Роджер Желязны - Создания света – создания тьмы
В колеснице – одетая в плащ и окутанная облаком вуали женская фигура. Локон волос цвета запекшейся крови пламенеет у ее виска. Правая рука, оттенком почти сливаясь с алостью ногтей, держит поводья, привязанные к пустоте перед колесницей. Летающий зверек, которого Негра ударила, устроился теперь на плече этой женщины, его перепончатые крылья сложены и незаметны, а безволосый хвост слегка подрагивает.
– Негра из Калгана, – слышится голос, бьющий по лицу, как усыпанная алмазами перчатка, – ты пришла ко мне, как я пожелала… – и влажный туман, поднимающийся из ее колесницы, медленно сгущается вокруг огненной женщины.
Негра дрожит, чувствуя, как что-то подобное черному льду межзвездных пространств касается ее сердца.
– Кто вы? – лепечет она.
– Смертные зовут меня Исидой, Матерью Праха.
– Зачем вы ищете меня? Я знаю вас, леди, только по преданиям и легендам…
Исида смеется, а Негра протягивает руку и касается металлической опоры, поддерживающей ближайшую палатку.
– О, я ищу тебя, маленький глупый кролик, дабы сотворить с тобой ужасную вещь!..
– Но почему, леди? Я не сделала вам ничего дурного.
– Быть может, да, а быть может, и нет. Я тоже могу ошибаться, хотя, мне кажется, я не ошиблась. Впрочем, я это скоро узнаю. Надо только подождать.
– Чего?
– Исхода битвы, которая, я полагаю, скоро произойдет.
– Пусть леди простит меня, но мне нельзя ждать. Я тороплюсь…
– Милосердия! Я знаю… – она смеется, и металлическая опора прогибается под рукой Мегры до тех пор, пока не выскакивает из земли. Мегра держит ее в правой руке, чуть покачивая в воздухе. Смех Исиды умолкает.
– Дерзкая девчонка! Ты посмеешь поднять на меня руку?
– Если потребуется, мадам, хотя я сомневаюсь, что мне это будет нужно.
– Тогда застынь, где стоишь! – сказав так, Огненная Ведьма дотрагивается до кулона на шее, луч света бьет рубиновым сполохом из сердца кулона, падая на Негру.
Борясь с оцепенением, охватывающим ее, Мегра бросает металлическую опору – та вращается в воздухе, словно серое колесо или метательный диск, и летит к колеснице.
Выронив поводья, Исида продолжает сжимать кулон, из которого снова бьют лучи, и летящий металл на мгновение вспыхивает как метеор и исчезает, падая куском шлака на обожженную землю.
Ледяное объятие вдруг отпускает Мегру, она прыгает к колеснице и толкает ее плечом, так что Пепла вываливается на землю, а фамильяр, вереща, удирает за колесо.
Негра уже рядом, готовая ударить ребром ладони, но вуаль падает и девушка колеблется мгновение, не решаясь тронуть женщину такой красоты – с большими темными глазами на тонком лице, таком прекрасном и горящем жизнью, с ресницами, касающимися бровей и взлетающими как крылья малиновых бабочек, с губами, розовыми, как коралл, приоткрытыми в мимолетной улыбке, какую можно иной раз увидеть, когда долго глядишь на огонь.
…Все темнее Блис, и ветер все злее, и трясется земля, как от далеких ударов.
Луч кулона еще раз касается Мегры, а Исида пытается встать, падает на колени и хмурит брови.
– О, дитя, какая судьба тебя ждет! – говорит она, и Мегра, вспоминая легенды, взывает не только к привычному ей богу, но и к тому, кто давно пал: – Осирис, Повелитель Жизни, убереги меня от гнева твоей супруги! Но если ты не услышишь мою мольбу, тогда я обращусь к страшному богу, Сету, которого и любит, и боится эта леди. Спасите мою жизнь, о Великие! – и голос ее замирает в горле. Пепла теперь молчит, а земля вновь и вновь сотрясается ужасными ударами, и полдень становится сумерками в небесах и над землей. Вдали разливается голубое сияние, и откуда-то приходит грохот, как будто сошлись две армии. Слышны крики, визг, завывание. Мир вокруг колеблется, словно раскалился сам воздух его.
– Ты можешь подумать, что это идет избавление, – кричит Пепла – ответ на твои нечестивые причитания. Но ты ошибаешься. Я не убью тебя. Я сделаю кое-что пострашнее – объединю в тебе всю нечеловеческую мудрость и весь человеческий стыд. Потому что я узнала то, что хотела узнать на Блисе, и месть свершится! Теперь ступай в мою колесницу! Быстро! Этот мир может скоро исчезнуть, и все потому, что твоему любовнику не победить Генерала! Да будь он проклят!
