Ольга Романовская - Паук раскинул сеть (СИ)
С облегчением расправив плечи, Олира потянулась, зевнула и понесла таз в кладовую. Там же с облегчением сняла передник и платок, сложила на полку и отправилась встречать сменщицу. Как и предполагала Олира, та гоняла чаи с кухаркой, делясь последними сплетнями.
- Иду, иду! - наигранно заторопилась Мойра и потянулась за очередной плюшкой. - Как там? Слышала, заразный один.
Олира кивнула и рухнула на свободный табурет.
- Как спать хочется! - пожаловалась она. - Вот приду домой и весь день просплю.
Кухарка лениво прихлопнула муху и посоветовала Олире немного отдохнуть:
- Ты ведь в этом году аки гном пашешь, исхудала вся, позеленела...
Воспитательница кивнула и вздохнула: кто ж ей отпуск даст, когда служащих не хватает?
- А ты о племяше скажи. У тебя ж племяш родился, сестре помощь нужна.
Олира отмахнулась:
- Подумаю. Может, и отпустит заведующая, поговорю с ней потом.
Видя, что Мойра не торопится к детским кроваткам, она поторопила её.
Хлопнув калиткой, Олира зашагала к Следственному управлению. Позёвывая в кулак, она рассеянно брела вдоль домов и магазинчиков и пару раз, переходя дорогу, едва не попала под колёса экипажа.
Следователь не поверит разрозненным фактам, нужно сплести их в логическую цепочку. Иначе над Олирой посмеются и выставят вон.
Воспитательница старательно думала, вспоминала различные подозрительные мелочи, детали. Её ведь спросят, как выглядел тот человек, какой у него рост, нужно вспомнить.
Олира не заметила наёмного экипажа и угодила под копыта лошадей. Возница слишком поздно натянул поводья, и женщину протащило по мостовой добрых сорок футов. Колёса раздробили кости, у несчастной не было шансов выжить.
Собралась толпа и, причитая, окружила окровавленный обезображенный труп. Кто-то подобрал сумочку Олиры - её отбросило к тротуару.
В суматохе сбивший женщину извозчик успел скрыться. Остановившись и увидев, что натворил, он поспешил хлестнуть лошадей и скрыться за поворотом. Свидетели не успели запомнить его примет.
Позвали стражу.
Склонившийся над Олирой капрал констатировал смерть и, опросив свидетелей, счёл происшествие несчастным случаем. А раз так, нет нужды беспокоить дежурного следователя.
Солдаты временно оцепили улицу, а капрал, ругая горожан за рассеянность и беспечность, добавлявших ему работы, быстро составил протокол и распорядился увезти тело в морг. Там Олиру записали как "неизвестную, примерно тридцати лет". Ею она до поры до времени и осталась - трудно опознать одинокую женщину без документов с лицом, похожим на маску смерти.
Прояснили тайну личности личные вещи.
В сумочке нашли носовой платок, порошок от кашля, кошелёк с чекушкой [1]и дюжиной медяков и ключи от дома. Судебный маг, кряхтя, вычленил из них частички ауры, помог определить квартал, в котором проживала погибшая.
Следователь быстро закрыл дело и сообщил сестре Олиры. Та приехала и забрала тело на родину - в деревушку под Милетой. Разумеется, придавленная грузом свалившегося на неё горя, она не зашла в приют, даже не забрала личные вещи сестры. Впрочем, в съёмной комнате Олиры нечем было поживиться - пара старый платьев, чулок и нижнего белья. Ни счёта в банке, ни мебели, ни книг.
Не зашёл в приют и следователь. Занимаясь куда более существенными делами, он счёл излишним даже письменно уведомить заведующую о гибели подчинённой. Причины смерти известны, нет смысла допрашивать коллег погибшей.
Так и получилось, что в приюте о гибели Олиры ничего не знали, хотя активно обсуждали смерть некой женщины под колёсами экипажа.
Хватились воспитательницу, когда та не вышла на работу. Но госпожа Мранес тут же поспешила успокоить подчинённых: Олира уехала к сестре.
- Она давно просилась отдохнуть, вот я и отпустила.
На это все и успокоились, благо перед уходом Олира действительно заходила к начальнице и о чём-то говорила с ней. Минутку, не больше, но всё же.
Версию об отпуске тут же подтвердили Мойра и кухарка. Они даже порадовались за Олиру: вырвалась, бедняжка, на отдых.
* * *Ловкие пальцы госпожи Мранес пересчитывали монеты. Она поделила их на две кучки: золото и серебро. Медью покупатель не расплачивался - не тот товар.
Госпожа Мранес не спрашивала, зачем человеку, представившемуся мэтром Кареном, сироты. Тот хорошо платил, обещал, в случае чего, взять всю ответственность перед законом на себя. С тех пор минуло полгода, и госпожа Мранес скопила солидную сумму, которую планировала положить в банк.
Муж ничего не знал о дополнительном доходе жены. Он полагал, будто она получала только скромное вознаграждение от префектуры.
Госпожа Мранес умела вести дела. Она не покупала дорогих нарядов, чем, к примеру, грешили юные и неопытные шантажистки, не блистала бриллиантами и всё так же брала у супруга деньги на домашнее хозяйство. В её возрасте, а госпоже Мранес минуло сорок лет, люди либо умнеют, либо жалуются на немилость богов. Она не жаловалась и давно научилась получать деньги из воздуха. Мэтр Карен знал, к кому обратиться - госпожа Мранес уже шесть лет успешно подделывала бумаги для финансовых проверок, чтобы обеспечить дочерям достойное приданое, а себе - не менее достойную старость. С её лёгкой руки сироты не получали достаточно масла и мяса, а разницу между закупленными продуктами и выделенными на них попечительским советом средствами клала в карман.
У госпожи Мранес было много родственников. Она этим пользовалась: выдумывала историю о сюрпризе для дочки, открывала на имя очередной тётушки счёт в банке и клала на него ворованные деньги. Родственница в силу возраста и доверчивости подписывала документы, не глядя, давала племяннице доверенность на распоряжение счётом, и та благополучно выставляла дорогую покупку как благодеяние родственницы.
Теперь же госпожа Мранес решила не рисковать и положить деньги на своё имя. Муж с подозрением отнёсся бы к очередному щедрому подарку. Она планировала подождать пару лет, а потом снять половину, солгав, будто скопила эту сумму, экономя на домашнем хозяйстве.
Дверь спальни госпожа Мранес благоразумно заперла на ключ: не хватало ещё, чтобы прислуга застала её за пересчётом монет! Тайные сбережения женщина хранила в укромном месте - под обшивкой задней спинки дивана. Его никогда не отодвигали даже во время весенней уборки.
