Ина Голдин - Последняя игра в бисер
— Ты помнишь, как мы бились с ними в Дун Лиместра? Ты помнишь, как много их погибло? Я долго думал над тем, скольких они потеряли тогда, хотя могли бы сохранить, и я вижу: для них жизнь — это не ценность. Да и ты дорожил бы своей жизнью, будь она настолько коротка? Земля, на которой строится дом для рода, им гораздо важнее. И мы мешаем им, пока остаемся на этой земле…
— Ты мой Старший, Гаэль, и я никогда бы не сказал тебе этого. Но сейчас ты расстроен, голоден, тебя мучит жажда, и я боюсь, что ты принимаешь свои страхи за правду. Никто, даже люди, не станет убивать пленников просто так.
Гаэль вздохнул, устало откинулся на высокую спинку стула.
— На том рву вырастут маки… Или, возможно, лунная трава… Полевые цветы — вот все, что от нас останется, и нам повезет, если люди будут знать эти цветы по именам…
* * *Гости приехали после завтрака. Они здесь уже примелькались. Высокий, смуглый южанин, чуть расхлябанный, хоть и застегнутый на все пуговицы, уже не в первый раз приезжал за эльфами. Хамоватый — но на его должности это позволяется.
— Сопляк! — позвал комендант дядько Ротгар, — Сопляк, подойди-ка сюда, дорогой мой.
Он подбежал, вытянулся, отдал честь.
— Начальнички наши, — сказал комендант, — чтоб их мотало, новый список прислали. Пошла работа у начальничков…
И слава богам, а то все нервы тут просадишь за этими следить…
— С вашего позволения, вашбродие, они ж спокойные…
— Во-от, а чего они спокойные такие, чтоб их мотало? Чует твое сердце? А мое вот чует: затевают они что-то. Сдать бы уже их… куда положено, и забыть, как страшный сон. Поди сюда. Нашли они какого-то ихого остроухого, так он сдает их за милую душу…
Сопляк заглянул в густо исписанный лист. Они с ребятами ставили пари — которых эльфов увезут следующими, и ему было интересно знать.
Филтарна, сын Луаха… из дома Терновников. Кахир, сын Луаха, тоже Терновники. Келлах, сын Керрига, опять… Все правильно, он на них и ставил. Его давно бабка научила, какие дома идут за какими.
Бабка умерла от чумы, которую — как все знают — наслали эльфы.
— Ну вот, — сказал дядько Ротгар. — Они их по домам вычесывают. Прошлые-то отбывшие все деревья были… Которые? — обратился он к подошедшему южанину.
— А? — не понял тот.
— Я говорю, в прошлый раз деревья отправляли — кто там был?
— Пить вам надо бросать, дядько Ротгар, — засмеялся гость. — Далеко у вас деревья поехали?
— Известно, куда они поехали, — сердито сказал комендант. — Каштаны то были, вот что.
— Каштаны, — мечтательно протянул южанин. — На юге они, каштаны. А тут… одни елки да вереск, тьфу…
Сопляка послали за выпивкой — согреть гостей с юга. Подойдя с кувшином, он услышал:
— Все забываю спросить, дядько Ротгар. Он у вас откуда вражий язык знает?
— Так он эйре наполовину. Вон даже имя эйреанское, по-эльфийски вроде «старший» означает. А эйре в старину с Холмами только так болтали…
— Эйре, значит, — протянул южанин. — Кто ж его сюда послал служить?
— Ты парня не трогай, он так-то наш. Послали и послали, тебя вот не спросили… Спасибо, Сопляк. Сейчас грузить будем, чтоб их мотало…
* * *Энвель потряс браслетами на запястьях:
— Что мы можем сделать теперь? Доступа к магии у нас нет, а младшие едва держатся на ногах…
— Ты знаешь, что мы можем сделать, — жестко сказал Гаэль.
Энвель знал. И знал: нельзя этого касаться, и даже говорить об этом — нельзя.
