В Хризолитовом круге (СИ) - Руэлли Хелена
В Долине Домиэль
На листьях пляшут звёзды,
Там в золоте луна
И чёрный неба свод.
А тихий звон ручья
Навеет сны и грёзы
Тому, кто посвящён
И кто туда дойдёт.
Там изумрудный Свет
Деревья льют беспечно,
И в шелесте листвы
Послышится свирель,
И Сила потечёт
Потоком бесконечным
К тому, кто попадёт
В Долину Домиэль.
Пока Мелис пел, Нелли сосредоточенно вслушалась в его голос, взмахнула смычком… Чистый и ясный юношеский голос сплетался со звоном струн, и эта мелодия вселяла надежду в сердца Посвящённых. Может, для того она и была предназначена в своё время?
Даже лицо Торментира было уже не таким каменным.
— А если кто-нибудь услышит эту балладу, нас опять жечь не будут? — поинтересовалась Эйлин.
— Да, наверное, надо быть поосторожнее с такими песнями, — согласился Мелис. — Больше я петь её не буду.
— Да чего вы боитесь! — Нелли снова хотелось доказывать свою правоту. — На этой дороге никого не видно, никто нас не слышит.
— Соглядатая тоже днём не было видно, — помрачнев, сказала Эйлин.
Лидброт тихо рассмеялся:
— Если бы вы были внимательны, то кое-что заметили бы…
— Что именно?
Торментир тоже усмехнулся. Эйлин, заметив это, произнесла:
— Ну-ка, признавайтесь, что вы тут наколдовали, а мы и не заметили?
Всё ещё улыбаясь, Лидброт ответил:
— Солус при отъезде сказал, что ходил проверять фургон… Да и теперь он тоже начеку.
— То есть?
— То есть я наложил пару заклинаний, и нас сейчас никто бы не услышал. И вообще, на нас вряд ли обратят внимание, если только мы не начнём какие-либо магические действия, — Торментир был явно доволен собой.
Нелли, пользуясь тем, что её лица никто из магов не видит, скорчила самодовольную рожу. Мелис тихо фыркнул. Но, судя по голосу Эйлин, та была в восторге (или хорошо изобразила его):
— Вы просто молодец, Солус! Такой осторожный и предусмотрительный! Что бы мы делали без вас!
Нелл продолжала кривляться, сложив губки бантиком и тихонько почмокав в воздух, что должно было изображать «любовь-морковь». Мелис, посмеиваясь, сделал ей страшные глаза и грозно нахмурился, показывая, как будет разгневан на неё Торментир. В ответ Нелли высунула язык и показала «нос». Молодые люди хихикали и не замечали, что их пантомима не осталась незамеченной.
Внутри фургона Эйлин, отвернувшись, вся тряслась от еле сдерживаемого смеха, Лидброт улыбался, а Торментир высоко поднял брови. Отсмеявшись, Эйлин громко прошептала:
— Солус, они забыли, что их мысли легко читаются!
Торментир только пожал плечами.
Но Нелли, чуткая, словно пантера, услышала эту фразу и демонстративно вытаращила глаза от преувеличенного ужаса. Вдобавок она широко раскрыла рот, и рожица получилась настолько уморительной, что Мелис не выдержал и громко захохотал.
Так они развлекались дорогой, а вдоль неё тянулись и тянулись леса.
— Интересно, — пробормотала Эйлин. — Почему мы никого не встречаем на этой дороге?
— Это не главная дорога к порту. Основной тракт очень многолюден. Он гораздо шире этой лесной дороги, более благоустроен… — Мелис не успел закончить фразу.
— А почему мы тогда не едем по главному тракту? — возмутилась Нелл.
— Дамы соскучились по благам цивилизации? — холодно осведомился Торментир.
— Нет, не сказать, чтобы очень, но предстоит ночёвка, — не менее холодно парировала Эйлин. — И если вам нравится спать на голой земле, то, пожалуйста, спите, а я не хочу.
— Ночью можно не останавливаться — быстрее доберёмся, — проворчал Торментир.
— Ну, если вы будете рулить, Солус.
— Ой, знаете, госпожа Эйлин, — Мелис заволновался. — Эти лошади такого не любят.
— Чего именно? — не поняла Эйлин.
— Ну, понимаете, они чувствуют руку, что правит ими, а другой руки могут и не признать, и не послушать.
