Галина Гончарова - Средневековая история
В плюс могли пойти две вещи. Первая — Аля, как и все дети, обожала в свое время игру в ножички. И метала их вполне прилично. Да и вообще ножом владела очень даже на уровне. Хирург, как-никак. Самая страшная профессия, каждый день — нож поднимать на живых людей.
Вторая — ее тренировки. Но опять-таки. Школа армейского рукопашного боя — страшная штука, если все наработано, поставлено и тело натренировано надлежащим образом. А если нет!?
Какие тут навыки боя — с этой… подушкой диванной!!!
Аля готова была шипеть от злости. Но… выбора не было. И она в очередной раз обещала себе увеличить нагрузки. Уже сегодня. И отлично понимала, что пока это невозможно. Новое тело надо было приводить в форму постепенно. Иначе получишь кучу болячек.
Марта привычно бубнила. Аля прислушивалась.
Хорошо было уже то, что Иртон — считался местным захолустьем. До ближайшего города тут было дней двадцать пути. До столицы — больше пятидесяти. Это внушало надежду на весьма редкие визиты дражайшего супруга. И чем реже, тем лучше. Никакой любви и жалости Аля к этому типу заранее не испытывала — и с удовольствием устроила бы ему несчастный случай. Из разряда: «сижу я, это, чищу картошку фамильным кынджалом, а тут мой муж рядом споткнулся пятнадцать раз…». И вообще? Как можно относиться к мерзавцу, который женился на несчастной толстушке по расчету, засунул ее в глухомань, у которой единственное достоинство, что она фамильная, а так — ноль!
Мало того, этот тяп-осеменитель здесь и появлялся-то только раз в год! Проводил с супругой три ночи — те, в которые было наиболее вероятно зачатие — и удирал обратно в столицу. Ну не козел?
Хотя… дитя своего времени.
Если кто не знает, у трубадура была прекрасная дама — одна штука. И куча баб — штук с тысячу. А понятие «верность» они вообще знали только в теории. Как и рыцари.
Что там еще про Иртон?
Аля навострила ушки. Карты она в библиотеке не нашла. А знать, где живешь, хотелось.
Иртон был захолустьем не просто так. Большая река Ирта служила северной границей Иртона с баронством Донтер. С юга и востока был Брокленд. Благо, отец Лилиан был человеком хозяйственным и скупал землю. По принципу «все детям и внукам достанется». Но вариант «добраться до дома и пожаловаться отцу» новоиспеченная Лилиан даже не рассматривала. Скажет он ей что-нибудь такое, что только они с дочкой знают — тут обман и раскроется. И будет кошмар.
С запада — сосновый лес на несколько дней пути и море. На редкость неудобное. И не слишком судоходное. Рифы, мели… То еще фамильное гнездо.
Как тут жить — было совершенно неясно. Почему не использовалось море — тоже. Могли бы хоть пару рыбацких поселков на берегу поставить.
Одним словом — Аля пока слишком мало знала. А действовать надо было. Хоть как-то.
Нужен бизнес-план. Может, и зря она не экономист? А то ведь может сидеть на золоте, но не подозревать, как его использовать!
Ладно. Разберемся.
Важно другое. Она может делать в своих владениях, что пожелает. Главное — не слишком зарываться. И никто ее не остановит.
Почему так?
Потому что она — жена графа Иртон. То есть — его продолжение. Собственные мысли бабам здесь не полагаются, так что ее воля — это его воля. И никто в этом не усомнится. Только надо знать меру.
А этому ее хорошо учили. Медикам чувство меры — главное. Иначе угробишь пациента.
М-да. Надо будет дома взять лист бумаги, выписать все, что она знает, подвести бонусы и составить программу на ближайшее время. Обязательно.
С этими мыслями она и подъехала к деревне.
* * *Деревню можно было описать одним словом.
Ни-ще-та.
Грязная «улица» посередине деревни. Дети, тощие, с любопытным и в то же время опасливым взглядом, какой бывает у бездомных собак: «пнут или не пнут и чего мне ожидать от этого человека?». Все — в серых рубахах до колен. У кого-то длиннее, у кого-то короче. Грязные лохмы сострижены коротко, «под горшок».
Такие же грязные собаки и кошки. Тощие — аж ребра видно. Господи, жить возле леса и вот так…
А дома? Это же просто хижины!
Аля закипала. Медленно, но уверенно, она осознавала, что ТАК — жить нельзя. Эти люди давно уже и не живут. Они кое-как выживают. И это… это ведь и из-за нее.
Аля вернулась обратно в карету. И так сверкнула глазами на Марту, что бедная служанка поперхнулась и замолчала на полуслове.
— С кем тут можно поговорить? Староста? Кто тут главный в деревне?
— Так все в поле, — пожала плечами Марта. — Теперь до вечера и не явятся. А поговорить… Если только со старой Матти.
— Старой Матти?
— Я же говорила, у нее муж был предыдущим управляющим. А потом Ирк умер, и господин прислал сюда Этора. Разве вы не помните? Ваш муж говорил…
— Все я помню, — выкрутилась Аля. — Я просто тогда о другом думала… Вот. Едем!
Интересно, сколько лет этой женщине, если она — старая Матти?
Марта высунулась из окна кареты и крикнула поворачивать налево.
А Аля задумалась, а как прийти в гости — здесь? Вот просто так вломиться и заявить: «здрасте, я ваша тетя, вот вам в гостинчик обезьяна, а вообще мне нужна ваша помощь?»
Вряд ли здесь это оценят.
Но если другого выхода не останется Аля так и сделает.
Помог случай. Где-то рядом раздался детский крик. И Аля обернулась туда, едва не разворотив дверь кареты.
— стой! — рявкнула Марта на кучера. Аля открыла дверцу кареты и кое-как поползла наружу.
Ох, тяжко жить на свете этом, всем, кто больше ста кило…
Дети бегали по улице. Дети же. Толкаться, пихаться и прочее — для них норма. А вот карета — это что-то новенькое.
Один из детей взобрался на забор, чтобы разглядеть карету получше. И благополучно упал оттуда. Все бы обошлось, но…
Откуда, откуда там взялась эта деревяшка? Кто-то принес ее как дубинку? Сломал что-то? Выронил из поленницы? Или просто… Аля помнила, как в одной из деревень складывали поленницу не во дворе, а перед забором.
Неожиданно острый кусок дерева полоснул ребенка по ноге, оставив глубокую рваную рану. А кричал его товарищ, видя, как из раны потекла алая кровь. И все это происходило буквально в десятке метров от Али.
И тут начали действовать рефлексы. Забыто было все. Новое тело. Обстоятельства переноса. Окружающий мир.
На колени перед ребенком опустилась не графиня Лилиан Иртон. Не безмозглая попаданка.
На грязной земле стояла одна из лучших учениц Рязанского мединститута. Алевтина Владимировна Скороленок. И плевать на новое тело, на средневековье… есть человек, которому она должна помочь. Это — главное.