Тэд Уильямс - Трон из костей дракона
Среди всех этих трудов Саймон был басенной стрекозой в хлопотливом муравейнике. Он отлично знал, что мало к чему пригоден: это многие ему говорили — а почти все они были старше и значительно умнее, чем он. В возрасте, когда другие мальчики уже становятся мужчинами, Саймон оставался все таким же бестолковым и неприкаянным. Неважно, какое дело ему поручали, внимание его быстро рассеивалось, и он принимался мечтать о битвах, драконах и путешествиях на легких сверкающих кораблях… тут же все каким-то образом ломалось, терялось или выходило не правильно.
Иногда его вообще нельзя было найти. Он скользил вокруг замка, как унылая тень, мог вскарабкаться по любой стене не хуже каменщиков и стекольщиков и знал так много переходов и тайных укрытий, что окружающие звали его «мальчик-привидение».
Рейчел постоянно драла его за уши, чтобы вернуть на грешную землю, и называла простаком.
Рейчел наконец отпустила его руку. Саймон, еле передвигая ноги, следовал за главной горничной, как перышко, приставшее к подолу юбки. Жук давно сбежал, и день был испорчен.
— Что я должен делать, Рейчел? Помогать на кухне? — пробурчал он недовольно.
Рейчел фыркнула и заковыляла дальше — вылитый барсук в переднике. Саймон горестно оглянулся на спасительную зелень деревьев и живой изгороди. Их шаги торжественно зазвучали в длинном каменном коридоре.
Его растили горничные, но, поскольку никто никогда не надеялся, что он сможет стать одной из них, деликатной домашней работы ему не поручали, и пришлось немало потрудиться, чтобы найти для него настоящее дело. В огромном доме — а Хейхолт был, без сомнения, именно таким, — не любили бездельников. Его приставили мыть посуду на кухне, но даже и тут Саймон не добился особенного успеха. Судомойки хихикали, подталкивая друг друга локтями, при взгляде на него — руки погружены в горячую воду, глаза скошены в никуда — постигал ли он тайны птичьего полета, или спасал воображаемых девиц от воображаемых зверей, щетка его одинаково бесполезно плавала по лохани.
Старинная легенда гласила, что сир Флурен — родственник известного сира Камариса Наббанайского — в юности прибыл в Хейхолт, чтобы стать рыцарем, но благодаря своей невероятной скромности целый год, переодевшись, работал на той же кухне. Судомойки изводили его, называли «хорошенькие ручки», так как самая грязная работа не смогла изменить несказанной белизны и хрупкости его пальцев.
Что-то в этом роде говорила история, а Саймону было достаточно одного взгляда на свои собственные потрескавшиеся ногти и красные распухшие руки, чтобы понять, что он — увы! — не сын великого лорда. Он был судомойкой и дворником — и не было никаких оснований сомневаться в этом.
Не намного старше был король Джон, когда он — все это знали — убил Красного дракона. Саймон сражался с метлами и кастрюлями. Никаких драконов, во всяком случае живых, не водилось в мрачных коридорах Хейхолта, но Рейчел, недовольная и всегда готовая ущипнуть, Рейчел в них водилась.
Они дошли до вестибюля перед тронным залом — центра всеобщей деятельности.
Горничные почти бегом метались от стены к стене, как мухи в бутылке. Рейчел стояла, уперев руки в бока, и обозревала свои владения — судя по улыбке, которая растянула ее тонкие губы, она осталась довольна. Саймон прислонился к стене, завешанной гобеленом, забытый на мгновение. Ссутулившись, он, не отрываясь, глядел на новую девушку, Эфсебу. Она была кругленькая и кудрявая и двигалась, дерзко раскачивая бедрами. Проходя мимо Саймона, она поймала его взгляд и довольно улыбнулась. Саймон почувствовал, как по шее и щекам разливается горячая волна, и отвернулся к стене. От Рейчел не укрылся обмен взглядами.
— Негодный мальчишка, разве я не велела тебе приниматься за работу? Так приступай!
— К чему? Делать что?! — заорал Саймон и огорчился, услыхав донесшийся из коридора серебристый смех Эфсебы. От расстройства он ущипнул себя за руку.
Больно.
— Бери метлу и пойди подмети покои доктора. Этот человек живет как подвальная крыса, а кто знает, куда король захочет пойти теперь, когда он встал? — Было ясно, что Рейчел считала всеобщее мужское сумасбродство не зависящим от возрастов и званий.
— Покои доктора Моргенса? — спросил Саймон. Впервые с тех пор, как он был обнаружен в саду, его настроение поднялось. — Бегу. — Он схватил метлу и исчез.
Рейчел фыркнула и повернулась, чтобы проверить безупречность чистоты вестибюля. На минуту она задумалась, представив, что может происходить за тяжелой дверью тронного зала, затем беспощадно отогнала постороннюю мысль, словно надоедливого комара. Повелевая своими легионами при помощи карающих рук и стальных глаз, она вывела их из вестибюля для нового решающего сражения со своим сверхврагом — беспорядком.
В этом зале за дверью ряд за рядом висели пыльные знамена — потускневший бестиарий фантастических животных: солнечно-золотой жеребец клана Мердона, сияющий гребешок зимородка Наббана, сова и бык, выдра, единорог и василиск.
Сквозняки не шевелили потертые полотнища, и даже паутина свисала здесь безжизненными клочьями.
Но кое-какие перемены все же пришли в тронный зал. Что-то живое появилось в нем. Кто-то напевал грустную мелодию дребезжащим голоском очень маленького мальчика или очень старого мужчины.
В дальнем конце зала, между статуями верховных королей Хейхолта, висел тяжелый гобелен, на котором был выткан королевский гербовый щит — огнедышащий дракон и древо. По бокам шесть благородных стражей, шесть мрачных малахитовых статуй, охраняли трон, казавшийся целиком вырезанным из желтеющей слоновой кости. Ручки трона были шишковатыми и суставчатыми, а спинка увенчана огромным зубастым змеиным черепом, в глазницах которого таилась глубокая тень.
На троне сидел человек; второй примостился у его ног. Тот, что сидел у подножия трона, одетый в потрепанный шутовской наряд, — пел. Голос его был слишком слаб, чтобы вызвать даже самое легкое эхо. К нему склонялась тень человека, который сидел на краю трона, словно старый ворон — усталый, дряхлый ворон, прикованный к скучной кости.
Король, три года не поднимавшийся с постели, вернулся в свой пыльный чертог. Он слушал песню шута, и его длинные руки в старческих пятнах сжимали подлокотники трона.
Это был высокий человек — когда-то очень высокий, но теперь сгорбленный, как монах на молитве. Небесно-голубая одежда висела на нем как на вешалке, а длинная белоснежная борода походила на бороды узирианских пророков. На его коленях лежал сверкающий меч, корона, усыпанная изумрудами и опалами, сползла на брови.
