Раиса Крапп - Пересекающий время. Книга вторая: Адоня, посвященный герметик.
– Андрей, а я все же другая, чем вы?
– Не понимаю. О чем ты? Мы-то разве все одинаковые?
– Я про ваши способности…
– О-о, Адонюшка, мы ведь Разведчики, а эта профессия требует сверхспособностей.
– Но откуда они у вас? Вы родились с ними?
– Нет, учились. Впрочем, когда испытывают на профпригодность, все же проверяют природные задатки. Они в каждом человеке есть и каждый человек неповторимый, особенный. Кто знает, какие способности дремлют в рядовом садовнике?
– А во мне они тоже дремлют?
– Разумеется. Может быть, в чем-то ты гораздо способнее меня.
– Ой, это ты в шутку сказал?! Стать лучше тебя невозможно!
Она обняла его за шею, прижалась. Андрей подхватил ее на руки, смеясь, предупредил:
– Не говори мне этого слишком часто, а то убедишь меня, что я самый-самый!
– Дар! – воскликнула Адоня, смеясь сияющими глазами. – Мой Дар! – И зашептала, щекоча ухо теплым дыханием: – Ты самый-самый! Самый нежный, любимый мой! Самый умный, терпеливый и умелый! Ты самый красивый! Разве есть кто-то, кто может с тобой сравниться?!
– Запиши слова, я придумаю к ним музыку.
– И я с самого утра буду петь тебе этот гимн!
– И вскоре у меня разовьется мания величия!
– Что такое – мания величия?
– Это когда я сочту, что "граф" для меня слишком мало и потребую, чтобы меня величали по меньшей мере королем.
– Ты мой король! Мой Бог! И я самая верноподданная в твоем королевстве!
* * *
Из разговора этого, скорее шутливого, Андрей понял вовсе не шуточные вещи. Он научился понимать Адоню – она никогда не была назойливой. То, что ее глубоко волновало, могло неприметно скользнуть в разговоре, и Адоне достаточно было одной его фразы, интонации, она уже больше не возвращалась к этому. И он тоже научился за ее немногословием слышать многое.
– Граф, о чем ты задумался? Тебя что-то заботит?
– Мне нужен твой совет, Линда. Как, по-твоему, можно Адоне работать с развивающими программами? Она сама об этом заговорила. Через раскрытие скрытых возможностей она хочет стать еще ближе к нам.
– А ты говорил ей, что далеко не все люди нашего мира владеют способностями Разведчиков?
– Да, она знает. Но живет-то она среди нас.
– Что тебе сказать? Если бы на ее месте был заурядный человек, я бы посоветовала не устанавливать "планку" так высоко – чревато появлением комплексов, – если не "допрыгнет". Но Адоня… она слишком незаурядна и совершенно непредсказуема. Может быть, и стоит запустить развивающие программы, но очень осторожно и при тщательном контроле.
– А насчет завышенной планки… Если она окажется недостижимой, разочарование не окажется слишком болезненным?
– Если я покажу результаты Адониных тестов, ты не поверишь своим глазам.
– Ты что, уже тестировала ее?
– Мне по штатному расписанию положено чуточку вперед заглядывать, – усмехнулась Линда. – Об Адониной незаурядности тебе рассказывать не надо. Развитие по вертикали у Адони – дай Бог каждому из нас. Да ты и сам знаешь, что она гораздо чище, духовнее, не отяжелена черными эмоциями. Особенно благоприятный период сейчас: она на самом деле чуть ли не летает, не говоря уж о ее внутреннем состоянии, о духе. Любовь – это крылья и сейчас лучшее время для штурма вершин. Только показать направление и наработка пойдет без всяких проблем.
– Но отправлять Адоню в Центры Развития я не хочу, да и не на пользу ей это будет. Ты найдешь время консультировать меня?
– А вот это едва ли. О самодеятельности и речи быть не может. Не заменить ли ее на мой профессионализм?
– Но Линда, это потребует столько времени!
– И прекрасно. Во-первых, довольно тебе быть таким собственником – ты совсем узурпировал право на Адоню. Во-вторых, работа с ней обещает быть очень интересной.
– Так я могу сказать об этом Адоне? Обожаю видеть, как она радуется!
– Поэтому перманентно поддерживаешь ее в этом состоянии? – рассмеялась Линда.
– Ну, неизвестно еще, кто от этого больше удовольствия получает!
* * *
Линда, действительно, водила Адоню в новый мир, в новые знания очень осторожно и медленно, но каждый сеанс становился для Адони событием. Она ждала их, жаждала, хотела большего. Возвращалась после обучающих сеансов то в состоянии эйфории, то задумчивая, то до изнеможения усталая. Время шло и, с пристрастием наблюдая за ней, Андрей замечал, что работа Адони и Линды дает результаты.
– Тебе интересно, Адонюшка?
– Интересно… Да, конечно… Но мне трудно понять, что я чувствую… Я узнаю такое… оно ошеломляет и… меняет меня… Я становлюсь другой…
– Какой? Ты довольна тем, что происходит?
– Я не знаю, какой я становлюсь… вернее, какой стану.
– Может быть, тебе это не нужно, Адоня? Твой мир был чистым и светлым. Понятным.
– О, нет, Андрей! Неужели слепой скажет, что ему не нужно зрение?! Я многое теперь вижу по-другому и удивляюсь – отчего раньше не видела? Андрей, почему эти знания не дают всем, как грамоту? Ах, нет, зачем я спрашиваю, сама ведь понимаю – человек должен прийти к ним, иначе он их просто не примет, да? Я теперь к людям иначе отношусь… Раньше я могла сердиться на человека, а теперь мне часто делается жаль их всех… Кто-то делает плохо, а мне больно – как же он не видит и не понимает очевидного, почему не понимает, что все – причина чему-то, что неизбежно случится потом. Люди так бездумно строят свое будущее… И мне плохо оттого, что я ведь не могу подойти и сказать – он и меня не услышит.
– На вершинах познания холодно и одиноко.
– Дар, ты тоже это чувствуешь?! Ты живешь с этим?! Но это так больно, ведь люди-то не чужие – свои, близкие тебе, дорогие… Да, холодно и одиноко, ты очень правильно сказал…
– Не я, другой человек, художник. Он давно очень жил. Да, все это с тобой теперь останется, но острота пройдет, ты научишься с этим жить. Кроме того, научишься все же помогать людям, не такие уж мы беспомощные.
– Помогать, как вы? Как Разведчики?! Ох, Дар, неужели я когда-нибудь смогу стать…
– Нет. Никогда. Разведчиком ты не станешь. Уж слишком хорошо я знаю свою профессию, чтобы позволить тебе этим заниматься. Поэтому я прошу тебя, никогда, даже в мыслях не допускай такой возможности, договорились?
– Да.
Андрей виновато улыбнулся, мягко сказал:
– Адонюшка, есть ведь масса других способов помогать людям, например, учить их, вести к пониманию. Или что-то еще. Ты выберешь.
– Хорошо, я надеюсь, что так и будет. Но сейчас мне больно за несовершенство свое и других.
– Свое, если захочешь, исправлять будешь. Только трудно это, самая трудная работа – над собой. А другим будешь помогать увидеть это несовершенство. Но не будь слишком требовательной к людям. Это несправедливо, судить нельзя.
