Тени заезжего балагана - Кочерова Дарья

Тем удивительнее было, что этим вечером Косой Эйкити выигрывал партию за партией.

Уми увивалась за ним хвостом, пытаясь разгадать, в чём был секрет столь неслыханной удачи. Она не сомневалась, что Эйкити жульничал, вот только в чём было дело, Уми так и не могла взять в толк, и это её очень злило. Основная работа Уми как раз и заключалась в том, чтобы пресекать любые попытки смухлевать. Но если кто-то всё же попадался, она передавала таких отличившихся охране, чтобы те уже, в свою очередь, спровадили их из «Тануки» как можно дальше.

В конце концов, устав таскаться за Косым Эйкити по всему залу, Уми уселась у деревянной стойки, за которой сегодня дежурил сам управляющий игорным домом. Его звали Ёсио Морита, и на первый взгляд этот молодой и большеглазый мужчина производил впечатление самого наивного человека на свете. Но это было большим заблуждением: такого лихого и удачливого игрока в карты было ещё поискать! Итиро Хаяси так и заприметил этого парня, когда тот трижды обыграл главу клана, будучи ещё сопливым и нескладным подростком.

Правда, была у этой удачливости и обратная сторона. Как-то человек, который сильно проигрался Ёсио, подкараулил его со своими дружками в подворотне. На память о той злополучной встрече у Ёсио на лице остался кривой и уродливый шрам – он спускался по правой щеке, к самому основанию шеи. Ёсио часто шутил, что теперь он отмечает свой день рождения дважды в году, и вторая дата как раз выпадает на тот день, когда он понял, что выживет после нападения и не истечёт кровью.

– Что, совсем умаялась? – спросил Ёсио, с сочувствием покосившись на Уми.

Она сидела, облокотившись на стойку и сверлила спину Косого Эйкити мрачным взглядом.

– Да оставь ты его, – протянул Ёсио и скрылся за стойкой, зазвенев бутылками. – Должно же человеку когда-то повезти.

– Слабо мне верится в такое везение, – покачала головой Уми. – Он же хронический неудачник: такое за одну ночь не выправишь.

И она не погрешила против истины: не далее, как вчера Косой Эйкити снова проиграл всё до последнего сэна, а сегодня снова заявился в игорный дом, как ни в чём не бывало. Похоже, он решил взять реванш за все дни своих проигрышей.

Ёсио вдруг придвинул к Уми наполненную рюмку, а когда она подняла на него удивлённый взгляд, заговорщически подмигнул ей.

– От меня твой отец ничего не узнает, – улыбнулся он ей. – А жить станет чуточку легче. Так что пей.

Уми понюхала содержимое рюмки. Сакэ. Она залпом опрокинула рюмку и с громким стуком поставила её на столик. Отец и впрямь не одобрил бы её увлечения вином, но другого способа справиться с усталостью Уми пока не отыскала.

Обычно Ёсио не разрешал своим работникам выпивать во время смены. Чтобы подавать остальным пример, он и сам ни капли в рот не брал, пока в игорном доме оставался хоть один гость. Но иногда Ёсио всё же позволял себе пойти против собственных же правил, но делал он это только в самом крайнем случае. Как, например, он и поступил сегодня, когда увидел, в каком подавленном состоянии была Уми.

В малых количествах сакэ и впрямь порой творило чудеса. Уми почувствовала, как напряжение, в котором она пребывала весь вечер из-за странностей с Косым Эйкити, стало потихоньку уступать безразличию. Выигрывает? Ну и шут бы с ним, и без него дел по горло!

Уми тоскливым взглядом окинула почти пустой зал: время было позднее, почти все гости уже разошлись – лишь Косой Эйкити и ещё какой-то мужичок продолжали играть за самым дальним от стойки столом. Обычно Уми оставалась после смены, чтобы помочь Ёсио и раздатчикам убраться в зале, но сегодня она чувствовала, что сил ей хватит ровно на то, чтобы доползти до дома, завалиться на футон и проспать до следующего утра.

Глядя на дно опустевшей рюмки, Уми погрузилась в раздумья. Конечно, она в любой момент могла сказать отцу, что хватит с неё игорного дома, что она устала. Но тогда он больше не позволит ей вмешиваться в дела клана. И тут уже никакие уговоры не помогут: когда дело касалось определённых вещей, отец мог проявлять потрясающее упрямство. Он полагал, что, раз уж взялся за какое-нибудь дело – будь добр, доведи его до конца. А не можешь – не берись.