Медленно и нехотя тело Мегры выполняет приказ, и она с трудом взбирается на колесницу. Огненная Ведьма подходит, становится рядом с ней и поправляет свою вуаль. В отдалении зеленый гигант выкрикивает слова, которые нельзя услышать, и мерцающие обломки всего на свете кружатся в огромном водовороте, плывущем над ярмаркой. Мир вокруг утрачивает четкость, двоится и троится, призрачные образы возникают и распадаются в прах. Землю раскалывают трещины, и где-то рушится город. Маленький фамильяр с криком прячется в складках огненного плаща. Сумерки кончились. С ударом грома падает ночь и тьма затопляет мир, но ярчайшие краски неожиданно вспыхивают там, где уже не должно бы быть никаких красок. Исида трогает поводья, и красные огни мечутся по колеснице, ничего не поджигая, но заключая ведьму и ее пленницу в сердце рубина или яйцо Феникса. И нет ни движения, ни звука, ни ощущения полета, только мир под названием Блис с его страхами, хаосом и чумой, с его спасением лежит теперь далеко над ними, как сверкающая пасть колодца, ко дну которого они несутся, и звезды блистают во тьме, славно брызги слюны.
Вещь-что-плачет-в-ночи
И Принц-Что-был-Тысячей начал рассказ:[1]
В те дни, когда царствовал я, как Властитель,
над Жизнью и Смертью, мольбе Человека –
я внял и в бескрайность приливных энергий
сумел очертить то, что в Средних Мирах.
Я создал естественный ритм изменений:
рождений, развития, смерти, а также
всех помыслов, связанных – с ними… И это
я дал Управителям-Ангелам, чтобы
посты на границах у Средних Миров
и руки их, что овладели волнами, служили для пользы.
И – много веков мы правили вместе, давая для жизни –
развитие полное, смерть умеряя,
позволив энергии шириться морем…
Окутались истины ветром и вихрем,
стремящимся к выси творенья, другие –
на Внешних Мирах. Это было наградой.
Но как-то случилось, что я, размышляя
над миром, который подобен пустыне,
хотя превосходен, но мертв и бесплоден,
и – жизнью еще не затронут, случайно
волны поцелуем, придуманным мною,
я вдруг разбудил эту спящую вещь…
И – сам испугался проснувшейся вещи,
когда из земли, вытекая, как лава, –
напала она и пыталась убийством
закрыть мне дорогу. И жизнь на планете
она уничтожила быстро, и – снова,
от злобы слюной истекая, метнулась,
насытилась Жизни приливом, коснулась
тебя, мое счастье, жена моя, радость…
И – тело твое не сумел воссоздать я;
лишь это дыханье и – все… О, проклятье!
И Жизнь выпивало оно так, как люди –
вино выпивают. И было бессильно
любое оружье, которым владел я.
Я – пробовал все, но оно не скончалось,
не впало в безмолвие, нет, но старалось –
укрыться, бежать, раствориться во мраке…
Я смог задержать его. Станции дали
энергию мне для создания поля,
для поля нейтральных энергий, сумевших
в себе заключить этот мир, где оно…
Но так как способно оно пробираться
не только сюда, но и к Жизни, посеяв
на месте миров – бесконечную пустошь,
его уничтожить – мой долг. И, конечно,
я – много пытался – терпел неудачи:
они приравнялись к попыткам, но все же –
в течение полустолетия я держал его
в том безымянном пространстве.
На Средних Мирах воцарившийся хаос –
стал следствием долгих отсутствий. Утерян
контроль был рождений, развития, смерти…
О, боль моя, ты – не имела предела!
Да, новые станции строились, но…
так медленно… Нужно б накладывать поле
еще раз, но то безымянное Нечто
не стал отпускать я на волю. Я сразу
не мог поддержать Миры Жизни и тут же –
удерживать страшного пленника – тень.
Тогда среди Ангелов вспыхнули ссоры;
гордыню раздоров дурною травою – скосил я…
Ценою же стала лояльность – я знал это твердо.
А ты, о, Нефита,
отца моего не одобрила смелость,
когда он вернулся из Средних Миров,
рискуя Осириса гневом, поскольку
хотел утолить разрушения жажду,
любовь свою, ту, что была запредельна.
