Марина Дяченко - Варан
— Близится конец сезона. Когда вода опустится, мы выследим человека или людей, которые попытаются открыть тайник.
— Вы ведь не знаете, где он находится. В этом камне Шуу знает, сколько дыр и тоннелей…
— Служба охраны располагает подробными картами, — не сдавался Слизняк. — В конце концов, это наше дело, его сиятельство князь до сих пор был доволен своими стражами…
— Упустили время, — пробормотал маг.
— Что?
— Следовало запретить кому-либо покидать остров с того самого момента, когда была обнаружена поддельная сотка…
О Варане забыли. Он стоял совсем близко у деревянной стены и боролся с желанием провести пальцем по прожилке.
Все разговоры об Императоре, о деньгах, о судьбах Круглого Клыка скатывались с него, как дождевая вода со шкуры сытухи.
— Такой запрет означает обвал сезона, — после короткого молчания сказал Слизняк. — Мне страшно представить, какие последствия…
— А представьте ящик фальшивых соток, которые могут выплыть в оборот в любом уголке Империи?
— Империя велика, — снова помолчав, сказал Слизняк. Маг кивнул:
— Ну да, ну да, лишь бы наш сезон прошел гладко, а там хоть море высохни… Да потрогай ты эту стенку, мальчик. Несчастные дети воды и камня — всякая деревяшка вызывает у них трепет…
Тогда Варан крепко, со всей силой отчаяния, прижался ладонями к теплому дереву.
* * *— Нам сказали, что тебя казнили.
Нила сидела в гамаке. Варан стоял в округлом каменном проеме. Так и говорили, не двигаясь с места.
Нила изменилась. В одночасье стала старше. Вместо светлых штанов, расшитых камушками, на ней была длинная черная юбка. Варану теперь казалось — прошли годы с того дня, когда они виделись в последний раз.
— Нам сказали, что тебя казнили, — повторила Нила, разглядывая его силуэт. — Скажи… ты не мертвец?
— Нет. Меня отпустили. Так приказал Императорский маг.
— Мы триста раз ходили с прошениями, — сказала Нила после длинной паузы. — На триста первый нам сказали, что тебя…
— Да живой я! Сказали просто так — чтобы отцепились.
Варан злился невесть на кого. Он по-другому воображал себе эту встречу — с объятиями, слезами, может быть, даже обоюдными…
Нила сидела в гамаке — взрослая и чужая.
— Так мне можно остаться? — спросил Варан. — Или, раз уж меня казнили — до свидания, все?
— Нет, — сказала Нила еле слышно. — Раз уж ты живой… входи.
Глава третья
Ночью Варану приснилось, что Император издал указ — никого не выпускать с Круглого Клыка, пока не будет найден тайник с поддельными деньгами.
Варану снилось, что вокруг острова кольцом сомкнулись военные императорские корабли, а небо патрулируют всадники на крыламах. И что близится конец сезона, а остров набит отчаявшимися, злыми, напуганными чужаками. И что наступает межсезонье; мягкое солнце сезона становится белым и злым, выжигающим камень. Укрытий не хватает, вчерашние беспечные отдыхающие теперь умирают под палящими лучами, их трупы сжигают на пристани…
Варан кричал и просыпался, и снова засыпал, все время возвращаясь в тот же сон. Мать, дежурившая рядом с ним всю ночь, плакала и думала, что сыну снятся кошмары тюрьмы.
Днем он ходил по острову. Вглядывался в лица; все были спокойны, беспечны и веселы. Император не может так с нами поступить, думал Варан. Императорский маг, обитатель башни, ну не настолько же бессердечен, чтобы такое сделать…
Сезон заканчивался. Приезжие скупали — да что там, мели подчистую — все лакированные ракушки, резные украшения из соли и камня, картинки из перламутра, кошельки и сумки из кожи сытухи, кованые поделки рудокопов с Малышки…
Варан прошел мимо знакомой ювелирной лавки, не останавливаясь. Меньше всего ему хотелось видеть того самого ювелира с его выгоревшими бровями и залысинами на бронзовом от солнца лбу…
Хорошо бы найти тайник, думал Варан. И тут же с тоской понимал: нельзя. Если именно я найду «клад» — потом уже не удастся доказать, что прежде я никогда не видел этих фальшивых денег…
Хорошо бы, скорее закончился сезон. Тогда жизнь переменится, и все, что случилось, забудется. И отступит проклятая угроза — приказ Императора о превращении Круглого Клыка в одну большую тюрьму…
Он пришел в пещеру к змейсихам, когда солнце уже опускалось. Накануне ему так и не удалось добиться от хозяина четкого ответа — нужны ли его услуги или уже нет. За время, проведенное в тюрьме, никто ему платить не собирался, это ясно; но хоть полреала заработать на последних посетителях — и в этой малости будет отказано?
Он пришел решительный и злой. Хозяин, напротив, встретил его радушно:
— Не дуйся, дружок, будет для тебя работа, вот прямо завтра и будет… Нила наша с богатым горни по маршруту ушла. Парень нездешний, платит хорошо, — хозяин почему-то подмигнул, — даже более, я тебе скажу, чем хорошо, наши змее-красотки столько не стоят… И Ниле он, я заметил, приятен. Так почему нет? Целый день на маршруте, я других заказов на сегодня и не принимал. Вернутся еще не скоро… До темноты пару часиков есть… Так завтра Ниле я думаю отдых дать, а ты поработай.
Варан попрощался, пообещав явиться завтра с рассветом. И пошел прочь.
Вдоль дороги росли шиполисты — растения заурядные и вместе с тем почтенные, удостоенные изображения на круглоклыкском княжеском гербе. В межсезонье они походили на вросшие в землю черные рыбьи скелеты, зато в сезон выстреливали во все стороны огромными листьями и бледно-фиолетовыми цветами без запаха. Цветок шиполиста был размером с хорошую шляпу и, если его сорвать, не увядал три дня. Из листьев сооружали тенты, но главным образом — ограды вокруг чьих-нибудь владений, потому что листья, оправдывая название, покрыты были шипами и крючьями, способными поранить до крови.
Сейчас, в конце сезона, цветы шиполиста сменились плодами — тяжелыми шариками с торчащими в разные стороны иглами. Каждый год матери строго-настрого запрещали детям бросаться «шипиками», и каждый год дети все-таки бросались, иногда уродуя себе лица навсегда…
Нависавший над дорогой шипастый плод задел Варана по макушке. Едва-едва — даже царапины не оставив.
Варан содрогнулся.
Разведя голыми руками колючие листья, увидел ствол — «рыбий хребет» — и ветки, обманчиво-тонкие.
Взялся за ту, что нависала над дорогой. Рванул изо всех сил. Ветка треснула, но не поддалась.
Варан рвал и рвал, и выламывал ветку, не обращая внимания на колючие листья, которые били его по плечам, на то, что из расцарапанного уха струйкой бежала кровь. Шиполист был исключительно крепким растением — он ведь рос на камнях и боролся за жизнь от самого рождения из семени. Варан наседал, как буря, беспощадно и слепо, и в конце концов выломал ветку. Зашелестели, падая на землю, листья. Глухо стукнул о дорогу плод.
