Янина Жураковская - Хранители времени
Правда, сейчас его визиты — большая редкость. Потому что мне уже пятнадцать, я знаю каратэ, не люблю всё, что презираю, а что не люблю — уничтожаю.
Окна были плотно зашторены, из магнитофона неслись жуткие звуки, словно кто-то вживую распиливал кошку. А некий глист в скафандре прыгал по комнате, размахивал смрадным фунтиком и призывал сестрёнку «открыть карму и очистить чакры», не замечая ни Яниного стеклянного взгляда, ни открывшейся двери.
«Вперёд», — сам себе скомандовал я.
Ботинки под вешалку, куртку на вешалку, рюкзак в шкаф, клюшку из шкафа, и —
— Хаудуюдушки, Яна! Пшёл вон, Сёмка.
— Где тебя носило? — просияла Яночка. Она была ужасно мне рада, но Старшая Сестра — это диагноз. Даже если она старше всего на пять лет.
— Кхе… те…пе… — забуксовал Сёмка, с опаской косясь на клюшку.
— Сёма, Сёма, Сёма, — я похлопал Сёмку по плечу. — Как дела? Все еще «человек без определенных занятий»?
— Главное, чтобы карма была в порядке, а занятие я найду… когда захочу! — вспетушился Сёмчик, отравляя воздух благовониями.
— А выход тоже сам найдёшь или помочь, показать? — я похлопал Сёмку по спине. — Шевели чакрами, Харя Рама, пока в нирвану не настучали. Сгинь, нечистый. Изыди, сатана.
— Чего?
— Уже ничего…
Следующая сцена пропущена по причине её излишней жестокости и обилия нецензурных выражений. Послушайте лучше анекдот!
…Макаров пытается обойти Свенсона, но Свенсон Макарову явно не по зубам… А вот Макаров Свенсону — по зубам! По шее, вот и клюшка пошла в ход!..
— Я ещё вернууусь! — пискляво пообещал обиженный и оскорбленный.
— Ага, жду не дождусь… — я захлопнул дверь, перевел дух и сложил оружие. Вернее, отложил — оно ещё могло пригодиться.
Яна долго смотрела на меня. Потом сказала:
— Спасибо, Саша.
Это глюк? Меня, жалкого клопа, поблагодарили?
— Ты такой молодец! Прямо спас меня… ты на кого похож??!!
Другое дело, узнаю сестричку. Только что тебе не нравится? Белые джинсы, черная футболка с Траллом на груди и надписью «Warcraft — жжот!» на спине или зелёные носки… ыыххх, зря понюхал.
— И футболку снимай! — потребовала сестра.
— Она же не пахнет почти…
— А ты знаешь, который сейчас час?
Ещё один пример женской логики. Понять невозможно. Даже пытаться не стоит.
— Э?
— Пять! Где ты был?!
— Пиво пил, — шутканул я (ой, зря!).
— Что? — сестра медленно встала. — Повтори-ка.
Надо сказать, что в отличие от обычных людей, которые обходятся одним плохим настроением, у Яны их целых двадцать. От учтиво-вежливого «Ах вот как?» до смертоносно-разрушительного «Села ведьма на метлу». «Повтори-ка» — всего лишь N5. Громко, но не больно.
Мы напряглись как два игрока в американский футбол: Яна прикидывала, какими словами меня назвать, я — как быстрее добежать до кухни (есть очень хотелось). И тут в дверь позвонил…
Вы знали!!!
— Эй! Это я! Я пришёл! Откройте, а? Я у вас медальон потерял! Верните пажа-а-а-алста! Это семейная реликвия! Ну пажа-а-а-а-алста!! И я сразу уйду. Правда-правда!
Поверить Сёмке? Да ни за что!
И мы начали искать.
Вернее, разом опустили головы, столкнулись лбами (уййй, ну и твёрдый лоб у Янки!) и увидели его.
Медальон в самом деле был старинный, красивый — многолучевая звезда из серебра с чернью на плетеном кожаном шнурке. По краю вьётся ниточка затейливых письмён, вроде арабских вязи или древних рун, в центре странная гравировка — развернутая ладонь, а над ней изогнутый меч, короткое копьё и лук со стрелой на тетиве. Картинки крохотные, не больше ногтя, работа удивительно тонкая — видна каждая щербинка на клинке меча, каждый волосок в оперении стрелы.
Сквозь дырочку в шторе в комнату проник солнечный луч, и золотой блик пробежал по линиям гравировки. Засветилось копьё, лук блеснул капелькой ртути, неожиданно ярко, остро сверкнул меч… Р-раз! Янина рука метнулась вперед как атакующая змея. Не дам, я первый увидел, дайсюдадайсюдадайсюдадай!
«Дневной дозор». Егор и Светлана делят Антона Городецкого. Упрямое сопение с одной стороны, не менее упрямое кряхтение — с другой. Громкий треск, сердце ёкает: «Сломали!!!» — и мы кубарем летим в разные стороны. Пальцы намертво стиснули маленький черный ключ. Он горячий, словно уголёк, на нём письмена как на звезде и гравировка, но рисунок другой: над ладонью — лист, солнце и глаз… Ян, напомни, что по УК полагается за вандализм? Штраф, арест или исправительные работы?
Сестра держит звезду в руке. Её взглядом гвозди можно забивать. Я виновато (хотя вины не чувствую) ковыряю ногой пол.
— Спрячь! — вдруг шипит она. — В карман! Живо! А этому хмырю, — кивок в сторону двери, — скажем, что так и было.
Всё-таки хорошая она у меня…
— Не будь дубом, помоги! — Яна капризно протягивает мне руки.
Вредная только.
Я помог ей встать, поднял голову… и замер.
Пламя факелов осветило каменные стены, крокодила на потолке, отразилось в пузатых боках колб и реторт, выстроившихся на длинном лабораторном столе. Что-то булькнуло в большом стеклянном чане, и лопоухий мальчишка кинулся заворачивать вентиль, а лысый толстяк с выпученными глазами и откровенно жабьим лицом шагнул к нам, приветственно помахивая пухленькой ручкой. Оба были костюмированы в лучших традициях средних веков.
— Япона мать! — выдавил я, ошалело переводя взгляд с одного «химика» на другого. В голову робко постучалась мысль («Босиком, пол ледяной, определенно, это не сон»), но я не открыл, и она ушла.
— Что за *****? (нет, это повторить не могу) — сказала Яна, без развития темы уплывая в астрал.
— И вам день добрый! — прогудел толстяк, растягивая в улыбке огромный жабий рот. Взгляд его был по-прапорщицки прям и так же свободен от умственных усилий. «Дебил», — без колебаний постановил я. — Мы есмь герцог Пустоземный и Краинный! Прозываемся Джабос Де Вил Непко… непокле… непокобели… Великий!
— Идио Де Вил, их сын, — закончив возиться с чаном, кивнул мальчишка. Из краника в подставленную колбу капала бесцветная жидкость со знакомым запахом. Неплохого качества, кстати. — Добро пожаловать в замок Дуремор. Позвал вас батя, его и благодарите. Кого бить — тоже знаете.
— Ыхы, ыхы! — жабохряк снова заухмылялся. Я с трудом подавил острое и совершенно необъяснимое желание проломить ему череп. — Это я сильные чары сотворил! Я вектора вышшытал и вас сюды тлепроти… трегреси… приташшыл!
Психиатрическая больница. Белые стены. Решетки на окнах. Дикое лохматое создание в смирительной рубашке раскачивается взад и вперёд и нудно талдычит, что в его комнате выход в другое измерение. «Очень тяжёлый случай», — поясняет седой профессор группе практикантов…
