Общая мама - Логинов Святослав Владимирович
Всё это было просто и естественно, дети выросли и должны уходить во взрослую жизнь.
Но не все воспитанники, даже потерявшие интерес к маминой титьке, торопились уйти в самостоятельную жизнь. Пушистый Полосатик, прекрасно кормившийся в озере, усеявший берег сколками ракушек и панцирями раков, оставался жить в семье и, что есть сил, старался превратить пещерку в глубокую нору, где кроме него почти никто и жить не мог. Мама терпеливо заваливала вырытые Пушистиком отнорки, а тот вновь и вновь выкапывал их.
Чудик тоже не одобрял работы Полосатика, но возне его не мешал, стараясь играть с новенькими воспитанниками.
Выпал снег, и поначалу сразу растаял, но это было предупреждение, что осени конец. Малыши, кто остался в семье, уже не возились на берегу, а сидели в пещере, прижавшись друг к дружке, а снаружи появлялись только чтобы пощипать пожухшей травы или извлечь со дна покуда не замёрзшей болотины спящую лягушку.
В тот день мама ушла не на зов умирающего малыша, а просто за едой. Самой тоже есть надо, а пищи встречалось всё меньше. На этот раз мама вышла на луг, где до самых больших снегов цвёл красный клевер. Цветочки клевера вкусны, но ещё лучше его корневища. Земля ещё не успела промёрзнуть и легко поддавалась локтевым бивням. На лугу то и дело встречались копанки, но и для мамы оставалось довольно вкусного коренья.
Мама наелась сама и набрала охапку корешков для тех детей, которые могут есть такое. Хорошо, когда у тебя не лапы, а руки, где кроме локтевых бивней есть ловкие пальцы.
Когда мама вышла к дому, то от неожиданности разроняла всю ношу. Впрочем, ни один корешок не пропал, малыши, кто умеет кушать клевер, мигом расхватали упавшее и дружно захрустели корешками.
А удивляться маме было с чего. Пока она отсутствовала произошли события, прежде невозможные. Полосатик отправился кормиться на озеро, вытаскивать из ила вкусных лягушек, устроившихся там на зимовку. Чудик, не любивший холодной воды, пошёл в лес. Там с умерших берёз и ольшин свисали купы подмёрзших вешенок, а в сосняке, свободном от снега, местами рдела наполовину осыпавшаяся брусника.
Мама безошибочно определяла, что старшие сыты, и грудь им не давала, сохраняя крохи молока для самых маленьких.
Полосатик навытаскивал из грязи сонных лягушек, наелся и, даже не почистившись, пошёл в дом, в тёплый, нагретый малышами угол. Растолкал мокрыми боками недовольно пискнувшую мелюзгу и улёгся на тёплом. К этому времени домой вернулся Чудик, набивший утробу подмороженными вешенками и рядовками. Он не сразу понял, что здесь происходит, чем недовольна малышня, а когда разобрался, действовал скоро и решительно. Полосатик был крупней и, наверное, сильнее, кроме того, по природе он был хищником, хотя до сих пор использовал зубы только против лягушек и раков. Прежде ему не приходилось драться, и, увидав разъярённого Чудика, он попросту испугался.
Чудику пугаться было нечего, и он вышвырнул старшего товарища из тёплой пещеры. Распределил мёрзнувших малышей по местам, а сам улёгся при входе, чтобы никто посторонний в убежище острый нос не просунул.
Отдохнув на мамином месте и слегка успокоившись, Чудик решил глянуть, что поделывает изгнанный Полосатик. Мама никогда никого не выгоняла, выросшие дети уходили сами. А Чудик распорядился самовольно, чего тоже прежде не бывало.
Далеко Полосатик не ушёл. Выбрал место на холме рядом с озером и, понимая, что в прежнее убежища ему ход закрыт, принялся рыть собственную нору, в чём ему никто не мешал. За этим занятием его и застал вышедший на поиски Чудик. Изгнанник ажно подпрыгнул от испуга. Он не пытался защищаться, полагая, что выгнан навсегда и отовсюду. Из круглых блестящих глаз катились слёзы.
Чудик подошёл ближе, взглянул на работу бывшего товарища. Накопано было немного, хотя земля не успела промёрзнуть и легко поддавалась усилиям землекопа.
Полосатик попятился. Он даже пытался зарычать, но лишь всхрюкнул, а слёзы и сопливый нос явно показывали, что он боится быть изгнанным и отсюда.