Да, ты не одобрила, ибо отец мой
по имени Сет был не только воитель
и самый могучий из живших на свете,
но также и сын наш в далекие дни
на Мрачеке. Дни, где взломал темпоральный
барьер я, желая так жить постоянно
во все времена. И не знал я, что время –
назад повернуло, и стану отцом я
того – кто моим был… О, Сет солнцеглазый,
владеющий Жезлом, Перчаткой, идущий
над сушей, морями, горами… Нефита,
да, ты не одобрила, но не отвергла
ту битву, где всем предстояло сразиться –
и Сет опоясал себя на борьбу…
Не будучи прежде никем побежденным,
преград он не знал. Хоть Стальной Генерал
развеян был этим, пока Безымянным,
он страха не чувствовал. Правую руку
он вытянул – плотно Перчатка Энергий
ее охватила и выросла так,
что тело закрыла его как бронею.
Глаза же сияли сквозь эту броню…
Он на ноги пару сандалий чудесных надел.
Позволяли шагать они смело
по воздуху и по воде, как по суше…
На черную нить, ей себя опоясав,
повесил он ножны от Звездного Жезла,
рожденного в Норне у тех кузнецов,
что были слепы. Он единственный в мире –
мог этим владеть.
Да, он страха не ведал!
Он в крепость мою был готов отправляться
и мир сокрушить, где жило это Нечто,
голодное, ждущее жертв. Брат мой Тифон –
другой его сын – Пустота Черной Тени,
явился, прося взять с собой. Сет отвергнул
его предложенье и бросил надменно
себя в темноту, открывая свой лик…
И – триста часов длилась битва. И стало
слабеть Безымянное… Сет при атаке
его зацепил и готовил к удару
для смерти. И – скрыться оно в океанах
уже не могло… Добивал он на суше,
в глубинах морских и на горных вершинах,
по шару планеты преследуя, чтобы –
закончить смертельным ударом сраженье!
И были разрушены два континента…
Кипели моря, наполняя пространство,
как облаком-паром… И – плавились скалы…
А небо исхлестано было не плетью,
а – звука ударом… О, дюжину раз я –
Тифона удерживал – рвался на помощь…
Затем Безымянное, коброй свернувшись,
в небесную твердь вознеслось на три мили,
а Сет оставался на месте. Ногами –
он в сушу и воду уперся… Тогда-то
Осирис свершил свою подлость, – измену.
Не зря он поклялся отца уничтожить
за то, что украл у него он Исиду,
родившую Сету меня и Тифона…
Анубис его поддержал. Взявши поле
тем способом, что получают для солнца,
к пределу стабильности бросив светило,
Осирис обрушил удар. Еле спасся
я сам от него, но отец не успел…
Удар, уничтоживший мир, на планету
еще никогда не был брошен. Бежал я
в далекое место, за многие годы…
Тифон попытался спастись в подпространствах,
где дом его был – не добился успеха…
И – больше я брата не видел. Нефита!
Мне стоила битва отца, что был сыном,
и брата, и плоти твоей.
Живо Нечто.
Сумела та тварь уцелеть при атаке
от Молота-что-разбивает-все-солнца.
Нашел я ее на планетных обломках
позднее. Была она будто туманность,
горящая пламенем, словно при ветре…
Я создал вокруг него сил паутину;
закрылось оно, ослабевшее в битве…
И я поместил его в тайное место
за всеми пределами. Там, в заключенье,
оно без дверей и без окон. Я часто
пытался убить его снова. Не знаю,
что это такое. Лишь Сет мог ответить
на этот вопрос и при помощи Жезла.
Но – живо оно и – по-прежнему плачет,
и, если когда-нибудь сможет прорваться, –
убьет оно Жизнь, что на Средних Мирах.
Осирис с Анубисом власть поделили
за этой атакой. Смолчал я. Поскольку
я должен остаться на страже, покуда
не будет оно уничтожено. Вскоре
на станциях многих и ангелы стали
друг с другом сражаться. Их войны продлились
лет тридцать. А после – Осирис с Анубисом
то, что, осталось, пожали совместно.
И – нет этих станций.
Теперь эти двое волнами Энергий
должны управлять, подвергая народы
чуме или войнам. Достичь равновесий
от мирных воздействий путем постепенным
и с помощью станций – значительно легче…
Они не способны идти по-другому,
поскольку боятся двумнения или
дележки энергий, которые взяли
путем беззаконья. И даже друг с другом
они договор заключить не сумели.
Когда Безымянное я уничтожу
и путь, наконец, отыщу для убийства,
я силу энергий своих переброшу,
смещу моих Ангелов, двух, что остались…
И это – труда не потребует. Руки
мне новые будут нужны, чтобы волю
мою воплотить. Было б гибельно просто
убрать тех, кто может работать с волнами…
Когда я добьюсь всего этого, сразу
я, мощь этих станций собрав воедино,
Тебя воплощу, о благая Нефита…
