Энтони Пирс - Заклинание для хамелеона
Ирис убрала со стола и примостилась рядом с Бинком на подушках. Теперь на ней было вечернее платье с глубоким вырезом, и он мог лицезреть некоторые приятные подробности ее телосложения. Скорее всего, это тоже иллюзия, но если оно на ощупь не хуже, чем на взгляд, кто стал бы возражать?
Но туг с его носа чуть не капнуло прямо в соблазнительный вырез на платье, и он резко поднял голову. Увлекся, видно, наклонился чуть больше, чем следовало.
— Тебе плохо? — сочувственно спросила Ирис.
— Да нет. Вот только насморк…
— Возьми платочек, — Она протянула ему нечто ажурно-кружевное.
Ах, как не хотелось осквернять такую красоту содержимым собственного носа, но не сморкаться же опять в подушку!
— Может, мне перед уходом что-нибудь по хозяйству сделать? — запинаясь, спросил он.
— Мелко мыслишь, — с глубоким вздохом ответила Ирис, придвигаясь к нему.
Бинк почувствовал, что немилосердно краснеет. А Сабрина так далеко… Да и платья такого роскошного у нее не было и не будет.
— Я же говорил… Мне надо к доброму волшебнику Хамфри, чтобы открыть свой магический дар — или отправиться в изгнание. Только вряд ли у меня есть магия, поэтому…
— Даже если и нет, я могу устроить так, что ты останешься, — сказала она, придвигаясь еще ближе.
Она явно с ним заигрывает. Но с какой стати такой умной и талантливой женщине интересоваться таким ничтожеством, как он? Бинк снова вытер нос. Ничтожество, к тому же сопливое. А она… Может, и приукрасила свою внешность с помощью иллюзии, но талант и ум у нее явно подлинные. Зачем ей он? Да незачем!
— Ты сможешь творить волшебство на глазах у всех, — продолжала она с прежней обезоруживающей убедительностью, прижимаясь к нему. На ощупь она была вполне реальна и весьма аппетитна. — Я могу создать иллюзию волшебства, которую никто не раскусит. — Бинку стало совсем неловко: такое говорит и при этом трогает его за самые интимные места! — Я умею и на расстоянии работать, так что никто и не подумает, будто в этом замешана я. Но и это не все. Я могу дать тебе богатство, власть, безбедную жизнь — настоящие, не иллюзорные. Могу подарить тебе красоту и любовь. Все, что только может пожелать житель Ксанфа…
Подозрительность Бинка усилилась. К чему она клонит?
— У меня есть невеста…
— И пусть будет, — кивнула Ирис, — Я не ревнива. Возьми ее в любовницы — только не слишком афишируй.
— Как это в любовницы?! — возмутился Бинк.
Но Ирис его вспышка ничуть не смутила:
— А вот так. Твоей женой буду я.
Бинк в смятении уставился на нее:
— Но зачем тебе муж без магии?
— Затем, чтобы стать королевой Ксанфа, — не моргнув глазом, ответила она.
— Королевой Ксанфа? Но для этого ты должна выйти за короля.
— Вот именно.
— Но…
— В Ксанфе есть нелепый, устаревший закон, гласящий, что номинальным владыкой Ксанфа может быть только мужчина. Так отсекли от власти всех женщин, даже самых способных. А нынешний король стар, дряхл и не имеет наследников. Пришло время королевы. Но сначала должен явиться новый король. И этим королем будешь ты.
— Я?! Да я править не умею!
— Согласна. Эти скучные материи ты предоставишь мне.
Наконец-то все стало ясно. Ирис рвется к власти. И чтобы воцариться, ей нужен болванчик, подставное лицо. Муж, желательно бездарный и наивный, чтобы можно было из него веревки вить. И чтобы не тешил себя иллюзиями насчет реальной власти. Если он согласится на предложение Ирис, то станет игрушкой в ее руках. Но в ее предложении есть резон. Фиктивный король — удел не хуже изгнания. И при этом вопрос о его личной магии отпадает сам собой.
Впервые в жизни он взглянул на свою магическую бездарность как на потенциальное преимущество. Человек самостоятельный, законный гражданин Ирис ни к чему — такого она недолго сможет удержать в повиновении. Ей-то нужна личность магически ущербная, как раз вроде него — без Ирис он будет никем, даже не гражданином Ксанфа.
Это соображение существенно умаляло романтизм ситуации. Что поделаешь, действительность всегда уступает иллюзии по части завлекательности. Но если он откажется, то ему останется только вернуться в Глухомань и продолжить путешествие, которое, скорее всего, окажется безрезультатным. До сих пор ему сопутствовала небывалая удача, и, наверное, он исчерпал ее лимит. Даже шансы просто добраться до замка волшебника Хамфри не слишком велики — теперь Бинку придется пробираться по краешку самой сердцевины Глухомани. Нет, дурак он будет, если не примет предложения чародейки.
