Брендон Сандерсон - Слова сияния
Далинар оглядел молодого солдата со шрамами и мрачным выражением на лице.
«Почему, – подумал Далинар, – я так полагаюсь на этого человека?»
Он не понимал причину, но с годами научился доверять своим инстинктам солдата и генерала. Что-то в нем заставляло верить Каладину, и он прислушивался к этим инстинктам.
– Это всего лишь пустяковое происшествие, – сказал Далинар.
Каладин пристально взглянул на него.
– Не волнуйся чрезмерно о том, что кто-то пробрался внутрь и накарябал это на моей стене, – сказал Далинар. – Просто будь бдительнее в будущем. Свободен.
Он кивнул Каладину, который неохотно вышел, прикрыв за собой дверь.
Подошел Адолин. Юноша с буйной гривой волос стал теперь таким же высоким, как Далинар. Иногда об этом было тяжело помнить. Казалось, прошло совсем немного времени с тех пор, как маленький энергичный мальчик размахивал деревянным мечом.
– Ты сказал, что очнулся и увидел их здесь, – произнесла Навани. – Ты говорил, что не видел и не слышал, как кто-то рисует глифы.
Далинар кивнул.
– Тогда отчего, – продолжила она, – у меня сложилось неожиданное и ясное впечатление, что ты знаешь, почему они здесь появились?
– Я не знаю, кто именно сделал рисунок, но знаю, что он обозначает.
– И что же? – требовательно спросила Навани.
– Он означает, что у нас очень мало времени, – ответил Далинар. – Разошли обращение, затем свяжись с кронпринцами и назначь совет. Они захотят поговорить со мной.
«Грядет Вечный Шторм...»
Шестьдесят два дня. Слишком мало времени.
Но, видимо, это все, что у него было.
Татуировки Четвертого моста
Глава 5. Идеалы
Знаки на стенах предвещали большую опасность, чем даже ее сроки. Предвидение будущего – свойство Несущих Пустоту.
Из дневника Навани Холин, джесесес, 1174 г.– ...победы и в конце концов возмездия.
Глашатай держала перед собой королевский приказ, помещенный между двух покрытых тканью дощечек, хотя явно запомнила его наизусть. Не удивительно. Только Каладин заставил ее повторить обращение трижды.
– Еще раз, – сказал он, сидя на своем камне возле костра Четвертого моста.
Многие члены бригады уже доели завтрак и сидели молча. Рядом Сигзил повторял слова, стараясь их запомнить.
Глашатай вздохнула. Это была полная молодая светлоглазая женщина с рыжими прядями в черных волосах, свидетельствующих о наличии в ее родословной веденцев или рогоедов. Десятки таких же женщин перемещались по военному лагерю, чтобы зачитать, а иногда и объяснить слова Далинара. Она снова открыла приказ.
«В любом другом батальоне, – лениво подумал Каладин, – командир будет обладать более высоким социальным статусом, чем она».
– Именем короля, – начала женщина, – Далинар Холин, кронпринц войны, настоящим приказывает изменить порядок добычи и распределения гемсердец на Разрушенных равнинах. С этого времени каждое гемсердце будет добываться по очереди двумя кронпринцами, сотрудничающими между собой. Трофеи становятся собственностью короля, который определит долю каждого, основываясь на эффективности участвующих сторон и их готовности повиноваться. Назначенная очередность четко установит, какие кронпринцы и армии ответственны за поиск гемсердец и в каком порядке. Пары не всегда будут одинаковыми, их сформируют в зависимости от стратегической совместимости. Ожидается, что в соответствии с Кодексом мы все проявим уважение друг к другу, мужчины и женщины наших армий одобрят новый порядок, нацеленный на достижение победы и в конце концов возмездия.
Глашатай захлопнула дощечки и подняла взгляд на Каладина, выгнув длинную черную бровь, которая, он почти не сомневался, была нарисована с помощью косметики.
– Спасибо, – сказал мостовик.
Женщина кивнула ему и направилась в сторону расположения следующего батальона. Каладин поднялся на ноги.
– Что ж, вот и шторм, которого мы все ждали.
Мужчины закивали. Разговоры в Четвертом мосту о вчерашнем проникновении в покои Далинара поутихли. Каладин чувствовал себя идиотом. Однако Далинар, видимо, не обратил на проникновение никакого внимания. Он знал намного больше, чем говорил Каладину.
«Как мне выполнять свою работу, если у меня нет необходимой информации?»
Меньше двух недель на службе, а политика и махинации светлоглазых уже заставили его сделать ошибку.
