Вероника Иванова - Звенья одной цепи
– Если скажете, который час идет, мне будет проще ответить.
Он криво усмехнулся:
– Скоро пробьют утреннюю зорю.
– Я оказался здесь еще до вечерней.
– Значит, этого парня привели уже при тебе?
– Да, эрте.
Золотозвенник, казалось, вдобавок к застывшему взгляду перестал еще и дышать.
– Он что-нибудь говорил? Рассказывал о чем-нибудь странном, что с ним приключилось?
– Он ничего не помнил. Если вы хорошо смотрели, то наверняка заметили шишку у него на лбу с правой стороны. Так вот, парня кто-то от всей души стукнул по голове, почему он и впал в беспамятство.
– Но решетку он дергал не во сне, ведь так?
– Да. Очнулся вскоре после того, как его принесли. И долго не мог понять, что происходит, а потом…
– Потом? – Пеговолосый напрягся, как охотничья собака в стойке.
– Потом кое-что все же вспомнил.
Золотозвенник, приготовившийся к обстоятельному рассказу, сердито фыркнул, наткнувшись на простодушное молчание, и огонек бракка приблизился к моему лицу почти вплотную.
– Что именно?
– Вспомнил, что вышел ночью во двор. Гулял там. Встретил давнего неприятеля и подрался с ним. А подрался, потому что стал таким же сильным.
Темные глаза все же мигнули.
– Дальше!
– А дальше все было просто. Он решил, что я сомневаюсь в его силе, и вцепился в решетку. Итог вам известен.
Золотозвенник еще раз пристально прищурился:
– Больше тебе нечего рассказать?
– Нет, эрте.
Последние слова умирающего, сколь бы важными они ни были, именно в силу своей необъяснимой значимости показались мне опасными в первую очередь для меня самого, поэтому я предпочел промолчать.
– Все готово! – окликнула из-за решетки женщина, и «багряные» отправились обратно.
Что именно творила сереброзвенница Цепи одушевления во время моего допроса, я не видел, но, когда она отошла от тела, мне почудилось, будто мертвецу стало чего-то недоставать. Может быть, части лица, может быть, отдельных кусочков плоти: света факелов, задерживаемого спинами стражников, не хватало, чтобы все ясно разглядеть. Зато я смог лицезреть то, что и в самом деле выглядело поразительно и пугающе.
Женщина подошла к решетке, положила свои ладони на оторванные кисти, начала поглаживать, все настойчивее и настойчивее, а в какой-то момент скользнула в них, как в перчатки, и медленно разжала скрюченные пальцы, словно те вдруг стали ее собственными. Потом руки, живые и мертвые, то ли разделившиеся, то ли еще слепленные друг с другом, спрятались в складках мантии. Бритоголовая, поворачиваясь, чтобы уйти, поймала мой удивленный взгляд, насмешливо подмигнула, и в следующий миг посреди камеры взвились языки костра, охватившего мертвое тело. Очень странного костра, бросающего на стены не желтые или красные, а синеватые отблески.
Пламя взлетело, протрещало от силы с минуту и упало вниз, исчезая в швах между каменными плитами пола. Бракк вновь вернулся в поясные ножны, а сам сопроводитель – за спину своего Ведущего, который, прежде чем покинуть тюремный коридор, повернулся ко мне и сказал:
– Тебе было бы безопаснее забыть все, что ты видел. Но ты не имеешь на это права.
* * *С прибытием сонного тюремного начальства пришла и моя свобода: стражники вернули изъятые при аресте вещи, к которым, судя по всему, разумно предпочли не прикасаться больше необходимого, и препроводили навстречу начинающемуся дню, морозному и празднично ясному, словно вознаграждающему взгляд яркими красками за мутную тревогу минувшей ночи. Времени до утренней поверки оставалось совсем немного, но не успел я ускорить шаг, намереваясь как можно скорее добраться до Наблюдательного дома, меня догнал оклик:
– Сопроводитель Мори!
Таким тоном ко мне всегда обращался лишь один-единственный человек моего мира, ограниченного городскими стенами. Вот только этому человеку полагалось поутру находиться вовсе не на узкой улочке, а в просторном кабинете.
– Эрте?
Ротан Лаолли со-Мерея не растерял умения прятаться от любопытных взоров: я бы прошел мимо него, не заметив или в лучшем случае рассеянно подумав, что один из выступов каменной кладки имеет чуть большие размеры, нежели его соседи.
– Направляетесь на службу?
– Да. Как и должно.
– Не торопитесь. – Он еще глубже спрятал лицо в капюшон плаща, однако это странным образом никак не отразилось на четкости долетающих до меня слов. – Мои ноги уже не те, что в юности, да и бежать вам… некуда.
Забавное совпадение. Когда «багряные» ушли из тюремного коридора, я подумал о том же самом. Правда, так и не смог понять, откуда взялось навязчивое желание оказаться как можно дальше от всего случившегося, самое лучшее – в другой жизни.
– Что вы хотите сказать, эрте?
Лаолли вздохнул:
– Я полагал вас, Мори, одним из наиболее разумных и надежных сопроводителей. Да-да, знаю: среди нас нет ни лучших, не худших, как гласит «Уложение о нерукотворных стенах», но все мы люди, а значит, временами бываем слабы… Так вот, мне казалось, что на ваше усердие можно рассчитывать. И поначалу мои надежды оправдывались.
М-да, начало запутанное и многообещающее. Причем обещающее много дурного, а не приятного.
– Вы не задумывались, почему я направил в патруль городской стражи именно вас? Ведь многие, в том числе и я сам, видели, что зачинщиком драки был сопроводитель Тенн.
Все любопытнее и любопытнее. Только почему-то не хочется разматывать этот клубок.
– По правилам следовало бы наказать его, а не вас, верно? И если бы вы стали возражать… Но вы не стали, как я и предполагал. Вы исполнили приказ, что мне и требовалось. Хотите узнать истинную причину, по которой оказались в патруле?
Честно говоря, нет. Но мое молчание, равно как и любое мое слово, не остановило бы назидательную речь Лаолли:
– Вы были нужны там в своем обычном качестве. Для защиты.
Кажется, теперь все части головоломки заняли предписанные места. И получившийся рисунок мне отчаянно не понравился.
– Хотите спросить, почему вам не было сказано все это заранее? Потому, что вам и не нужно было знать ничего лишнего. Чем больше сведений, тем больше сомнений, а значит, и больше уязвимости. Вы должны были просто действовать, но…
Тут управитель вздохнул еще печальнее, а мне подумалось: лучше бы он визжал, как давеча в кабинете, топал ногами или творил прочий беспредел.
– Вы привлекли к себе внимание. Один из самых неприметных даже в наших рядах, и вдруг такое! Нет, меня не беспокоит участь того нищего. Пусть вы бы даже убили его и еще десяток, ни одного слова упрека вы бы не услышали. Но можно было дать волю своим желаниям иначе? А ведь Надзорные вообще не должны были знать, что той ночью вы входили в состав патруля.
