Анна Московкина - Исток
— Значит, он все-таки поехал сюда, — тихо произнес Филипп.
— Кто?
— Тот колдун, о котором говорил смотрящий.
Айрин с трудом отвела взгляд от теленка, по глазницам которого ползали мухи.
— Мы опоздали, да?
— Лошадей придется отпустить, нечего им в селе делать.
Дальше шли пешком. Пеструшка попыталась увязаться за хозяйкой, но парень отпугнул ее заклинанием, выставив отвращающий барьер в версте от забора.
Теперь ни одна тварь его не пересечет, пока он не снимет заклятия. Или не умрет.
Ворота стояли нараспашку, на улицах — пусто как ночью. И везде воронье: на заборах, плетнях, деревьях, крышах домов.
— Эй! Вы кто? — Грязный, вымазанный в навозе мужик со всклоченной бородой направил в сторону пришельцев вилы.
— Колдуны, милсдарь хороший, смотрящий в помощь отрядил.
— С чегой-т такая доброта? Аж три штуки, или боятся, что и до них коровья смерть дойдет?
— А как не бояться! Да и вам подмога нужна! Верно? — Мужик подошел к ним ближе, он был на полголовы ниже долговязого Филиппа и в два раза шире, будто гном.
— Деньги у нас нет, мы и тому колдуну так сказали!
— Ушел? — усмехнулся молодой чародей, знал — этот заказ оплатит вся округа Береговниц.
— Не ушел. Вон идите в большой коровник, там он с оставшейся скотиной.
Село доселе бед не знало. Домики были старые, скатанные еще прадедами местных жителей, но справные и ухоженные. Ставни изукрашены резьбой, как и карниз, и трехступенчатые крылечки. Дранка на крышах свежая, сочащаяся смолой на летнем солнце. У колодца — тоже не обиженного умелым резчиком, стояла новая дубовая бадья. А вот коровник выстроили недавно. Общий, один на все село, и тоже строили с какой-то небывалой любовью, но любовь коров не спасла.
Колдун сидел на пороге и курил длинную деревянную трубку. В вороных волосах, связанных на макушке узлом, блестели нити ранней седины. Ранней потому, что на бледном осунувшемся лице совсем не было морщин.
— Филипп? — удивился колдун.
— И тебе не хворать. Что же ты смотрящему отказал?
— Торопился. — Он еще раз затянулся.
— Хм? Так почему ты еще не в Инессе?
— Лошадь занесла, — отшутился колдун усмехаясь. Он вытряхнул трубку и убрал в кожаный чехол. — Видишь как? Ученицу взял? Не рано?
Сверкнули холодные белесые глаза.
— Это моя сестра. Айрин.
— Похожа. Пусть уходит.
— Что? — удивилась девушка.
— Ты человек, тебе здесь нечего делать, — пожал плечами мужчина, встал, поддернул рукава грязной рубашки и ушел в коровник. Айрин непонимающе уставилась на брата.
— Не обращай внимания. — Фил сбросил сумку на скамью и тоже закатал рукава. — Пойдем.
Полумрак в коровнике разбивали лучи вечернего солнца, струящиеся из окон под крышей.
Пахло смертью. Колдун стоял напротив сонной буренки и будто вел с ней безмолвную беседу. Филипп перелез через жерди загона и обошел корову по кругу. Пощупал язву на боку. Ладонь его слабо светилась — заклятием предохраняя от заразы.
— Она должна уйти, — спокойно повторил колдун, но Айрин уже перемахнула через ограду и подошла к ним.
— Это чума?
— Да, — хором ответили мужчины.
Бело-рыжий теленок боднул девушку под коленки, а стоило протянуть ладонь, умильно уткнулся в нее носом. Тонкая девичья рука погладила безрогую голову, почесала торчащее рыжее ушко.
— Сейчас она начнет сюсюкать и рыдать над столь милой тварюшкой. — Колдун демонстративно обращался только к брату. — А его придется убить, как и все стадо.
— Но он не похож на больного. — У теленка были ясные глаза. Он схватил губами палец девушки и начал сосать.
— Даже если он здоров, никто не рискнет оставлять животное, пережившее мор, слишком велика вероятность, что болезнь затаилась.
— Какое было поголовье? — Филипп отошел от коровы.
— Двести голов. Осталось тридцать. Я уже убил пятьдесят, которым нельзя помочь. Этим можно, но староста просил умертвить всех и зачистить коровник.
— И вы послушаетесь? — Лицо девушки раскраснелось, на щеках проступил лихорадочный румянец.
— Да. Обычная просьба.
— Режешь? — Филипп кивнул на нож, висящий на поясе у колдуна.
— Нет, магией. Проще и безболезненней.
— Но он совершенно здоровый, и вон та коровка тоже!
— Айрин, иди позови мужиков! — оборвал Филипп.
Мужики сидели за коровником и тихо опустошали глиняный кувшин с варенухой.
— Что теперь будет… — вздохнул патлатый, встретивший путников у ворот.
— Что будет, то будет, — буркнул светловолосый крепыш. — Хошь, на сторону иди, хошь, с нами мыкайся.
— Прогневали мы богов. Навлекли на себя беду.
— Ты и навлек! Кто кричал, что по зиме наши колбасы у самого государя на столе лежать будут?
— А ты будто противился, все мага мечтал позвать, чтобы тот свеженькие перенес аж до Вирицы! Вон тебе три мага, любого бери. И на колбасу хоть всех пускай! Только долго ли мы проживем после той колбасы?
— Ну! Хватит, вспетушились, аки юнцы! — хлопнул ладонью по столу седой мужик.
— Вас в коровник зовут, — тихо проговорила Айрин, пресекая спор, но мужичье продолжило пререкаться, не обращая на чужачку внимания. Девушка поджала губы и, подойдя ближе, прикрыла ладонью кружку патлатого, из которой тот собирался отпить.
— Ты кто? — воззрился на нее патлатый.
— Вас зовут в коровник, — повторила Айрин.
— Ща придем. Иди себе, девка, не мешай.
— Напиваться?
— А ты трупы потаскай, я посмотрю, что ты запоешь.
— Трупы? — повторила она одними губами, резко развернулась и помчалась в коровник. Мужики проводили ее мутными взглядами.
В воротах коровника стояла растрепанная девчушка с зареванным лицом.
— Не дам! — крикнула она.
— Я же просил запереть всех баб! — выругался черноволосый. Филипп подошел к девушке и попытался взять за руку, но та подалась назад. — Эту тоже надо бы запереть!
— Я тебе не баба, колдун, — прошипела Айрин.
— А я тебе не колдун, девка.
— Они хотят убить их! — пожаловалась девчушка, ища поддержки.
— Я знаю, — буркнула Айрин. Трудно убедить кого-то, когда сам не веришь своим словам.
— А я их доила, по именам всех знала! — Девчушка разрыдалась, закрыв лицо руками.
Айрин погладила ее по голове, исподлобья глядя на колдуна.
— Ты мог бы хотя бы попытаться объяснить, что по-другому нельзя.
— Ей? — Бледные обветренные губы опять скривила ухмылка.
— Не дам. Ромашка, моя… — подвывала селянка, уткнувшись в плечо нежданной союзницы, та машинально продолжала ее гладить.
