка.
— А где же ваша прислуга и багаж?
— Они все еще на корабле.
Оркид позвал своих секретарей и отдал нужные распоряжения; двум из них он велел позаботиться о свите и багаже своих гостей, третьему же было приказано приготовить апартаменты самого Оркида для отдыха Сендаруса.
— Так значит, Марин решил, что его сыну не следует знать ничего о его части в будущем Кендры? — спросил Оркид Эймемана, когда они остались одни.
Эймеман отвел взгляд в сторону.
— Оркид, будущее еще так неясно. Король не хотел бы чересчур обнадеживать Сендаруса.
Оркид глубоко вздохнул.
— Мой старый друг, ты забываешь о том, что я сразу вижу, когда ты начинаешь лгать. Ты не можешь смотреть мне в глаза, и говоришь так, будто извиняешься.
— Я никогда не говорю так, чтобы можно было подумать, будто я извиняюсь, — с жаром возразил Эймеман, и после этих слов молниеносно исчезло все его раздражение.
— Ну ладно, может быть, и ясно, когда я извиняюсь перед кем-нибудь другим, — примирительно проворчал он.
— Так в чем же заключается истина?
— Когда я говорил, что голова принца забита всяческим вздором, недостойным внимания, я не имел в виду ничего другого. Марин боится того, что его сын откажется от исполнения роли, которая сможет показаться ему недостойной его положения в любом варианте.
