Петр Верещагин - Цена крови
– Начинай, – молвил Джафар. – Как это там полагается – «дошло до меня, о великий владыка»…
– С твоего позволения, Властитель, я буду рассказывать так, как умею, – возразила невольница. – И прошу, не перебивай моих речей, а с наступлением рассвета не заставляй продолжать.
– Слушаю и повинуюсь, – усмехнулся Алхимик.
Тихий, вкрадчивый женский голос начал:
Неровных слов рифмованная вязь
И яд спокойных, выверенных фраз —
Ничто. Их все равно никто не слышит,
Покуда не придет искомый час…
Джафар закрыл глаза и втянул в себя ароматный дым кальяна.
Он не слышал слов.
Но он видел то, о чем рассказывала невольница, и видел это так, как если бы сам был там…
Ночь первая,
которая открывает лица главных участников истории, хотя они об этом не знают, поскольку не способны видеть скрытое
Глядя на свое разоренное жилище, она знала, что сделавший это убил ее. Убил столь же верно, как если бы самолично всадил клинок в сердце.
Но даже мертвые могут отомстить.
Точнее говоря, взять долг, который не был оплачен при жизни. И взять его – сполна.
Она не старалась ничего запоминать. В том не было нужды – проживи она еще сотню лет (что маловероятно), и тогда мельчайшие детали сегодняшнего ужаса будут являться ей и в ночных кошмарах, и наяву. ТАКОЕ – не забывается.
В кровавом тумане, на грани безумия, она шла на север, по следу свершившего злодеяние; и в глазах ее была смерть…
Торговцы подобрали ее на тракте между Дамаском и Тарсусом. Она едва тащилась, измученная голодом и жаждой, но гнавшая ее вперед внутренняя боль была куда сильнее.
Старшина каравана, аз-Замин, повидал за свои пять с лишним дюжин лет много всякого. Ему самому не раз доводилось хлебать из чаши горестей и зла; но все же вырывавшиеся из пересохшего рта странницы слова заставили пожилого истерлинга содрогнуться.
Убийство называлось смертным грехом и в Солнцеликом Завете, и в более древних заповедях. Впоследствии толкователи высших законов многократно уточняли, чем же убийство отличается от отнятия жизни, и при каких обстоятельствах последний поступок НЕ считается смертным грехом (или не является грехом вовсе); однако рассказанное женщиной было столь жутко, что никакого толкователя здесь не требовалось…
Она ни о чем не просила. Достаточно было посмотреть в ее глаза, чтобы понять, ЧТО нужно женщине, даже если сама она этого не ведала. И аз-Замин рассказал все, что знал.
И сделал он это вовсе не потому, что не желал весь остаток своих дней жить с камнем на сердце и шрамами на совести. Просто торговец был человеком довольно набожным и соблюдал главные принципы своей веры. В которые входила и всяческая помощь ищущим справедливого отмщения.
Не всем Богам угодна месть, однако на право именоваться «Справедливыми» претендуют все Высшие. И справедливость эта (о чем хором говорят и создатели легенд, и служители Богов) вершится руками смертных. И не иначе. «Высший Суд» же – выдумка тех, кто считает смертных не последователями Богов, но Их рабами, не имеющими собственной воли и разума…
Тарсус не был большим городом, однако с непривычки ей далеко не сразу удалось отыскать нужное место. Прохожие не уделяли особенного внимания женщине в традиционных темных одеждах, оставлявших открытыми лишь кисти рук и глаза, но все же она старалась держаться в тени и ни с кем не разговаривать. Впрочем, такое поведение считалось вполне типичным для женщин (по крайней мере, в просвещенном Турракане), и ее опасения не подтвердились.
Наконец, путница с облегчением вздохнула. Небольшой, окрашенный белой известью домик из самана был именно тем местом, которое ей описали. Во дворе перед домом шумно возилась детвора, ввиду малолетства лишенная даже набедренных повязок; сидящие на скамье две молодые женщины с улыбками наблюдали за малышами, как то всегда и везде делают матери. Подавив острый приступ боли, путница открыла сплетенную из лозы калитку и вошла.
– Ступила ли моя недостойная нога во двор дома, где проживает знаменитый охотник, истребитель чудовищ ар-Рахим? – прозвучал ее вопрос в традиционно-изысканной манере.
– Ты не ошиблась, странница, – ответила одна из женщин в том же тоне, – здесь действительно живет мастер ар-Рахим. Однако я должна огорчить тебя: его сейчас нет здесь, он прибудет лишь на исходе луны.
Женщина в темном одеянии, будто обессилевшая или охваченная горем, опустилась на землю.
– Да озарит Свет его дорогу, но как же быть теперь?! Мне сказали, что лишь он может помочь…
– Проходи сюда и дай отдых стопам своим, – предложила вторая женщина, указав на скамейку, – а если желаешь, сними тяжесть и с сердца. Я – Мариам, а это сестра моя, Фариза; нам выпало счастье стать хранительницами уюта в доме ар-Рахима, и коль ты поведаешь о том, что гнетет тебя, может быть, мы сможем дать добрый совет.
Воспользовавшись любезным приглашением, путница присела на скамью и откинула покрывало с лица, благо мужчин поблизости не было. Смуглое лицо ее избороздили морщины, а в черных волосах отчетливо проглядывала седина, однако это не могло многого поведать о возрасте женщины – так выглядят почти все жительницы пустынь, перешагнувшие за вторую дюжину лет…
– Меня зовут Аджан, – молвила она, – я много лет жила в предгорьях Хребта Полумесяца, между Иссимой и Черными Песками. Мой муж давно пропал без вести, и единственной отрадой моей жизни оставались двое детей…
Ее голос задрожал. Женщине несложно солгать мужчине, но не другой женщине; Мариам и Фариза чувствовали, что каждое слово гостьи было правдой. И чувствовали также страшную, кровоточащую рану в ее сердце.
Они уже понимали, что воспоследует дальше, когда Аджан справилась с отказывающимся повиноваться языком и продолжила:
– И вот однажды, когда я отлучилась из дому, пришло чудовище. Я не ведаю, что именно это было – но лишь чудовище могло убить двух беззащитных, никому не причинивших вреда малюток…
Аджан вновь замолчала. Слезы всегда облегчают боль, но ЕЕ боль была слишком велика для слез. Мариам никогда не испытывала такого, но сама будучи матерью, понимала чувства южанки. Обняв Аджан, она что-то успокаивающе зашептала на ухо женщине, потерявшей своих детей.
– Чудовище ушло на север, – вновь заговорила Аджан. – Вся в тумане, я шла за ним, но потеряла след… Караван подобрал меня на полдороге к Тарсусу, и от торговцев я узнала о Джемале ар-Рахиме, истребителе чудовищ, защитнике обиженных… и что во всем Турракане лишь он сможет отыскать убийцу…
Ее вновь затрясло. Слез по-прежнему не было, и зрелище от этого стало еще страшнее.
