Энтони Варенберг - Закат Аргоса
Маленькая кхитаянка опять осталась одна, да еще и с крошечным сыном на руках. Но Конан вновь выручил ее, оставив служить при дворе, гак что являлся теперь для девушки чем-то вроде живого божества на земле.
— Ты знаешь, зачем я позвал тебя? — спросил король.
Лю Шеи отрицательно качнула головой. Без крайней необходимости она рта не открывала, предпочитая объясняться жестами.
— Я хочу, чтобы ты ухаживала за раненым рыцарем Ринальдом, — произнес Конан. — Никто не справится с этим делом лучше тебя.
Щеки Лю Шен вспыхнули, а в глазах появился упрямый блеск.
— Вели убить меня, господин, — проговорила она, — но не заставляй использовать мое искусство для спасения жизни того, кто покушался на твою.
— Лю Шен, — прогремел Конан, заставив девушку вздрогнуть и сжаться. — Я не терплю от своих слуг неповиновения! Немедленно ступай к нему и исполняй приказ, ты поняла меня?! Иначе я сочту, что ты забыла свой долг и потеряла лицо.
Эти слова вынудили кхитаянку подчиниться — угрозы ужаснее для нее не существовало. Кланяясь и пятясь задом, прижимая руки к груди, девушка покинула королевские покои.
— Спасибо, отец, — произнес Конн, который был свидетелем этой сцены.
— Замолчи, — произнес Конан, гневно взглянув на сына — Я еще не простил тебя за грубое нарушение этикета и вмешательство в ход моего поединка!
— Я готов искупить вину и принять любое наказание, какое ты сочтешь нужным на меня возложить, — отозвался юноша, — потому что понимаю свою ошибку.
— Еще бы ты не понимал. Ступай к лошадям и две седьмицы работай наравне с конюхами, — велел король. — И пусть тебя хранят боги, если я узнаю, что ты дурно выполнял свои обязанности. А пока станешь грести навоз и чистить сбрую, подумай, следует ли в другой раз разевать рот раньше, чем я спрошу твоего мнения.
Несмотря на внешнее проявление недовольства, в глубине души Конан был удовлетворен поведением сына. Мальчишка не только не по годам силен и смел, но и милосерден, что не так уж скверно для престолонаследника, ежели тот в будущем намерен разумно, без неоправданной жестокости, править страной. Стальная воля и светлая голова — еще не всё для правителя. Если у него при всём том нет живой, способной к состраданию души, толку не будет.
Киммериец обратился мыслями к лэрду Ринальду. Вообще-то он не сомневался, что мятежник не протянет долго, даже несмотря на завидный талант врачевательницы Лю Шен.
Меч вошел слишком глубоко и слишком близко к сердцу, разворотив дерзкому безумцу грудь так, что на открытую рану было страшно смотреть. Что ж, он этого заслуживал, посмев бросить вызов аквилонскому трону.
Мелкопоместный лэрд из разорившегося рода вовсе не был мальчишкой, ищущим безрассудных приключений. Опытный боец, принимавший участие во многих битвах, он прежде не выказывал склонности к открытому неповиновению. Должны были существовать весомые основания для того, чтобы теперь всё изменилось, и Конан примерно знал, в чем тут дело.
* * *Раненый снова негромко застонал сквозь стиснутые зубы, и Лю Шеи склонилась над ним, осторожно вытирая покрывшийся испариной высокий упрямый лоб Ринальда.
Со стороны посмотреть, вряд ли кто-либо догадался бы, что этого человека она ненавидит всем сердцем и желает ему скорейшей смерти. Если бы не приказ Конана, Лю Шен давно оборвала бы едва трепещущую ниточку его прерывистого дыхания. Да ей для этого и делать-то ничего было не нужно, просто оставить всё как есть. Не стараться остановить кровь, не накладывать чудодейственные бальзамы на его рапу, не смачивать поминутно эти запекшиеся от жара губы. Но Лю Шен подчинялась дисциплине не хуже прошедшего самую суровую школу бойца из лучшего королевского легиона. Ее личные чувства никакого значения не имели.
Из-под воспаленных век Ринальда по щеке сползли две крупные слезинки. Рыцарь был не просто жив, но в сознании, и мучительно страдал от боли, хотя и старался держаться предельно мужественно. Иногда, впрочем, физические страдания всё же одерживали верх даже над его волей.
Его пальцы нашли руку Лю Шеи и слегка сжали. Девушка уже хотела резко отдернуть кисть, — чего-чего, а утешать его она уж точно вовсе не обязана! — но почему-то не стала так делать, произнеся вместо этого:
— Потерпи. Я сейчас дам тебе специальный настой, чтобы ты заснул и не мучился.
Она приподняла ему голову и поднесла ко рту благодатную жидкость. Раненый жадно приник губами к краю чаши, но едва сумел сделать пару маленьких глотков, прежде чем всё его тело начал сотрясать надрывный кашель. Ринальд дернулся, вскрикнул, жидкость пролилась на белье.
— Боги, боги, — покачала головой Лю Шен, — хуже младенца…
Волны жара погрузили его в тяжелое забытье, в то время как руки и ступни оставались ледяными. Лю Шен решительно откинула простыню, чтобы обтереть тело Ринальда и притушить, таким образом, сжигающее его изнутри пламя. Если не считать стягивающей грудь тугой повязки, теперь он был полностью обнажен. Против воли девушка отметила, что Ринальд чудесно сложен — длинные сильные ноги, плоский рельефный живот, крепкие узкие бедра. Его нагота ее ничуть не смущала. Смущало другое — то, что это тело понравилось ей.
Со дня смерти своего супруга, Лю Шен ни разу не была с мужчиной. Да ей бы такое и в голову не пришло. Она слишком сильно любила Имогена, так, что ради него даже пошла против воли отца. К тому же по кхитайским законам вдова была обязана до конца дней хранить верность умершему мужу.
И уж совершенно очевидно, что смертельный враг ее господина и благодетеля в последнюю очередь должен вызывать чувства, даже отдаленно напоминающие вожделение.
Ее рука, сжимающая влажное полотенце, поднялась по ногам выше, коснувшись мужского естества Ринальда, темных завитков волос, покрывавших пах, и остановилась, уловив под собою ощутимое движение, которым плоть раненого отозвалась на прикосновение, немедленно увеличившись в размерах. А предательское воображение Лю Шен тут же нарисовало картину того, как эта плоть…
Нет, приказала она себе, не смей думать об этом! Получается, прав, прав был дорогой отец, назвавший ее самыми оскорбительными для честной девушки словами! Не зная, куда деваться от стыда и смущения, Лю Шен наскоро завершила омовение и, убедившись в том, что Ринальду вроде бы стало полегче, опустилась на колени, вознеся покаянную молитву своей богине-покровительнице.
Однако в то время как язык ее послушно и привычно произносил знакомые с детства слова, мыслями Лю Шен никак не удавалось на них сосредоточиться. Вместо этого она думала о том, что попала в очень непростую ситуацию. Если Ринальд умрет, получится, что она не сумела исполнить приказ своего господина, коего это весьма огорчит и разочарует; но чтобы выходить человека, раненого так тяжело, одного лишь умения врачевать недостаточно. Ибо необходимо поддержать в нем угасающую силу ци, как поддерживают огонь в очаге, а такое возможно, лишь преисполнившись готовностью поделиться своею собственной, а не ожесточая сердце.