— Не думай обо мне так плохо, друг души, — сказал Гаэль. — Я заслужил смерть, я боюсь не ее и даже не посмертия… Мне страшно, что нас уничтожат вовсе. У земли короткая память, она поглотит наши тела и примет новых хозяев…
— Старший, Старший, о чем ты говоришь? Неужели лучше выжить и принять проклятие?
— Мы уже прокляты, и я даже думать не хочу, как стану смотреть в глаза родичей на том берегу.
— Ты не можешь приказать эльфу нарушить гес, я не стану тебе подчиняться.
— Это приказ Старшего из Старшей ветви, Энвель.
— Я…
Дверь открылась. В серые сумрачные комнаты ворвался запах осени. Ветер, отяжелевшая земля, влажная кора деревьев. Все как один повернулись на этот запах, на этот ветер; уши напряглись. Вошедшие проводили знакомую процедуру — с трудом зачитывали имена с листка, конвоировали поднявшихся к выходу. Энвель прислушался — все, кого выкликали сейчас, были из Дома Терновника.
Так вот почему он торопился.
— Гаэль… да Тихен Враз… на Драйхеан ар Сиед…хе?
Старший засмеялся:
— Что же они делают с нашим языком! Жаль, никто не научит их произношению…
— Позволь мне пойти вместо тебя, — быстро сказал Энвель.
— И запутать судьбу в такой узел, что и боги потом не развяжут? Это моя дорога, и негоже другому заступать ее.
Гаэль поднялся — будто статуя из мыльного камня, с белым ясным профилем. Поклонился человеку в мундире. Тот сказал несколько отрывистых слов, кивнул на дверь.
— Прощай, друг души, и помни, о чем мы говорили.
Гаэль хотел по привычке коснуться бело-зеленого шарфа; но не было на нем больше знака Верных навек, и когда пальцы коснулись беззащитной голой шеи — вот тогда у Энвеля что-то разверзлось в душе, обдало холодом.
На том рву вырастут маки… Или, возможно, лунная трава…
— Прощай, Старший из Старшей ветви. В следующий раз — в Серебряной долине…
— В следующий раз, — кивнул Гаэль, развернулся и пошел к выходу.
* * *«Arwech’all i Dale an Argead», — так он сказал, этот эльф. Бабка рассказывала Сопляку про Dale an Argead, заповедную долину эльфов. Или — эльфов и людей? Не вспомнить уже.
В дневном свете они выглядели задохликами. И сам бы он, наверное, так выглядел, просиди столько времени в башне безвылазно. Щурились от солнца, устало прикрывая глаза, безропотно позволяли заковать себя в колодки — никому не нужно неприятностей по дороге. И дышали — будто желали надышаться на всю длинную эльфийскую жизнь.
А в этот раз и света им не досталось, вывели их под дождь. А эльфы открыли рты, руки протянули — как дети, радуются.
И капли разноцветным бисером скачут у них на ладонях. Уезжать в дождь — хорошая примета.
Говорили, будто их везут к морю.
На корабли.
С местом Сопляку повезло. Они жили рядом с башней, в бывшей пристройке — то ли для слуг, то ли для гостей, поди разберись теперь. Так или иначе, казарма у них была с террасой и с латринами, каких он никогда не видел. Сопляку нравился белоснежный остов бывшего эльфийского замка, нравились высокие темные ели и запах мокрой хвои рано утром, и тайна, связывающая его, Сопляка, со всеми, кто здесь служил. Комендант, которого тут все звали дядькой Ротгаром, за дисциплиной следил, но по пустякам не придирался, а Сопляка еще и отмечал. Пленники тоже не доставляли хлопот. Их вообще не было слышно. Эльфы не буянили, не требовали добавки к рациону, не просили выпустить. Двигались они бесшумно, так что порой казалось — древний особняк по-прежнему необитаем, а их какой-то безумец поставил сторожить пустой дом.
