Юлия Галанина - Первый и непобедимый
Глава первая
КАК ЖЕ ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ
Как же всё начиналось?
Если уж идти до самого начала, то началось-то всё явно на заре времён, когда светлая Сестра-Хозяйка наделила людей хвостами, за что ей отдельное горячее спасибо.
Но завтра надо было вставать довольно рано, поэтому разбираться в настолько давних событиях я не стала.
Пожалуй, более близким началом стала последняя война в Чреве Мира между нами, Умными и ими, Сильными. Мы блистательно проиграли.
Да, отсчёт я взяла верный — не попади тогда в пансионат благородных девиц, куда Сильные собирали девочек и молодых девушек из народа Умных, пальцев бы я сегодня не обожгла.
Пансионат называли по имени крепости, в которой он располагался: Пряжка. Он был на самом севере Чрева Мира, у подножия хребта Пояс Верности.
Там мы по плану Окончательного Воссоединения должны были задерживаться недолго: в нас вбивали азы ведения домашнего хозяйства и вручали в качестве жён Сильным, пытаясь таким образом наименее затратно создать прослойку, объединяющую победителей и побежденных.
А шиш с маслом у них вышел!
Для начала наш Совет Матерей не одобрил планы породнения Сильных и Умных принудительным порядком. И объявил (негласно, разумеется) Сексуальное Сопротивление под лозунгом: «Умные рожают Умных». И, соответственно, Сильные мужья в качестве приданого обязательно должны были получить пару крепких рогов.
Молодёжь такого же возраста, как моя старшая сестра, организовала Боевое Сопротивление, и эта разновидность Сопротивления тоже нервы Сильным подпортила. Правда, не очень-то эффективно поначалу.
А потом вдруг и я влипла в эту историю по уши, а всё потому, что маму в детстве не слушалась.
Когда я была маленькой, мама всегда говорила: хорошие девочки не ругаются. А я всегда думала, ну почему? Логичных причин мама не называла.
А оказалось, когда хорошие девочки ругаются, да еще нехорошими словами, написанными на стене старой башни, построенной в мощной крепости, запечатывающей одно странное ущелье, от этих слов в небо поднимаются драконы, запертые в скалах.
А драконы — штука опасная.
И вредная, и противная, и откровенно эгоистичная, а ещё дракон!
Сто-о-о-оп, вспоминать надо без чувств. Только тогда, (говорит Профессор, когда он в хорошем настроении после удачного дня в лавочке), бесстрастно копаясь в своем прошлом, можно разложить всё по полочкам и от одного этого станет легче. Если же поддашься чувствам, — только хуже будет, вместо раскладывания по полочкам свернешь всё в один ком и думай потом, что за что зацепилось.
Драконы…
И дернул же Медбрат подружиться с одним из них…
Вместе мы много чего наворотили: от снесения вчистую нашего пансионата на севере и превращения полуострова в остров на юге Чрева Мира до получения взаимного сексуального удовольствия нетривиальным способом…
* * *…И всё было чудно, Сильные остались в Чреве Мира, значительная часть Умных, — на нашем новом острове, названном Лоскуток. Столицей острова стала Ракушка.
Была весна.
Я вернулась домой в Ракушку. Дракон облюбовал клумбу с георгинами в родительском саду.
Между Лоскутком и Чревом Мира воцарилось настороженное перемирие. Официально его никто не заключал, война продолжалась, просто никаких военных действий не велось.
Нам в Чреве Мира делать было нечего, сил едва хватало наладить оборону острова.
Сильные в свою очередь грузить войска на корабли и держать курс на Лоскуток тоже не спешили. Внутри империи начались серьёзные междоусобицы, на власть в Хвосте Коровы, столице Чрева Мира, стали претендовать сразу несколько армий.
Летом я сдала экзамены в наш Университет и забыла пансионат в Пряжке с его лекциями по домоводству как страшный сон.
А осенью, когда первые заморозки прихватили алые головки георгинов, золотой дракон улетел.
Это было ранним, холодным утром.
Ракушка спала беспробудно, когда меня разбудило что-то. Наверное, я просто почувствовала, что он уходит.
Подцепив на ходу первое попавшееся платье, я выскочила из окна в сад, — чтобы увидеть, как дракон поднялся над домами и, не спеша, скользит к морю, словно разминаясь перед дальней дорогой.
Что потом было — стыдно вспоминать…
Я босиком бежала за ним по улице Старой Яблони, задрав голову к небу, и жалобно спрашивала:
— Ты надолго? Ты вернёшься? Ты насовсем улетаешь?
Дракон не ответил ни на один вопрос.
Поинтересовался насмешливо:
— А почему ты несёшься, сломя голову? Когда мы обмениваемся с тобой мыслями, расстояние значения не имеет. Я услышу тебя отовсюду, если захочу.
— А с чего ты взял, что я за тобой бегу? — взорвалась я. — Очень надо! У меня дело срочное, только утром вспомнила.
— Ну, разве что так… — сказал дракон. — Беги на здоровье.
Потом он добавил мечтательно:
— Соскучился я по настоящим горам.
Резко набрал высоту, заложил широкий полукруг над бухтой и пошёл в сторону Чрева Мира, золотясь в утреннем солнце.
Мелькнул блестящей точкой и исчез в облаках.
Мне было тошно — не передать. Как же жить теперь без дракона, представлялось слабо, настолько плотно вошёл он в мою жизнь.
К тому же я, наконец, поняла, что стою в центре города, босая, в каком-то невообразимом платье. Очень хорошее начало дня.
От горя подумалось:
«Утопиться?»
Идея спросонья показалась стоящей и я побрела ко Второй Бухте Ракушки, не такой оживленной, как Первая.
Вышла на берег, потрогала воду ногой — она была тёплой, пожалуй, теплее, чем свежий утренний воздух.
И я передумала:
«Лучше искупаться!»
Долго плавала, благо и морская вода, и слёзы были солёными. Потом вышла, натянула платье на мокрое тело и пошла домой.
Как раз хватило времени, чтобы дойти, позавтракать и даже не опоздать на первую пару.
Так я осталась без дракона.
Нет, всё верно… Дракона на цепи не удержишь… Не сидеть же ему весь век около клумбы с георгинами…
Да и, откровенно говоря, наша Ракушка не самое удобное место для драконов, тут людям-то тесновато.
И вообще, у людей и у драконов — свои дороги. И чем меньше они пересекаются, тем лучше и для них, и для нас…
Я всё понимала, а сердце скулило. Оказывается, так быстро привыкла к тому, что стоит мысленно спросить — и в голове зазвучит насмешливый голос дракона, и откроется калитка в иной мир, где звезды ближе и небо глубже, где летать так же естественно, как жить, а петь — так же естественно, как летать.
А ещё раньше, летом, как раз перед вступительными экзаменами в Университет, я потеряла и Янтарного.