– Кронпринцы возненавидят это обращение, – проговорил Лейтен с другой стороны костра, где он возился с завязками нагрудника Белда. Часть униформы вернулась от интенданта с перепутанными пряжками. – У них все завязано на добыче гемсердец. Сегодняшние ветра принесут слишком много недовольства.
– Ха! – воскликнул Камень, наливая острую похлебку для Лоупена, вернувшегося пару минут назад. – Недовольства? Сегодня это будет означать бунт. Разве ты не слышал упоминание про Кодекс? Эта штука – оскорбление для всех, кто, как мы знаем, не следует клятвам.
Он улыбался и, по всей видимости, полагал, что гнев и даже бунт кронпринцев станет чем-то забавным.
– Моаш, Дрехи, Март и Эт со мной, – сказал Каладин. – Мы должны сменить Шрама и его отряд. Тефт, как продвигается твое задание?
– Медленно, – ответил Тефт. – Эти парни в других мостовых бригадах... Им еще есть к чему стремиться. Нам нужно что-то большее, Кэл. Какой-то способ воодушевить их.
– Я займусь этим, – ответил Каладин. – Для начала попробуем их кормить. Камень, сейчас у нас только пять офицеров, поэтому ты можешь занять последнюю наружную комнату под хранилище. Холин дал нам право требовать с лагерного интенданта все, что понадобится. Набей хранилище под завязку.
– Под завязку? – переспросил Камень, лицо которого растянулось в широкой ухмылке. – Насколько под завязку?
– Под самую завязку, – уточнил Каладин. – Мы ели похлебку и рагу из преобразованного зерна месяцами. В следующем месяце Четвертый мост будет питаться по-королевски.
– И никаких ракушек, – сказал Март и, указав на Камня, взял копье и поправил мундир. – Только потому, что ты можешь приготовить что угодно, мы не будем есть всякую дрянь.
– Опьяненные воздухом низинники, – вздохнул Камень. – Разве вы не хотите быть сильными?
– Я хочу сохранить себе зубы, большое спасибо, – ответил Март. – Чокнутый рогоед.
– Я буду готовить два блюда, – сказал Камень, приложив ладонь к сердцу, как будто для салюта. – Для смелых и для глупых. А вы можете выбрать, что вам подходит больше.
– Ты закатишь пиры, Камень, – проговорил Каладин. – Мне нужно, чтобы ты обучил поваров для других бараков. Даже если теперь у Далинара имеются лишние повара, так как приходится кормить меньше регулярных войск, я хочу, чтобы мостовики были самодостаточны. Лоупен, с этого момента Даббид и Шен в твоем распоряжении – вы помогаете Камню. Мы должны превратить эту тысячу мужчин в солдат. Все начинается с того же самого, что и с вами, – с наполнения их желудков.
– Будет сделано, – улыбнулся Камень и хлопнул Шена по плечу, когда тот подошел на секунду. Паршмен только начал вести себя смелее и, казалось, меньше, чем раньше, прятался за спинами. – Я даже не буду добавлять навоз.
Остальные засмеялись. Добавление навоза в пищу было как раз той причиной, по которой Камень оказался среди мостовиков. Когда Каладин направился к королевскому дворцу – сегодня у Далинара намечено важное совещание с королем – к нему присоединился Сигзил.
– Можно вас на минутку, сэр, – тихо проговорил мостовик.
– Конечно.
– Вы обещали, что у меня будет возможность провести измерения ваших... особенных способностей.
– Обещал? – спросил Каладин. – Я не помню, что давал такое обещание.
– Вы хмыкнули.
– Я... хмыкнул?
– Когда я говорил о том, что нужно провести кое-какие измерения. Казалось, что вам пришлась по нраву эта идея, и вы сказали Шраму, что мы можем помочь вам выяснить, на что вы способны.
– Полагаю, что так.
– Нам нужно точно знать, что вы можете, сэр, – диапазон способностей, время, в течение которого в вас удерживается штормсвет. Вы согласны, что четкое понимание ваших пределов будет полезным?
– Да, – нерешительно ответил Каладин.
– Замечательно. Тогда...
– Дай мне пару дней. Подготовь место, где нас никто не увидит. После этого... да, договорились. Я позволю тебе провести измерения.
– Замечательно, – проговорил Сигзил. – Я разработал несколько экспериментов.
Он остановился на тропинке, позволив Каладину и остальным следовать дальше.
Каладин пристроил копье на плече и расслабил руку. Он часто замечал за собой, что слишком сильно сжимает копье, так, что белели костяшки пальцев. Как будто какая-то его часть до сих пор не верила, что он вправе носить его прилюдно, и опасалась, что копье снова могут забрать.
