Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо
Но вот Алёша вспомнил о данном ему поручении, и так как вовсе не хотелось ему с Ольгой расставаться, он пробормотав что–то невразумительное, повернулся и зашагал прочь. Оля окликнула его:
– Что же ты – зайдёшь сегодня, грамоте учиться?..
– Да, конечно…
…Уже тогда где–то в глубине своей Алёша чувствовал, что сейчас в лесу что–то неладно. Когда юноша шел через поле, неожиданно ударил ледяной, пронизывающий до костей ветер. Алеша поёжился, поправил шарф и поднял воротник.
– Бр–рр, – застучал он зубами, – откуда такой мороз–то?..
Жар остановился, поджал хвост, подбежал к Алеше и предостерегающе взвыл. Мальчик потрепал его пышную огненно–рыжую шерсть, спросил:
– Что учуял? Неужто волки где поблизости?…
И тут увидел снежный вихрь, который кружил на месте, шагах в ста. И даже на таком расстоянии слышен был звон ветра. Звенел он как–то по особенному – словно и не ветер это вовсе был, а железки скреблись. Вот вихрь метнулся в лес. Задрожали деревья, с крон опадали снежные шапки…
Алеша стоял недвижимый:
– Отродясь о таком не слыхивал. Может вернуться и рассказать?.. – Жар одобрительно вильнул хвостом, но Алеша продолжал - …А так скажут – вот мол, испугался ветра. Все, решено – идем в лес! – и он зашагал в сторону темных стволов.
Вот и первые деревья – те стволы, которых коснулся снежный вихрь, стояли теперь совершенно белые, словно были вылеплены из снега…
Юноша обернулся: за белым полем сияли островерхие крыши родной деревеньки, к синему небу поднимались струйки белого дыма… вот на каком–то дворе, закукарекал петух, и опять мысль: «Может вернуться, рассказать.»
Постоял немного, представляя, как отец созовет мужиков, как пойдут они в лес смотреть на это чудо, как потом будут смеяться над его страхами…
Он зашагал дальше, но пройдя немного остановился, прислушиваясь к глухим ударам разносящимся по лесу:
– Это дядя Тимофей дрова рубит!.. Быть может, к нему пойти… хотя нет, не стоит терять времени, а то дома будут волноваться…
* * *
…Иногда Алеша подбегал к тонким стволам и тряс их, потом со смеялся под шумящим снегопадом. Пышные, уютно разлёгшиеся на ветвях снеговые шапки, кафтаны и платья, были такими чистыми, так златились в верхней части, так нежно синели в нижней, что уж казалось странном, а вскоре и вовсе позабылось то волнение, которое он испытывал, когда шёл через поле. На белых ветвях одного из растущих подле колеи кустов сидели, нахохлившись красными грудками, снегири. Алеша порылся в кармане, и достав оттуда хлебную корку, кинул ее пташкам – те заметно оживились и с весёлым щебетанием набросились на поживу.
Алеша остановился и наблюдал за птахами…
Вдруг, за его спиной что–то зашумело, затрещало. Снегири взмыли багровым облачком затерялись в выси. Жар придвинулся к Алеше. Юноша резко обернулся и увидел ель, которая покачивалась, словно стебелек в поле. Снеговая шуба с неё слетела, и теперь тысячи маленьких снежинок кружились в воздухе. За этим снежным хороводом не видно было то, что происходит под ветвями у самого ствола.
Алеша развернулся было, чтобы идти дальше, но услышал девичий голос – юноша вздрогнул от этих звуков – они были холодны и остры, словно ледяные иглы:
– Постой, Алёша, не уходи. У меня есть для тебя подарок.
Удивленный и испуганный, Алеша застыл, а Жар зашелся грозным лаем.
И тут из снежного облака повисшего под елью, вышла обладательница ледяного голоса. Была она бела. Белой была и длинная, до земли, шуба; и кожа ее лица, и длинная, словно метель, коса; и даже глаза сияли этой белизной! Никогда Алеша не видел такой красавицы, но красота ее пугала – глядя на нее Алеша подумал, вдруг, о том, о чем не думал никогда раньше – о смерти.
Жар зарычал на нее, но она усмехнулась, обнажив ослепительно белые зубы.
– Молчи, собачка! – повелела она Жару и большего его Алеша не слышал.
Белая красавица остановилась в нескольких шагах от Алеши. Она возвышалась над юношей и улыбалась – от одной этой улыбки его пробирал холод.
– В–вы кто?.
– Я, снежная колдунья. – ответила та, по–прежнему улыбаясь.
Алёша посмотрел ей в глаза и вздрогнул – в глазах не было никаких чувств, они были подобны двум ледышками из глубин которых исходило какое–то мертвенное сияние.
– А если хочешь, зови меня Снегурочкой.
– А где же Дед–Мороз? – пролепетал Алёша.
– Дед–Мороз… он, наверное, разговаривает с кем–нибудь иным. Ведь так много живёт на свете разных людей, которые ждут подарков…
– Так вы дарите подарки? – спросил Алеша без всякой радости.
– О да… – усмехнулась она, и впервые черты ее лица изменились – улыбка стала шире, а холодный пламень в глубинах ее глаз вспыхнул ярче…
– Волшебное что–то?.. – заинтересованно спросил Алёша.
Дело было в том, что он, как, впрочем, и большинство людей (а особенно в таком романтическом возрасте), тянулся, искал, всё этакое загадочное, волшебное. Самым прекрасным волшебством, которое ему довелось переживать, было то неизъяснимое, то волнующее, что чувствовал он, когда был рядом с Олей. Но знал он конечно и про иное волшебство: про домовых, про леших, про кикимор, про Бабу–ягу, наконец – про Кощея, который, изгнанный жил за тридевять земель, в подземном царстве.
– …Вы, стало быть, подарите мне какую–то волшебную вещь… Вот уж будет чем похвастаться…
– Вещь я тебе подарю, только вот лучше уж не перед кем ею не хвастаться. В тайне держать. Потому что… а впрочем, ты скоро сам поймёшь…
Тут она запустила руку, в подол своего ледового платья, и в те несколько мгновений, пока меж ними тишина висела, Алёша пристально в её лицо вглядывался, и ведь видел, как холодно, как далеко от всех его чувств эта снежная колдунья пребывает. Был в его сердце порыв: сейчас же развернуться, да и броситься со всех сил прочь. Колдунья почувствовала это, улыбнулась, и словно зазвучал её голос, и снова ворожил:
– Что же ты, бежать собрался? – вопрос прозвучал с лёгким, материнским укором.
– Нет, нет… – Алёша очень смутился тем, что колдунья могла подумать, что он испугался, и он поспешно оправдывался. – …И вовсе я и не собирался никуда бежать; это, знаете ли, какой–нибудь мальчишка лет десяти испугался, потому что страшных сказок наслушался.
– Ну, вот и хорошо…
Снежная колдунья достала что–то из подола, однако пока её ладонь была сжата, и волшебный подарок оставался сокрытым.
– Знаешь, Алёша, пожалуй я не стану к тебе подходить; а то, видишь ли – живу я в таких студёных краях, что вся насквозь этим холодом пропиталась, и боюсь, что насквозь могу тебя проморозить. Ну ничего – это дело поправимое…