Но поимо трудностей, работа в «Тануки» имела свои очевидные преимущества. Уми постоянно оказывалась в гуще событий: многие якудза из клана Аосаки, как и богатые и именитые горожане, часто посещали игорный дом. Какие-то завсегдатаи уже настолько примелькались Уми, что она уже не обращала на них особого внимания, прекрасно зная, чего ожидать от каждого из них. Хотя драк избежать порой всё же не удавалось – Уми всякий раз становилось не по себе, когда кто-то начинал громко вопить или ломать мебель. По счастью, склонных к дебошу гостей больше в игорный дом не пускали.

Некоторые новости Уми узнавала даже раньше, чем их докладывали отцу. Так, например, Уми почти сразу узнала о том, что в Ганрю приехал балаган – «Толстый Тануки» стоял на самой окраине города, и потому длинный обоз бродячих артистов, который поднял пыль на пустыре Танигути чуть ли не до самого неба, она видела своими глазами. Отцу же об этом стало известно только к обеду.

К тому же, Уми нравилось общаться с людьми – и, надо сказать, это у неё и впрямь хорошо получалось. Ёсио даже стал доверять ей подбор новых работников в игорный дом: чутьё не подводило Уми, и каждый человек – от вышибалы до управляющего игорным столом – был на своём месте.

Лишиться всего, чего она с таким трудом добилась просто потому, что, видите ли, устала? Ну уж нет! Уми помнила, с каким трудом ей удалось убедить отца допустить её к делам клана – обычно женщинам якудза не доверяли ответственную работу. Но Уми не сдавалась, и отец в конце концов определил её в игорный дом.

Первые месяцы Уми чуть ли не с ног валилась от усталости после каждой смены. Поначалу Уми была раздатчицей карт, а это значило, что она должна была постоянно стоять у своего стола и глаз не спускать с ниши с деньгами, которые были вделаны внизу каждого игрового стола. Уми приходилось раз за разом твердить заученные фразы, успокаивать не в меру разбушевавшихся гостей.

Отец молча наблюдал за ней. Наверняка от него не укрылось, как порой непросто давалась Уми её работа. Всякий раз, как они с отцом встречались в столовой за трапезой, Итиро Хаяси хитро поглядывал на Уми, ожидая, видимо, что она начнёт жаловаться ему на тяжёлую жизнь.

Но Уми знала – стоит ей только обмолвиться о своих трудностях, как отец тут же велит ей оставить работу. А этого Уми допустить не могла – ведь это был её единственный шанс на продвижение в клане!

Усугублялось всё тем, что отоспаться как следует днём у Уми не было возможности: ей нужно было заниматься шитьём и готовить приданое. Хоть она была дочерью главы, она всё же оставалась женщиной, которая в будущем своём не могла рассчитывать ни на что иное, кроме замужества.

А Уми с детства мечтала быть, как отец, и однажды возглавить клан Аосаки.

Заливистый и визгливый смех Косого Эйкити, который вдруг раздался из дальнего конца зала, вывел Уми из размышлений. Выпитое сакэ придало ей решимости, и потому Уми покинула стойку и направилась к столу, за которым играл Косой Эйкити.

Раздатчик карт с нескрываемым недовольством поглядывал на вконец разошедшегося Эйкити. Когда Уми подошла к столу, он тихонько пожаловался ей:

– Заговорённый он какой-то сегодня, не иначе! Я уже столько раз пытался карты подмешать, чтобы он проигрался, а колода как будто не слушается – выпадает ровно то, на что он ставит!

Иногда раздатчики могли подтасовывать карты, когда видели, что человек поймал неслыханную удачу. Они так хорошо знали свои колоды, что для них не составляло никакого труда ловко вытянуть при тасовке не ту карту, на которую ставил нежданный счастливчик, а ту, на которую ставили они сами. Но делалось это нечасто и с особого разрешения управляющего – за любую претензию гостя отвечать придётся лично раздатчику.

Уми перевела взгляд с колоды, которую раздатчик сжимал в руках, на Косого Эйкити, расплывшегося в довольной ухмылке. В напарники ему достался такой же проспиртованный работяга, как и он сам – с той лишь разницей, что противник Эйкити раз за разом проигрывал, тогда как Косой продолжал набивать карманы своих заношенных и давно не стиранных штанов-хакама, которые были ему чуть великоваты. Эйкити то и дело подтягивал их чуть ли не до груди правой рукой...