Чудику стало жалко товарища, хотя, конечно, и речи не могло идти о том, чтобы вернуть его домой.
Пропажу двух старших воспитанников мама обнаружила сразу. У входа в логово отчётливо пахло большой дракой, песок был взрыт, на нём отпечатались следы старших детишек. Малые воспитанники постоянно возились друг с дружкой, но серьёзных драк не случалось никогда, а тут едва не до крови дошло. Разроняв принесённые коренья, мама поспешила по следам. Идти пришлось недалеко, мама нашла драчунов на склоне соседнего холма. Никакой драки между ними уже не было, а сплошное умиление. Сдавшийся Полосатик лежал пузом вверх в позе подчинения, а Чудик вычёсывал дураку не просохшую после купания шерсть. Мама стояла и медленно соображала, что происходит. Целый год она не могла понять, в кого же вырастет Чудик, а теперь картина раскрылась перед ней разом, чётко, словно всегда была открыта.
Чудик это новая, молодая мама, пришедшая на смену постаревшей.
Взявшись за руки, старая и новая мамы отправились домой. Полосатик остался рыть нору. Он был прощён и обласкан, но вход в прежнее логово был для него закрыт навсегда. Это понимали все трое.
Зима выдалась суровой, но обошлась семье не слишком тяжело. Почти все малыши дожили до свежей травы и вкусных головастиков. Грудь у мамы налилась молоком, и даже у Чудиньки набухло что-то напоминающее сиськи. Теперь уже все признавали в ней маму.
Худой и облезший выбрался из своей норы перезимовавший Полосатик. Он быстро отъелся на майских жуках, стал важным и самостоятельным, хотя связи с прежней семьёй не потерял, любил, чтобы кто-нибудь их мам поперебирал ему шёрстку. Но в логово заходить не пытался, понимал, что нельзя.
Наконец издалека прилетел зов: плач младенца потерявшего родителей или брошенного родителями. Мало ли что может случиться в лесу, горах или на болоте с новорожденными существами. Может быть, малыша и вовсе никто не рожал, а он зародился сам по себе. Но как бы то ни было, без мамы малыш быть не может, и он плачет, так что зов его порой слышен за три дня пути. Не все его могут разобрать, но мама слышит всегда.
Мама привычно поднялась, вышла из логова. За детей она не беспокоилась, за зиму осенники стали большенькими. Да и никто из хищников не осмелится сунуться в мамин дом, тем более, что молодая мама присмотрит за детьми.
Поначалу дорога знакомая, многажды хоженая, но отчего-то плохо ложащаяся под ноги, словно мама вновь поднималась в гору, к самому леднику, где среди цветов эдельвейса отыскала замечательную чудиньку. Но там был крутой подъём, заваленный угловатыми камнями, а здесь хоженная-перехоженная тропинка. Всё, как прежде, только ноги уже не те.
Очень хотелось присесть и отдохнуть, но когда одинокий малыш зовёт маму, отдыхать некогда. На обратном пути, накормив и согрев найдёныша, можно будет присесть на пару минут и перевести дыхание. А сейчас надо торопиться.
Мама через силу ковыляла вперёд. И с удивлением обнаружила, что её догоняет чудинька. Теперь никто бы не ошибся, что видит юную будущую маму. Всё в ней было устремлено вперёд, где плакал, ожидающий детёныш. Юная мама не остановилась, успела лишь на ходу коснуться плеча мамы старой и побежала дальше.
Куда ж она? Ведь она ещё маленькая, ничего не умеет, не может…
Мама, старая мама, без сил опустилась на траву и заплакала, совсем как выгнанный Полосатик. А потом, отдышавшись, побрела к дому.
Молодая мама вернулась на следующий день. Она несла новорожденного малыша, который отчаянно теребил её грудь. Что он надеялся там найти? — разве что несколько капель молозива.
У самой мамы нижние пары грудей тоже были сухими, но верхние успели налиться на весенних кормах. Найдёныш перекочевал к маме и жадно зачмокал. Замечательный был малыш, мохнатенький, большелапый. Он был ещё слеп, и невозможно предугадать, что вырастет из этой крохи. Может быть, новый Полосатик. Хорошо бы это оказалась девочка. Тогда рядом с маминым логовом на холме появится настоящая нора с несколькими входами, где будет жить дружная семья полосатиков. Их детям окажется не нужна общая мама, ведь у них будет своя, полосатиковая. А в мамино логово они станут соваться в гости, чтобы поиграть с чужими детишками.
