Евгений Лукин - Раздолбаи космоса, или Гений кувалды
Озираясь, Василий двинулся к ближайшей опоре, обогнул выступ – и остановился. Навстречу ему шел человек – надо полагать, тот самый.
Если белоснежная хламида Сократыча как-то совершенно естественно и ненавязчиво вписывалась в пейзаж, то одежды идущего навстречу казались нелепыми именно в силу своей узнаваемости. Собственно, из одежд на незнакомце были одни штаны. Короткие, скособоченные, плетеные на манер корзины из толстых мягких проводов, они тем не менее гордо свидетельствовали о мужском достоинстве их носителя.
Увидев Василия, незнакомец обомлел. Он явно не верил своим глазам. Наконец губы его шевельнулись в счастливой улыбке.
– Мент… – тихо и нежно, словно боясь спугнуть удачу, выдохнул он. – Заклепать мои карие очи – мент!
Глава 10
Ахнул дерзкий – и упал!
Михаил Лермонтов– А не досчитался я с вами, драконами, – напевно выговорил незнакомец, не сводя с Василия влюбленных глаз. Пальцы обеих рук он держал при этом несколько врастопыр, словно собирался ударить по клавишам. – Ох, не досчитался…
(Возраст – двадцать пять-тридцать; рост – от ста семидесяти пяти до ста восьмидесяти пяти; сложение – жилистое, худощавое; лоб – низкий; наличие морщин – отсутствуют; глаза – зеленые (а никакие не карие!), средней величины; уши – большие, прижатые; нос – утиный. Особые приметы…)
Василий не поверил и всмотрелся еще раз. Особых примет не было. То есть вообще ни одной.
Незнакомец, надо полагать, сомнение это уловил – и лицо его болезненно дернулось.
– В рифму, свисток, берешь? – совсем уже мяукающим голосом осведомился он. – Ты здесь на цырлах бегать будешь, понял? Бейцалы мне отлэкаешь!
Произнесено вроде все было правильно, только вот зубы доверия не внушали. Неровные (стало быть, свои, а не вставные) и слишком уж целенькие для отбывавшего срок.
– Клыки жмут? – холодно поинтересовался Василий. – Или башка на плечи давит? Наблатыкался и думаешь – автор?
Побледнев от обиды, незнакомец подался навстречу, умудрившись, впрочем, не сделать при этом вперед ни шагу.
– Ночник ты красноперый! – с угрозой выговорил он. – Выстеклю, помою, врача приглашу!
– А ну? – с интересом спросил Василий, неспешно закладывая руку за пазуху и доставая «Макаров». Незнакомец обрадовался.
– Нычь бедолагу-то, – ласково посоветовал он.
Отплевалась сестренка-Василий взвесил пистолет на ладони и задумчиво поглядел незнакомцу в низкий, без морщин, лоб.
– Чего уж там плевать-то? – сказал он. – Дам звона по кумполу – и все дела.
– За кого ж ты меня, пала, стрижешь? – процедил тот. – Да я три лысака как от хозяина! Василий сочувственно поцокал языком,
– Сидел… Вижу, сидел… Вся жопа небось в шрамах…
Лицо незнакомца свело судорогой. Он дернулся к ненавистному менту, но тут же о чем-то, видать, вспомнил, заматерился – и снова отшагнул.
– Да я – Крест! – злобно и беспомощно закричал он, ударяя себя в грудь кулаком.
– Трекало ты базарное, – тихо и внятно отвечал Василий, глядя ему прямо в глаза. – Наколка где?
Вместо ответа назвавшийся Крестом незнакомец вздрогнул и резко повернул голову, как бы предъявляя для опознания еще и профиль. Видя такое дело, скосил глаз и Василии, держа, однако, собеседника в поле зрения. Оказалось, что причиной тревоги была самая обыкновенная «мусорка», катящаяся к ним по стеклистому гладкому покрытию подобно огромной вытянутой капле ртути. При условии, конечно, что ртуть можно окрасить в густо-чернильные тона.
Крест вновь повернул к Василию теперь уже откровенно испуганное лицо.
– Ал! – выдохнул он еле слышно и начал отступать, трогая растопыренными пальцами воздух. – Шары, начальник! Разборка – потом…
– Да нет, чего уж потом? – Василий сунул пистолет за пазуху и, решительно, вразвалку приблизившись к отступающему, схватил за жилистую руку. Тот рванулся, в глазах его мелькнул ужас.
– Ты! Радостный! Я ж не пургу мету! Надзорка пасет!
Некоторое время они боролись, тяжело дыша. Крест был мужик сильный. Василий – тоже. Кроме того, очень уж разозлил его этот черт. Слышалось сдавленное:
– Бесогон! Бивень! Волк ты тряпочный!
Внезапно светлый мерцающий мир беззвучно взорвался, обдало жаркой болью, и противники разлетелись, словно шары на бильярде. Василия нечувствительно приложило о покрытие, перед глазами закривлялись ярко-зеленые амебы. Ощущение – будто хорошо дернуло током.
Приподнялся рывком, ища глазами табельное оружие. Лохмотья с сержанта как бы сдуло разрядом, и теперь он лежал на стеклисто посверкивающем полу голенький – что твой младенчик. Пистолета нигде видно не было. «Мусорка» деловито подъедала разлетевшиеся обрывки милицейской формы.
Рядом, болезненно кряхтя, ворочался Крест.
– Б-бельмондо ты н-недоделанное! – страдальчески крикнул он Василию, поднимаясь на колени. Плетеные на манер корзины штаны местами расплелись, так что теперь Кресту приходилось их придерживать, чтобы совсем не развалились. – Звонил же без булды: н-надзорка пасет!
– Что, Крест, опять щелчок заработал? – послышался спокойный насмешливый голос, и Василий оглянулся. Шагах в пяти стоял и, склонив голову к плечу, с любопытством смотрел на них морщинистый незнакомый мужикашка в кольчужно посверкивающем короткоштанном полукомбинезончике.
Подергиваясь, как контуженный, Крест повернул голову к вновь прибывшему и, злобно обложив его запинающимся матом, поковылял прочь.
Тот лишь ухмыльнулся ему вослед. Потом сочувственно оглядел Василия.
– Ну что, Вась, ожил? Пойдем колпачок налью – поправишься…
* * *По гнутым соломенно поблескивающим стенам помещения не правильной формы (другого определения Василий так и не смог подобрать) порхали цветные блики. Морщинистый, похожий на алхимика Пузырек, обдаваемый то мертвенно-ртутным, то розовым полусветом, что-то там поправлял в своем аппарате.
– Да никакой он, по-моему, не блатной, – хмуро говорил Василий. – Так, приблатненный…
Пузырек оставил в покое змеевик, обвивавший поросшую инеем трубу, и обернулся, отогревая дыханием замерзшие кончики пальцев.
– Не, блатной-блатной, – сказал он. – Как одежка на нем расползаться начала, мы прямо ахнули. Весь как есть в татуировке. Разве что на лбу ничего не выколото…
– Гляди-ка! – подивился Василий. – А куда ж она потом делась? Слиняла, что ли?
С колпачком в руке он сидел на… Честно говоря, непонятно на чем сидел. Вроде бы прямо на воздухе, загадочным образом отвердевшем вокруг толстого кабеля, разлегшегося над полом смоляной змеей. Чресла Василий обернул белоснежной простынкой, которую ему насовсем отдал Пузырек. Запросто можно было вообразить, что пьешь водку в предбаннике какой-нибудь правительственной сауны. Со светомузыкой.
