Артем Каменистый - Время одиночек
– Если и знают, то мне об этом неизвестно. Да и какая теперь разница?
– И правда… никакой. Свидетели есть?
– Нет, конечно, – все разбежались. И я их очень хорошо понимаю… сам поглядываю в сторону ворот…
– Дербитто, нет для нас ворот… На дне моря достанут теперь, если что… Ну что же… Давай к управе – поговорим с этим Пуго… для начала. Если повезет, то на нем вопрос и закроем. Посмотрим на его сапоги…
* * *– Ты можешь молчать. Или можешь говорить – говорить взахлеб, вспоминая даже те свои паскудные прегрешения, о которых давно позабыл. Можешь звать на помощь. Можешь жаловаться. Можешь требовать, чтобы к тебе привели весь городской совет и всех шлюх, что отираются у второй стены, в придачу, – не вижу разницы между вашими толстяками и этими сифилитичными дамочками. Никто не придет, и никому не нужны твои жалкие жалобы. И сам ты никому не нужен. Все, что ты можешь теперь, – это выплевывать выбитые зубы и корчиться на полу, в луже крови, мочи и блевотины. Моча, блевотина и кровь будут твои собственные – никто здесь тебя этим дерьмом снабжать не станет. И никто – никто тебе не поможет. На тебя сейчас плевать всем – абсолютно всем. Плевать со всех восьмидесяти восьми башен первой стены. И со всех шпилей королевского замка – я и сам не помню, сколько их там, но достаточно много. Ты сидишь передо мною, потея от страха, но, по сути, тебя уже нет – ты никто, ты призрак, ты ошибка Судьбы, непонятно почему отравляющая воздух в этом подвале. Ты даже не умер – тебя попросту забыли еще до рождения твоего. Твое имя выкинули из памяти. А кто не выкинул – тот никогда его не станет вспоминать. А если и вспомнит, то вслух не произнесет. А если найдется тупой кретин, рискнувший произнести его вслух, то сделает это посреди пустыни, закопавшись поглубже в песок и уткнувшись своей тупой мордой в огромную пуховую подушку. И сделает это тишайшим шепотом. И как только он это сделает, то немедленно обмочится. Обмочится так, что на этом месте в пустыне потом возникнет оазис. Уж больно страшно будет твое поганое имечко вслух произносить. И знаешь, к чему я все это тебе, неродившемуся тухлому трупу, говорю? А к тому, что ты, по-моему, так и не понял, во что вляпался. Ты думаешь, это что-то, во что угодила твоя нога у твоего вонючего кабака, – лепешка, оставленная тощей полудохлой коровой. Жиденькая, тоненькая такая лепешка – ведь корова загибалась от язвы, жрала мало, а навоз ее был кровавым. Так думаешь? Если ты думаешь именно так, то мне тебя жаль. Ведь скоро, очень скоро от тебя останется такая же лепешка. Нет, даже пожиже и потоньше. Чахлая лужица блевотины, крови, соплей и дерьма. Вонючая лужица. Такая вонючая, что даже псы, отирающиеся у наружных ворот, будут от нее носы воротить.
Риолин, опрометчиво решив, что потенциальный подозреваемый теперь подавлен полностью и сейчас распоется соловьем, сделал паузу, переводя дух: весь этот монолог он произнес на одном дыхании.
Зря он это сделал – Пуго не из тех слабаков, кого можно запугать потоком пустых слов, причем слов дурацких, – он и сам умел делать это не хуже.
– Господин МЛАДШИЙ дознаватель, если вы намерены начинать мне зубы пересчитывать, то приступайте. Порченых половина, давно пора о новых подумать, да денег синь много запросит, а я не настолько богат, чтобы платить по их живодерским расценкам. С другой стороны, все, что у вас против меня есть, – это мой сапог, запачканный в крови и навозе. Так по таким «уликам» можно смело полгорода посадить в подвал, а вашу управу – так вообще в полном составе. Коровы, знаете ли, имеют обыкновение гадить где приспичит. И почти все они больные, уж даже не знаю почему. Пока своей смертью не сдохла, их гонят в любое время к бойне, и наружная стража этому не мешает. За пару медяков наружная стража не то что больную корову ночью пропустит, а банду черных некров, со всеми их гробами в придачу и тухлыми подругами. А еще есть целая куча относительно уважаемых горожан, которые поклянутся на могиле Первого Императора, что всю эту заваруху я просидел за своей стойкой, не высовывая носа. Я, знаете ли, заварушек перевидал немало и давно уяснил, что нос свой в таких случаях следует беречь. Так что уже завтра меня из вашей управы выпустят, и я прямиком пойду в городской совет. И рот там свой разину. И во рту моем внимательно пересчитают все отсутствующие зубы. Если и ошибутся при этом, то в большую сторону. И выставят вашей живодерне счет за каждый зуб. И счет будет такой, что на деньги эти я себе восемь полных челюстей поставлю с хорошими, крепкими зубами. И счет этот вы оплатите. Оплатите с радостью и с извинениями. И вы, господин МЛАДШИЙ дознаватель, извиняться будете в первых рядах. Извиняться искренне и с заискивающей улыбочкой. А те господа, что за нами через стену поглядывают, будут кивать при каждом вашем слове. А может, даже и в зад меня целовать при этом – все зависит от количества отсутствующих зубов.
– Как он о нас узнал? – вскинулся Дербитто. – Он что, где-то искусства нахватался?
Сеул, не отводя взгляда от допрашиваемого, тихо произнес:
– Да какая тут магия… на синь он явно не тянет. Стены подвала из серого песчаника, а камень Серисетия черен как смоль. Выделяется это окно, а Пуго не из тех идиотов, что дальше своего носа не видят. Да и не первый раз его допрашивают – этот плут с богатой биографией.
– Есть за что его прижать? И что значит «не первый раз»?
– Спорно. Уж за убийцу мы его точно не выдадим. Зайцам он не нужен, и домыслы наши им не нужны. Зайцам нужен убийца. Всем нужен убийца… настоящий убийца. Нет, этого Пуго мы никак не приплетем к делу… Он чист…
– По его роже этого не скажешь. Вид у нее такой, будто и она тоже ворованная. Тем более, говорите, привлекался.
– По архиву, был под следствием во время мятежа Гиора.
– Так там вроде пару зайцев тогда тоже прирезали – попали под горячую руку. Может, понравилось и решил продолжить?
– Тридцать лет без малого прошло. Ты думаешь, зайцы всерьез поверят, что этот жирный кабатчик своими пухлыми ручонками пустил кровь всей их стае?
– Я бы на их месте точно не поверил. Но убийцу-то надо выдавать. Рассвет уж скоро, а мы на месте топчемся. Может, того… при попытке к бегству его, а там бумагу состряпаем и сапоги его покажем. Сдается мне, кровь на них будет не только коровья.
– Дербитто, зайцев такой ерундой точно не обманешь. Они если захотят, то и труп допросят. Хорошо допросят. Труп все расскажет, да еще и пару песен споет… и спляшет при этом.
– Это если захотят допросить. Им же самим перед Лесом, думаю, теперь ответ держать. Может, сделают вид, что все хорошо, и примут нашего кабатчика как главную персону? На месте он был, в мятеже Гиора замарался, на улице крови и навоза нахватался, да и вообще морда у него воровская. Нас его труп устроит как ответ, может, и их тоже устроит?