— В общем, я тоже не горю желанием возиться с четвероногим транспортом, — уточнил Торментир.
— Они не транспорт! — возмутились Нелл и Мелис. — Они ведь живые!
— Проще говоря, — вмешался Лидброт. — Большинство из нас за остановку ночью. Но всё равно кто-то должен караулить остальных и не спать.
— Это можно делать по очереди, — спокойно сказала Эйлин. — Так каждый из нас отдохнёт, а утром можно снова двигаться в путь. Я только хотела бы нести вахту последней, заодно приготовила бы что-нибудь перекусить. Время сэкономим.
— Хорошо, — легко согласился Лидброт. — Я мог бы караулить первым, а Солус — в середине ночи. Вы не против, Солус?
Торментир согласился, но молодые люди запротестовали:
— А мы? Мы тоже хотим караулить!
— А вы, — утешил их старый волшебник, — днём будете следить за дорогой. Это важно, это очень важно, и вы должны быть внимательны, поэтому ночью должны поспать.
Те согласились, хотя и с неохотой.
Путь продолжался под шорох ветра в ветвях и пение лесных птиц. Надо заметить, что деревья и трава были здесь совершенно обычными. Эйлин подумала, что таким мог бы быть лес в её родных краях. Солнце ласково пригревало, как в любой чудесный летний денёк. Впрочем, как отметила Эйлин про себя, здесь могут оказаться совсем другие времена года.
Лидброт, хитрец, видно уловил течение её мыслей:
— Здесь, в этой области Сариссы, нет ярко выраженных времён года. Но сейчас, по всей видимости, действительно лето. Обратите внимание, как высоко поднялось солнце.
Глава 31. Дорожные песни
Ехать в молчании женщинам было скучно.
— Мама! — Нелли сунула голову под тент. — Давай хоть песню споём, что ли. Ведь Сол… То есть магистр Торментир обещал, что нас никто не слышит.
— А ты подыграешь? — лукаво спросила Эйлин.
— А то! Любой каприз! — залихватски взмахнув смычком, ответила Нелл.
— Ну-ну! — и Эйлин затянула:
— Гоп-стоп!
Мы подошли из-за угла.
Гоп-стоп!
Ты много на себя взяла…
Нелли хорошо знала эту песню и, посмеиваясь, в какой-то ресторанной манере наигрывала мотив. Мелис вытаращил глаза. У Торментира от удивления открылся рот. Лидброт внимательно вслушивался в слова песни. Мохнатые лошадки резво рысили по пыльной дороге. Нелли была невероятно довольна произведённым эффектом.
— Что это? — изумлению Мелиса не было предела. — Госпожа Эйлин, что вы пели?
— А что? — смеясь, ответила та. — Песня как песня. Ну, бандитская, правда.
— Как вы, приличная и серьёзная женщина, можете петь такое? — Торментир начал приходить в себя.
— А я не приличная и не серьёзная, я люблю пошутить, посмеяться и спеть прикольную песню, — Эйлин хохотала. Нелл, заливаясь, вторила ей на облучке.
— Ужас, — проворчал маг.
— Простите, Солус. Я всё время вас шокирую. Но, может, вам спеть приличествующую мне грустную песню о любви?
— О, давай, мама! — Нелли не терпелось сыграть что-нибудь, словно не она водила смычком, а смычок управлял ею. — Давай ещё!
Эйлин кивнула, и они с Нелли запели:
— Летний дождь, летний дождь
Начался сегодня рано,
Летний дождь, летний дождь
Моей души омоет раны.
Мы погрустим с ним вдвоём
У слепого окна…
Протяжно печалилась скрипка о несвоевременной любви, и все ощутили эту светлую грусть. Эйлин, допевая припев, вдруг почуяла неладное. Торментир побледнел и изменился в лице:
— Довольно! Прошу вас, перестаньте! — хриплым шёпотом произнес он и закрыл лицо руками.
Песня мгновенно смолкла. Даже у Нелли не хватило нахальства протестовать и продолжать. Торментир, не говоря больше ни слова, выпрыгнул из фургона и пошёл рядом с ним широким шагом. Эйлин, словно ища поддержки, взглянула на Лидброта.
— Ничего, Эйлин, со временем это у него пройдёт. По крайней мере, я надеюсь.
— Да что с ним? Неужели я его опять обидела?
— Нет, конечно, нет. Его обидела сама жизнь…