Олег Фомин - Ледяные крылья
На том жизнь бы и закончилась, но рядом проезжал торговый караван, в его числе была жрица Светлого Ордена, она скорпиона и согнала. Когда Эгорд достиг более-менее сознательного возраста, узнал, что жрица нашла его рядом с трупом матери, та была в простой одежде, как раз для той местности, иных вещей не было, но пуповина была перерезана, а клешня пятившегося от жрицы скорпиона блестела от крови. Конечно, у твари и в мыслях не было отделять младенца от мертвого тела, так скорпион начал трапезу, но обрезал на редкость удачно, как опытная повитуха. Жрица назвала малыша Эгордом, что на древнем языке значит "Жизнь, рожденная смертью".
Когда Эгорд возмужал и стал сильным воином, то захотел узнать, кто были мать и отец, почему мать оказалась в пустыне. Удалось даже найти ту самую пустыню, побывать на участке, где проходил караван первой приемной матери. Такая же пустыня, как и на многие часы пути вокруг. Барханы, барханы, барханы... Эгорд даже не увидел ни одного скорпиона, а уж о том, чтобы найти скелет матери, и речи быть не могло: давным-давно под толщей песка, да и сам, наверное, превратился в песок... В общем, прошлое кровных родителей до сих пор загадка. И скорее всего, останется загадкой навсегда. Это тяготило, но сейчас Эгорд почти не вспоминает: без этого знания, хвала богам, жить можно. В конце концов, жить нужно настоящим и будущим, а не цепляться за прошлое.
Детство было ярким. Юный Эгорд часто был свидетелем увлекательных и опасных, порой страшных событий, но судьба щадила от участия. Видел много смертоносных сражений: нападения разбойников, стычки феодалов-соседей, охоту диких зверей на заночевавших в походе путников, а еще эпидемии, стихийные бедствия, не говоря о войнах. Мир никогда не отличался долгим спокойствием, а кроме распрей между людьми, есть войны более кровавые. У мира много могущественных врагов: полудикие племена монстров, темные маги, некроманты, демоны, и все жаждут разрушения, власти. Эгорду приходилось наблюдать, как демоны убивают людей, темные маги убивают светлых жрецов, пираты убивают мирных жителей, болезни и некроманты убивают все живое, в общем, круговорот смертей в природе. Но Эгорд никогда не оказывался в центре этих ужасных событий, боги хранили, но щедро кормили впечатлениями, вынуждали смотреть широко раскрытыми глазами, замирать от страха, осмысливать. Лишь одно событие касалось Эгорда прямо, вызывало слезы, повторялось часто.
Потеря приемной матери.
За двенадцать лет детства было двадцать три приемные матери, каждая окружала любовью и заботой, но, словно по воле заколдованного злого случая, следовала неизбежная разлука. Почти всегда причиной было кровопролитие, от налета разбойников до большой войны, заставляло спасаться, бежать, и хотя Эгорд отчаянно рвался защищать семью, приемная мать делала так, что Эгорд оказывался от нее отрезанным, но спасенным, а она жертвовала ради него благополучием, порой и жизнью.
Двенадцать лет судьба была похожа на цепочку, но, кроме крутых поворотов на пересечении звеньев, когда приходилось навсегда расставаться с очередной матерью, жизнь была прекрасной, сами звенья нравились. С матерями везло несказанно, каждая любила Эгорда как родного, будь то бедная крестьянка или графиня. Мамы одаривали изобилием внимания, было много игрушек, братья и сестры, веселые забавы с друзьями. Рано научился быть благодарным, рвался помогать, даже если не требовалось, частые потери близких из-за войн, налетов, катастроф, других бед вынудили быстро понять: мирная сытая жизнь и тепло окружающих - большая ценность, надо успеть сказать "спасибо" поступками, остаться в памяти людей, пока не случилось новое несчастье. Потому, несмотря на череду разлук и трагедий, жизнь была светлой, радостной, наполненной любовью, лаской и взаимопониманием.
Самым ужасным по-прежнему оставалось рождение в объятиях скорпиона...
С приемными отцами удача не сопутствовала. Окружавшие мужчины были равнодушны, отцовских чувств не проявляли, а если бывало, то лишь чтобы произвести впечатление на приютившую Эгорда даму, мальчик чувствовал фальшь и холод. Конечно, свыкся, но отца все же не хватало, втайне лелеял мечты, где воображаемый отец учил сражаться на деревянных мечах, катал на лошади, они вместе что-то чинили, рыбачили, охотились... Любви было в избытке, но некому было подбодрить по-мужски, научить терпению, стойкости, решительности, закалить волю, характер, не с кем было бороться против своих страхов... И приходилось воспитывать себя самостоятельно. Самого себя подбадривать, поддерживать, воодушевлять, принимать решения. А экзаменом была очередная война, эпидемия, атака бандитов, расставание с матерью... Может, и к лучшему: так труднее, зато дух крепче. Эгорд научился обходиться без поддержки со стороны. Качество ценное, помогает жить и выживать там, где другие сломались бы.
Но однажды бесконечную цепочку мам сменил отец.
Глава 2
То был самый страшный день после дня рождения. Корабль с переселенцами, на котором Эгорд и последняя мама хотели уплыть на другой край света, начать новую жизнь, едва успел отчалить, как его поймал спрут. Бревна и доски лопались в щупальцах так, что у Эгорда чуть не взорвалась голова, мальчик рухнул в океан, волны от разрушительного соития спрута с кораблем понесли прочь от эпицентра, выбросили на берег острова.
Мальчик пришел в себя, прокашлялся, изрыгая соленую воду, не успел толком осознать, всплакнуть по утонувшей или даже проглоченной спрутом матери, а глаза уже встретились с гигантским скорпионом!
Тварь была взрослой, размером с корову, ползла к добыче вдоль берега, лапы вспахивали мокрый песок, давили в прах трухлявые бревна, клешни нетерпеливо расшвыривали попадавшиеся на пути тяжеленные булыжники, а хвост извивался высоко над землей, как кнут разъяренного работорговца.
Ужас чуть не свел с ума, надо было встать, бежать в океан, скорпионы плавать не умеют, а в воде можно было проплыть вдоль берега, вылезти в безопасном месте... Но страх убил здравомыслие мгновенно. Превратил в затравленного зверька, ноги и руки стали тряпичными, только и могли суматошно дергаться, грести, отталкивать туловище назад, мочевой пузырь опустел, плоть перестала ощущаться, будто Эгорд сделался призраком.
Глаза от страха были как пузыри, взгляд не мог оторваться от надвигающейся черной смерти, скорпион оказался почти вплотную, огромный как скала, мерзкие жвала шевелились в предвкушении часто-часто, Эгорд увидел в черной клешне выпуклое перепуганное отражение, хвост готов был проткнуть хрупкую жертву насквозь...
Но из океана на тварь бросился юноша лет двадцати или чуть больше, меч отсек скорпиону хвост у основания, пригвоздил сплюснутую многоглазую голову к песку. Юноша навалился всем телом, скорпион отчаянно брыкался, лапы расшвыривали влажные песчаные комья как пух из распоротых подушек, часть песка в этой кошмарной мельнице успела раскалиться, просохнуть, укрыть берег пышным облаком, клешни молотили, оставляли глубокие ямы, а отрубленный хвост извивался в агонии, мог случайно зацепить смельчака ядовитым жалом, но юноша был тверд, прижимал скорпиона к берегу, пока тот не обмяк.