Ольга Правдина - Хваня
— Ой! — вырвалось у меня.
Нелька оглянулась:
— Что?
— Там!.. — я указала пальцем на окно.
Она повернулась. Но «лицо» уже исчезло.
— Что — «там»?
Я засмущалась:
— Да так, показалось…
Мы выгрузили продукты на крыльцо. Нелька отперла дом ключом, который нашла под притолокой.
Я боязливо вошла в дом. Пахло сыростью, плесенью и еще чем-то нежилым, не домашним…
— Сейчас печь растопим… Митя, иди наколи дров! — приказала Нелька и в предвкушении блаженства потерла ладони. — Сейчас будет тепло, хорошо-о-о!
Это последнее «хорошо» у нее получилось протяжное, певучее, на наш местный манер. Именно по этой певучести в разговоре нас и в Москве узнают. Вот, мол, провинция опять понаехала!
В передней горнице я увидела огромную русскую печь. Я даже не знала, что такие печи еще есть на свете! Огромная, белая, вытянутая вдоль всей стены, за которой виднелась вторая комната. Спереди (где-то на уровне глаз) к печке была приспособлена полка, на которой громоздились старые валенки, куртки, шапки. Эта полка напоминала палубу теплохода, на которой при отплытии толкутся разномастно одетые пассажиры…
Нелька повязала фартук, белый платочек и стала похожа на настоящую деревенскую бабу. Подставив табуретку к печке, она залезла, открыла задвижку на трубе:
— Вот, почти готово!
С охапкой поленьев появился Митя. Очки сползли на самый кончик хрящеватого носа и грозили свалиться совсем. Пока он прикидывал, куда положить дрова, я поправила Мите очки и утерла капельку сырости на самом кончике носа, за что получила его благодарный взгляд. Нелька сердито рассортировала дрова: тонкие положила в печь, потолще оставила на потом.
— Не деревенский ты мужик, Дмитрий, — она зыркнула на него ярко-голубыми глазищами. — До сих пор дрова колоть не научился!
Через полчаса в печке бодро трещал огонь. Мы с Нелькой рассортировали посуду, подготовили ложки, вилки, рюмки. Митя пошел готовить баню. А нам досталось наше, женское, — картошка, салаты и прочее.
Подруга притихла, сосредоточенно о чем-то думая. Я не мешала ее мыслительным процессам, нет-нет да поглядывая на печку-теплоходик. Она стояла не впритык к стене, за ней пряталась узенькая лежанка, застеленная стареньким, но чистеньким клетчатым пледом. «Когда печь натоплена, на этой лежанке, наверное, так жарко, что не продохнуть!» — подумалось мне.
Когда картошка на плите закипела, заглянул Митя.
— Ну, как вы тут, девочки? Не скучаете? — спросил он, немного конфузясь.
— Растопил? — строго спросила Нелька. — Или опять мне? — Митя сконфузился еще больше. — Эх, горе мое!
Нелька накинула курточку, оба вышли.
Оставшись одна, я почувствовала себя неуютно. Будто кто смотрит в спину… Я резко обернулась и увидела неясную тень, метнувшуюся за печь. От страха я остолбенела и даже потеряла дар речи. Когда вошла Нелька, смогла выдавить лишь: «А-а-э-э!»
— Эй, ты что? — она быстро подбежала ко мне и начала трясти. — Что такая бледная? Привидение, что ли, увидала?
Я только кивнула. Она не рассмеялась.
— Это — Хваня! — в голосе ее послышалось невероятное облегчение.
— К-кто? — переспросила я, то и дело поглядывая на печь — не вылезет ли кто снова?
— Домовой. Он вышел, чтобы проверить — привезли ли ему что-нибудь поесть или нет. А ты его спугнула. Теперь будет дуться лет сто…
— Столько не живут! — я почти пришла в себя.
— Домовые-то? — она хихикнула, берясь за толкушку — помять картошку. — Домовые могут жить столько, сколько сами пожелают. Они передаются из поколения в поколение. Например, бабушка передала Хваню мне и велела не обижать. Я тут не была пару месяцев. Так, знаешь, какую выволочку он мне устроил! Отругал, словно не я хозяйка в доме, а он!
Нелька балаболила что-то еще, а я пыталась понять: правду она говорит или дурачит меня, но судя по всему — правду. Но взять и вот так поверить?.. Даже независимо от того, что я своими глазами видела…
Когда накрыли на стол, подоспел Митя. Он раскраснелся, лицо вспотело, над губой — мелкие бисеринки пота.
— Умаялся? — поинтересовалась Нелька, протягивая ему полотенце.
— Ничего! Зато баня будет классная!
Он быстро сполоснул руки, и мы уселись за стол, «согласно купленным билетам».
Митя разлил «Кинзмараули» по бокалам, но Нелька кивнула ему на четвертый:
— И сюда!
— Зачем? — искренне удивился он.
— Хване!
Он пожал плечами, всем видом показывая, что потакает капризам взбалмошной и эксцентричной женщины. Бокал наполнился, накрылся хрустящей корочкой хлеба. Нелька лично отнесла все это к печке и с поклоном поставила на пол, у стены:
— Прими, хозяюшко, не серчай, что не часто гостим. Мы же люди городские, а ты привык к печке…
Много что еще она сказала, даже предложила Хване перебраться к ней в городскую квартиру. Мы с Митей устали держать свои бокалы.
— Нель, а может быть, все ж выпьем, а? — окликнула ее я.
— Ох, простите, конечно, конечно! — и она звонко чокнулась с нами.
«А что, если он согласится? — подумалось вдруг мне. — Что тогда? Как она перевезет его в город-то? И что он там будет делать? Нелькиных ухажеров гонять?»
Где первая рюмка — там недалеко и вторая. Мы снова выпили и закусили, после чего дружно отправились проверять баню.
Нам показалось, что она нагрелась достаточно, и мы запарили веники.
— Ты, Мить, не стесняйся! Если что, позови, я тебя веничком-то постегаю! — Нелька подмигнула ему.
— Справлюсь уж как-нибудь! — засмущался он.
Мы вышли во двор. Смеркалось. Хмурые тучи, казалось, стали стелиться еще ниже, северный ветер хлопал дверью темного холодного сарая.
Я поежилась: показалось, что во мраке проема кто-то шевельнулся.
— Бабушка разную скотину держала, — сказала Нелька, словно прочитав мои мысли, и направляясь к сараю. — И корова у нас была, и свинья с поросятами, и куры, и гуси… — Она закрыла дверь и подперла ее чурбаком, который валялся тут же. — А теперь все дворовые постройки бесхозные стоят. Жалко, но что я могу поделать?..
Внезапно дверь бани распахнулась, и оттуда вылетели сначала клуб пара, а потом — с диким криком — Митя, красный, точно обварился.
Мы кинулись к нему. Я старалась смотреть только на лицо. Нелька же медленно стянула с головы платок и со знанием дела начала обертывать им чресла пострадавшего.
— Б-больше н-ни ногой! — заикаясь, выпалил он, порываясь броситься в дом.
Но Нелька под предлогом повязывания платка не пустила его, слегка заигрывая и кокетничая:
— Что случилось-то, Митенька? Кто напугал моего зайчика, вот я его веником-то!
