Ольга Онойко - День здоровья
Марина Петровна, бледная до серости, с неряшливо подведенными глазами, стояла возле одного из автобусов, высоко подняв табличку с надписью «9 „В“». Маша села у окна, и минуту спустя рядом с ней на сиденье плюхнулся счастливый Миронов.
— Ну вот, все хорошо, — сказал он, отдуваясь. — Хвостенко тоже побежит.
Маша не сразу поняла, что он говорит о Таньке.
— Танька хорошая девчонка, — сказала она наконец. — У нее голова варит и она добрая.
— Да, — кивнул Леша. — Мы же не звери лесные. У нас главное — мозги. Она правильная. Наша.
Сзади послышалось какое-то шевеление. Маша обернулась. Там, по привычке переругиваясь, шумно усаживалась классная кодла — Ларина и Галоян, а с ними несколько парней, отличавшихся редкой безмозглостью и ранним половым созреванием. «Неужели они тоже будут с нами? — подумала Маша. — Такие противные».
— Не всем же быть вожаками, — словно услышав ее мысли, сказал Леша. Она удивленно посмотрела на него, и он объяснил: — Да я вижу, как ты на них смотришь. Они тупые, но они никем никогда не будут командовать. Командовать будут ими, и умные… Так что они нам на пользу.
— А Ларина?
— А с ней подумать надо. Такая будет начальствовать, даже если не над кем окажется, просто так, сама по себе. Неудобно.
— А что сделаешь?
— Ничего.
— А…
— Она чует то же, что и я. Она сама что-нибудь сделает. И не себе на пользу.
«Откуда ты знаешь?» — хотела спросить Маша, но не стала. Леша в ее глазах обрел поистине сияющее величие.
— Тань, а откуда у тебя амулет? — на весь автобус спросила звонкоголосая Вика Андрийчук.
— Бабушка подарила. То есть, не подарила, а на время дала, — рассказывала Танька, гордясь тем, что на нее обращают внимание. — Она говорит, что все равно его мне подарит, но только по завещанию. Она его сама для себя сделала, когда молодая была, его при жизни дарить нельзя.
— А моя бабушка говорит, что перекидываться грешно, — подал голос из угла Иванюков, высокий и нескладный мальчик с совершенно младенческим лицом. — Что мы все богопротивные.
— Помолчал бы, Ивонючкин, — крикнула Лизка Ларина, красавица и стерва.
— Тише, — сказала Марина Петровна. — Гриша, а где живет твоя бабушка?
— В деревне, — пискнул пришибленный Иванюков.
— Должно быть, ей много лет?
— Ага…
— Так вот, — строго сказала Марина Петровна, обращаясь ко всему классу. — В деревнях живут необразованные старые люди. Мы должны относиться к ним с уважением, потому что они воевали, защищая нашу страну. Но необязательно верить всему, что они говорят.
— А, может, она вообще травоядная? — фыркнула Лизка.
— Ага, — поддержала ее наперсница, Надя Галоян, тоже стерва, но не такая красивая, и порядочно глупее Лизки. — И Ивонючкин тоже травоядный. Травоядный! Травоядный!
Вопли Галоян подхватили Марфин и Черных с заднего сиденья, в несчастного Иванюкова полетела чья-то сменная обувь. Черных привстал и начал бить его сзади по голове. Мальчик закрылся руками и скорчился между сиденьями. Марфин, с тупым интересом на лице, уже пинал его, стараясь попасть в живот. Подростки повскакали с мест, впиваясь глазами в происходящее, поглощенные невнятным желанием — не то разнять, не то присоединиться. Второе явно одолевало. Нервное напряжение и весенний бунт в крови, густо замешанные на безумии Дня Здоровья, неодолимо тянули их в драку, предпочтительно — кровавую.
— Прекратите это! — кричала Марина Петровна, но ее не слышали.
Визг Таньки-хромой заметался меж зеркальных окон автобуса, силясь вырваться наружу.
— Перестаньте! Перестаньте! Он ни в чем не виноват! Он ничего плохого не сделал!
— Ага! Ты тоже травоядная! — с плотоядным восторгом завопила Лизка, по непонятным причинам люто ненавидевшая хромоножку. Еще немного — и класс перенес бы свою дикую ненависть на Таньку, существо еще более слабое и беззащитное, чем Иванюков.
Миронов встал.
Подойдя к Марфину, он дал ему по морде — не так, как вчера бил одноклассников Ольхин, а с силой. Марфин принял это как должное. Черных, лупивший Иванюкова тяжелыми кедами в пакете для сменки, получил этим же пакетом по башке. Остановившись перед Лариной и Галоян, Миронов смерил их обеих тяжелым взглядом. Ларина, откинувшись на спинку сиденья, состроила ему глазки и томно улыбнулась.
Маша резко выдохнула. Миронов медленно повернул голову и встретил ее взгляд. Потом так же медленно обернулся к Лизке.
— Чтоб я больше слова не слышал, — очень тихо, почти шепотом произнес он. — Поняла, крыса?
Ларина готова была стерпеть от Миронова почти все, но тут в ней вспыхнула ненависть.
— Тоже мне, вожак нашелся! Сначала докажи, какой ты разэтакий, потом командуй!
— Замолчи! — рявкнула Маша.
— Да кто ты такая! — ахнула Ларина.
— Вожачиха! — всхлипывая от хохота, проговорила Галоян.
Маша побледнела.
— Мерзавка!
Хищное весеннее пламя горело и в ее крови. Маша готова была вцепиться Надьке в рожу. Она медленно поднялась с сиденья, но Миронов взял ее за плечо — повелительно и жестко.
— Тихо, — сказал он спокойно. — Все образуется. Марина Петровна!
Марина Петровна, отвернувшись, глотала таблетки.
— Вы с ума все посходили, что ли?! — воскликнула она, когда тишина была наведена. — Малым детям такое прощается, но вы едете на День Здоровья! Через час, два часа вы станете взрослыми и будете нести уголовную ответственность! Знаете, как это называется — то, что вы здесь вытворяете?! Преступление против Солидарности!
Галоян обмерла. Лизка потупилась.
— Так вот, — продолжала классная. Она встала и вышла на переднюю площадку, чтобы ее могли видеть все. — Скоро родится новая ячейка общества, новая Стая, и Солидарность станет для вас не пустым звуком и не школьным предметом, а основой жизни.
Заученные эти слова она повторяла перед каждым классом, ехавшим на День Здоровья, но они, наверное, были близки сердцу немолодой учительницы, так что горячее убеждение и вера наполняли стандартную лекцию настоящим смыслом.
— Стая — это больше, чем семья, — говорила Марина Петровна. — Стая — это то, что выше нас и одновременно то, что всегда с нами, у нас в сердце. Стая — это навсегда. Скоро вы соединитесь в Стаю, и в ней не должно быть тех, кому вы не будете верить. — Она помолчала, переводя дыхание. — Поэтому я считаю, что нужно проголосовать. По алфавиту.
Галоян была на грани обморока. Марфин, кажется, тоже.
— Кто за, поднимайте руки, — Марина Петровна достала из пакета классный журнал.
— Подождите! — Ларина поднялась. Автобус тряхнуло, и она судорожно схватилась за ручку сиденья. — Я извиняюсь!
