Владимир Аренев - Магус
Это «хорошо» если не понял, то костями прочувствовал главный герой книги — брат Оберто, магус-законник, отправившийся за девятью таинственно пропавшими кольцами. Не Кольцами Всевластья, слава богу, обычными. То есть почти что обычными. Пошел — и тут ка-а-ак!.. Что и следовало ожидать, к нашей вящей читательской радости.
Конечно, в жизни все оказалось не так, как на самом деле, конечно, герой отдал дань раздумьям тяжким (как без этого?). Но вот выводы сделал абсолютно верные. К чему строить постную мину, спасая мир (он же Порядок, он же Закон, он же Цена-на-Скумбрию)? Скучное занятие, как раз для братьев ордена законников — и для читателей бароно-драконьих фэнтези. Был фра Оберто, стал синьор Обэрто Пандорри, практикующий магус, сиречь частный детектив. Ризу с плеч — и вперед, за приключениями по дорогам прекрасной Италии! Жизнь так хороша, так коротка!
«…И звезды пока еще светят, пока еще радуют глаз».
Люди, духи, пуэрулли
К нам в окошко заглянули,
Смерть и Жизнь рядком стоят,
Унывать всем не велят.
А вот встретит ли частный детектив сеньор Пандорри актера ярмарочного театра-балагана Пинокио Санчеса, дернет ли крестника Каппо Карло за деревянный нос, примется ли расследовать заговор буратин против марионеток, это уже от автора-демиурга зависит. Почему бы и нет? Вот он мир, только что сотворенный, для всех любознательных открытый!
«Спросонья Карло швырнул в малыша башмаком, но длинноносый не обиделся. "Дурачина! Неужели ты не хочешь заработать немного денег и начать жить по-новому?"».
Андрей ВАЛЕНТИНОВ
МАГУС
Магический детектив
Необыкновенные события случаются там так редко, что люди не узнают их, когда они приходят все-таки наконец.
Е. Шварц. «Обыкновенное чудо»Пролог
ИСКУШЕНИЕ ФРА ВИНЧЕНЦО
Жалок тот ученик, который не превосходит своего учителя.
Леонардо да Винчи. «Обучение живописца»То, что у возвратившегося в монастырь брата не хватает двух пальцев, первым заметил апокризиарий фра Винченцо.
В обязанности апокризиария входила выдача монахам завтрака — и когда фра Винченцо протянул положенную порцию вернувшемуся брату-законнику, тот принял ее правой рукой, но неудачно; потянулся поддержать миску левой, длинный рукав ризы чуть съехал, и — извольте видеть, на месте мизинца и безымянного зияла только пустота, ничего более!
Справедливо полагая, что возвратившийся брат сам в нужное время сообщит обо всем отцу-настоятелю, фра Винченцо продолжал раздавать порции и об увиденном старался не думать. Признаться, первое получалось у апокризиария лучше, чем второе; мыслями он нет-нет да и возвращался к изуродованной кисти того, кто считался лучшим, искуснейшим и талантливейшим из воспитанников ордена. Как же так? — терялся в догадках простодушный брат. Если лучший, почему позволил кому-то нанести себе увечье?!
Любопытство — грех, хоть и не из самых тяжких. С досадою думал фра Винченцо, что до капитула, где вся братия услышит от вернувшегося о выполненном задании, — до капитула, Господи, еще почти сутки!
Ну что же, вот и случай усмирить дух свой, вопреки искушению хранить бесстрастность, достойно выполняя обязанности свои в обители… глядишь, и время пройдет незаметней, а там и капитул…
Увы, ожиданиям фра Винченцо не суждено было сбыться. На капитуле, после богослужения и рассказа аббата о текущих делах монастыря, братьям-законникам было объявлено, что ровно на год их покидает… этот вот, "искуснейший и талантливейший". Сообщение произвело немалое замешательство в рядах братии — и единственное, что интересовало всех: почему он уходит из монастыря. О недостающих пальцах никто и не вспомнил.
Что же до фра Винченцо, то эта загадка еще какое-то время мучила его, но потом апокризиарий попросту выкинул ее из головы, еще раз доказав: кто настойчив в намереньях своих, кто обуздывает сиюминутные порывы и недостойные мысли, тот способен творить настоящие чудеса!
2Ах, если бы знал фра Винченцо, отправившийся вместе с братьями на обязательный полуденный отдых, если бы только знал, что как раз сейчас в монастырском саду тайное становилось явным, а вопрос, мучивший его, обретал простой и однозначный ответ! Ах, если б знал! Какими терзаниями, какими соблазнами наполнилась бы тогда душа его, сколь почетней была бы победа над ними!
Но нет, достойный апокризиарий отдыхал телом (и мучился душою, преисполненной любопытства), а в монастырском саду тем временем уж и вопросы прозвучали, и ответы — и теперь царила тишина, но не та благостная, полная спокойствия тишина, которая приличествует богоугодным местам, нет. Тишина, которою полнился сад, была тяжкой и грозной, предвещавшей скорые молнии, а возможно, и гнев, и даже суровое наказание.
Изувеченный брат ожидал и того, и другого, и третьего. Когда он ехал сюда, в обитель, он знал, что так будет. Но он не мог не вернуться — и не мог промолчать, когда бывший его учитель, наставник, глава ордена спросил, не хочет ли он добавить что-то к уже сказанному.
— Хочу, отче, — и задержав дыхание, как перед прыжком в бушующее пламя: — Я намерен просить вас о милости и снисхождении. И благословении, если вы сочтете возможным. Отче, я… Я хочу уйти из ордена.
— Объяснись, — велел наставник, и изувеченный его ученик рассказал, что к чему.
Вот тогда-то воцарилась в саду та самая предгрозовая тишина.
Изувеченный брат знал, конечно, что из ордена законников можно уйти. Сам он еще несколько месяцев назад и не предполагал, будто такое возможно, он рассмеялся бы, услышь от кого-нибудь: "Ты захочешь оставить орден и своих братьев"! Изувеченный не впервые выезжал в мир, чтобы исполнить повеление учителя; законниками именно для того и становятся: достигнув внутренней чистоты и досконально изучив законы, братья идут к людям — помочь, поддержать, покарать, если будет нужно…
— Ты больше не веришь в идеалы ордена, — произнес вдруг наставник — и изувеченный вздрогнул от неожиданности. — Хорошо. Если ты так решил…
— Я понимаю, что…
— Ты ничего не понимаешь! Ты только думаешь… А впрочем, ты волен поступать, как считаешь нужным. Хочешь — уходи. Все равно рано или поздно вернешься.
Изувеченный медленно качнул головой.
— Простите, учитель. Я не…
— Не прощу. Ты можешь сомневаться в правоте уставов ордена, но возражать своему наставнику — нет. А впрочем, время все расставит на свои места. Ступай!