Екатерина Соловьёва - Искра Прометея
"Смотри, — шептал он, и края кошмарной раны на его голове раскрывались, словно губы чудовища. — Смотри на нашего сына".
Раиса кричала и падала в обморок, но Максим не уходил. Он появлялся везде: на кухне, в ванной, во дворе, в супермаркете, на работе и даже на соседнем балконе.
Напуганные родители поместили дочь на дневной стационар в психиатрическое отделение. Но Максим был и там. Он совал платок, когда женщина пила чай, нервно курила "Pall Mall" или бесцельно брела по грязным коридорам. Через месяц Раиса перестала кричать, и родители восприняли это, как добрый знак. На самом деле их дочь просто привыкла к слишком реальному призраку мужа, но предпочла молчать об этом.
Семья решила поехать на "Дань Прометею" и взять с собой Раису.
"Свежий воздух и новые люди пойдут ей на пользу", — решил отец.
С утра Максим не появлялся, и Раиса чувствовала себя довольно неплохо. Неплохо, если бы не жара. Женщина ощутила, как по спине побежал пот, и брезгливо передёрнула плечами. Накладные букли сильно мешали, выбившиеся волоски щекотали шею.
Она обернулась на раздувшихся от гордости родителей и двух своих беззаботных сестёр, щебечущих о чём-то своём. Её семья стояла у перил, попивая коктейли, сетуя на жару и делясь свежими сплетнями. Их можно было понять: старшая недавно очень удачно подцепила крупного бизнесмена, а младшая знаменитого актёра. Только Рае похвастаться нечем: ни броской внешностью, ни хваткой бультерьера. Ещё тогда, когда она выходила замуж за ничем не примечательного инженера, после череды долгих скандалов родители со скрипом дали разрешение на свадьбу.
"Да ты посмотри на него!" — кричала мать.
"Хочешь умереть в нищете?!" — надсаживался отец.
Казалось, со смертью Максима они вздохнули с облегчением.
"Вот видишь! — было написано в их глазах. — А мы что говорили: он бросит тебя на нас!"
Раиса вздохнула и медленно поднялась к статуе, накрытой жёлтым шёлковым покрывалом. Из-под ткани выглядывали опалённые солнцем пальцы ног. Женщина робко погладила широкие беломраморные ногти и подумала: "и тебе быть вечно одиноким. Стоять тебе, гигант, вечно в этой бухте, прикованным к пьедесталу. Орлы не станут клевать твою печень. Только люди вокруг будут щёлкать своими "Samsungами" да "Olympusamи"…"
Колонки неожиданно выдали туш, затем заиграла мелодия "сиртаки", символизирующего начало представления. Гости засуетились: женщины торопливо красили губы и расправляли складки хитонов, мужчины швыряли в урны бумажные стаканчики и недокуренные сигареты. Постепенно приглашённые выстроились вдоль террасы в шеренги у перил и заученно замерли. Водитель крана выплюнул какую-то команду рабочим внизу, на площадку посыпались ведущий в хитоне с пёстрой свитой, многочисленные операторы и визажисты.
— Непризревшего дети усталые сумерек века… — внезапно раздался громкий и глубокий мужской голос.
Вздрогнув от неожиданности, Раиса дёрнулась, запуталась в хитоне и упала.
Чайки взволнованно заорали, сорвавшись с каменных уступов. Длинноногая блондинка из свиты завизжала, вцепившись в свою высокую причёску за полторы тысячи долларов.
"Как она орёт! — подумала Раиса, опираясь на статую, чтобы встать. — Значит что-то пошло не по сценарию!"
Гости, не успев прийти в себя, крутили головами в поисках шума и лихорадочно хватались за фотоаппараты.
Голос загремел мощно, будто через микрофон, усилитель и колонки, отдаваясь в каменных уступах и ударяя испуганных людей по нервам. Эхо вернулось и троекратно разбилось о террасу.
— Где прекраснораменная Гера, семьи охранитель?
Где колодец для путника хладный в тени кипарисов?
Где герои великие, славные делом и словом?
Где же девы, прекрасные ликом и верные сердцем?
Видно, мало, вложил я огня в ваше сердце и жилы,
Видно, много огня божьей искрой не высечь пигмеям…
Подарю на прощание вам свою искру живую,
Искру света, что вырвал из сердца, на вас уповая.
Пусть горит сквозь века не погибшее пламя Олимпа!..
Раиса обомлела: голос издавала статуя! Но как она понимала то, что говорил мраморный Прометей? Ведь это не русский язык, а греческого, тем более, древнегреческого она не знает!
Истеричные вопли с верхней площадки перешли в ультразвук, ведущий что-то исступлённо кричал в микрофон по-английски, стройные ряды гостей перемешались, превратившись в стаю возбуждённо галдящих варваров. На террасе воцарилась паника.
"Этот голос, — подумала Раиса, — это нечеловеческий голос. В нём что-то совсем нечеловеческое, будто он говорит не голосовыми связками, а…"
Внезапно покрывало из жёлтого шёлка заструилось на посеревшие от зноя плиты, и беломраморная скульптура резко уменьшилась в размерах, став ростом с человека. На парапет опустился высокий широкоплечий мужчина в пурпурном хитоне, скреплённом на плечах золотыми фибулами. Золотые кудри ослепительно сверкали на солнце, а удивительные голубые глаза смело смотрели на женщину. Гигант будто сошёл с рекламного плаката: гладкая кожа, ровный загар, ямочка на мужественном подбородке.
"Но ведь греки были черноволосыми? Или нет?.."
Раиса застыла от ужаса, когда к ней протянулась широкая ладонь, но закричать или отстраниться она не посмела: она так устала бояться, привыкнув к постоянному страху, что воспринимала шок, как нечто естественное. Гигант склонился над ней, зачерпнул пригоршню сухой земли с гипсовой клумбы и, шепча какие-то странные слова, растёр по животу женщины серую пыль. Хлопчатобумажный хитон сразу испачкался, и Раиса мгновенно представила недовольное лицо костюмера. Но на ум же ей пришли совсем другие мысли: "Прах к праху… и взял Господь кусок глины…"
Ожившая статуя что-то торопливо шептала, закрыв глаза, что-то, что Раиса не могла разобрать. Женщина внезапно поняла, что именно на таком языке разговаривали древние герои и, возможно боги. Вот почему она (да и все остальные гости, теперь она была уверена в этом) поняли от слова до слова всё, что сказал оживший Прометей: это язык души, язык божественного огня, не понять который невозможно.
Вместо холодного мрамора сквозь ткань она ощутила на животе горячие ладони, только не человеческие, нет, а какого-то иного существа. От этих рук и от земли шло странное живое тепло, и, вдруг женщина впервые за три года ощутила невыразимое блаженство и покой.
Кудри статуи бесцеремонно перебирал ветер, белесые ресницы закрытых глаз подрагивали, будто Прометей видел резкие вспышки, губы сосредоточенно шевелились, старательно выговаривая каждое слово.
А вокруг метались люди, падали сшибаемые скамейки и разбивались вазоны с цветами, кто-то истерично голосил из оркестровой ямы, кто-то истово молился на коленях, потрясая дорогущим распятием. К Раисе бежали задрапированные в чёрное охранники, полицейские в белых рубашках и беретах и персонал с расширившимися от ужаса глазами. Но они опоздали: всё произошло слишком быстро.