Ирис пристально наблюдала за ним. Когда он поднял на нее глаза, ее платье замерцало и сделалось прозрачным. Пусть это и иллюзия, но от такого зрелища дух захватывает. Даже если эта плоть только кажется реальной — ну и что это меняет? Теперь у него не оставалось сомнений, что именно она прямо сейчас предлагает ему, так сказать, в личном плане. Она будет счастлива доказать ему, что и в этом деле она не меньшая мастерица, чем по части кулинарии. Ей ведь нужно его добровольное сотрудничество.
В самом деле, нужно соглашаться. Тогда он обретет гражданство и сохранит Сабрину. Королева-чародейка будет блюсти соглашение и не предаст огласке особенно этот его пункт…
Сабрина. А она-то как отнесется к такого рода договору?
И сомневаться нечего — она на такое не пойдет ни за что и никогда. В некоторых вопросах Сабрина очень щепетильна и ни за что не согласится оказаться в двусмысленном положении.
— Нет, — произнес он вслух.
Платье Ирис мгновенно утратило прозрачность.
— Нет?
Точь-в-точь как Синн, когда он велел той дурочке не идти за ним.
— Я не хочу быть королем.
Ирис заговорила тихо, сдержанно:
— Думаешь, у меня не получится?
— Получится. Но это не по мне.
— А что по тебе, Бинк?
— Я просто хочу жить своей собственной жизнью.
— Жить своей собственной жизнью, — повторила она, еле сдерживаясь, — А зачем?
— Ну, невесте моей не понравится, если…
— Не понравится, скажите на милость! — Ирис начала разводить пары, словно провальный дракон, — Да что такого она может тебе дать, чего я не могла бы перекрыть стократ?
— Ну, например, самоуважение, — ответил Бинк. — Ей я нужен сам по себе, а не для того, чтобы меня использовать.
— Чепуха. Помимо внешности и таланта, все женщины одинаковы. Все они используют мужчин.
— Возможно. Не сомневаюсь, ты в таких делах разбираешься куда лучше меня. Только мне пора.
Ирис протянула холеную ладошку и придержала Бинка. Платье исчезло вовсе.
— Останься хотя бы на ночь. Убедишься, на что я способна. А утром, если все же захочешь уйти…
Бинк покачал головой:
— Не сомневаюсь, что за ночь ты сумеешь меня убедить. Поэтому мне и придется уйти сейчас.
— Какая непосредственность! — скорбно вскричала она, — Ты бы со мной такое испытал, что тебе и не снилось!
Своей искусной наготой она и так уже воспламенила его воображение до неприличия. Однако он был непоколебим:
— Но честь мою ты восстановить не смогла бы.
— Идиот! — завопила она, жутко изменившись в лице. — Надо было тебя морским чудищам скормить!
— Они тоже были иллюзией, — сказал он. — Ты все подстроила, чтобы привязать меня к себе. Иллюзию морского берега, иллюзию страшных чудищ — все! Вокруг моей ноги заплелся твой кожаный ремень. И спасение мое не было счастливой случайностью, поскольку ничто мне не угрожало.
— А теперь угрожает! — проскрежетала она, и ее стройный обнаженный торс прикрыли боевые доспехи амазонки.
Бинк пожал плечами, встал и шумно высморкался:
— Прощай, чародейка.
Она окинула его внимательным взглядом:
— Я недооценила твой ум, Бинк. Разумеется, я могу предложить тебе и большее — ты только скажи, чего ты хочешь.
— Я хочу видеть доброго волшебника.
Ярость ее вспыхнула с новой силой:
— Я тебя уничтожу!
Бинк повернулся к ней спиной и зашагал прочь.
Оглушительно треснул хрустальный потолок, вокруг Бинка посыпались осколки. Он не стал обращать на них внимания, зная, что они ненастоящие, а просто продолжал идти, отчаянно подавляя страх.
Раздался зловещий скрежет, словно обрушился каменный свод. Бинк заставил себя не смотреть наверх. Стены содрогнулись и рухнули. Обвалилась крыша. Грохот стоял оглушительный. Бинка завалило обломками, но он шел сквозь них, ничего не ощущая. Несмотря на удушливую вонь пыли и штукатурки и грохочущую лавину обломков, дворец рушился только понарошку. Однако же Ирис была прямо-таки гением иллюзии! Ее творения обманывали все органы чувств, кроме осязания, потому что сейчас у нее под рукой не было ничего осязаемого, чему можно было бы придать свойства другого предмета. Этому разрушению недоставало основательности.
