Кэтрин Куртц - Сын епископа. Милость Келсона
— Ну-ка, ложись и выпей это, — негромко сказал Кардиель, поддерживая короля под спину и укладывая его голову к себе на колени. И тут же в руке Келсона очутилась чаша.
— Что это?
— Вода. Ты пересох насквозь от жары. Выпей поскорей, я налью тебе еще. Ничего, скоро ты будешь в полном порядке.
Но Келсон сначала прополоскал рот, чтобы избавиться от привкуса желчи, и осторожно выплюнул горькую воду. Потом, уже допивая чашу, и молясь о том, чтобы грохот в его голове наконец утих, он наконец заметил, что он находится не там, где застало его беспамятство. Между тем местом, где он лежал, и остальной частью тента был протянут занавес, из-за которого доносились негромкие голоса; Келсон прислушался — Морган, Дугал, отец Лаел, и…
— Ох, милостивый Иисус… Дункан… он…
— Он жив, — ответил Кардиель, забирая из руки Келсона чашу и вновь наполняя ее водой. — И он в надежных руках. Ну, выпей еще. Ты все равно ничем не сможешь помочь ему, пока не приведешь себя в порядок.
— Но Аларик… Дугал…
— Они остановили кровотечение. Его накачали наркотиком, чтобы помешать действию силы Дерини, так что им придется подождать, прежде чем можно будет действовать дальше.
— Мераша.
— Да, думаю, они так его называют. Ну, выпей еще вот это, или я не стану тебе ничего рассказывать. Им там ни к чему еще один пациент, на которого нужно тратить силы. Все врачи слишком заняты.
Келсон слегка вздрогнул и осушил чашу. С подобной логикой спорить не приходилось. Когда Кардиель вновь наполнил чашу, Келсон снова послушно выпил ее до дна.
Когда архиепископ наполнил чашу в третий раз, Келсон начал чувствовать себя промокшим насквозь, но он с видом человека, который исполняет долг, и эту чашу поднес к губам и пил понемногу, оперевшись на локоть, а Кардиель снял свой плащ, свернул его и подсунул ему под ноги. Через несколько минут, когда архиепископ предпринял еще кое-какие меры, головная боль у Келсона стала наконец понемногу затихать. К несчастью, ее место тут же заняли мысли о многообразных делах, за которые королю надлежало приняться как можно скорее.
— Я уже вполне отдохнул, — сказал Келсон, отставляя чашу в сторону. — Я хочу узнать, каковы наши потери, сколько убито, сколько ранено. Где Эван и Реми? И Глодрут?
— Полежи-ка еще немножко, мой господин, — откликнулся архиепископ Кардиель, беря короля за плечи и снова укладывая его, когда тот попытался сесть. — Реальные потери относительно невелики, по крайней мере с нашей стороны, хотя хирурги, пожалуй, всю ночь будут заниматься раненными. Похоже, борьба закончилась уже во всей Меаре. И большинство из тех, кого мы взяли в плен, готовы подтвердить свою вассальную преданность тебе.
— Пленники?..
Келсон на несколько секунд закрыл глаза, вспоминая, как Сикард падал со своего коня, и стрела торчала из его глазницы… потом уныло вздохнул и приложил ладонь ко лбу.
— Они тебе рассказали, как мне пришлось поступить с Сикардом?
— Да, — голос Кардиеля прозвучал низко, невыразительно. — Но ведь он восстал против тебя и отказался сдаться.
— Поэтому я пристрелил его, — пробормотал Келсон.
— Да, он его пристрелил, — сурово произнес Эван, просунувший голову между полотнищами шатра, и Келсон поднял руку, чтобы посмотреть на него. — И не вздумай позволять ему погрязнуть в сожалениях из-за этого маленького промаха, архиепископ! Парнишка проявил характер. Он казнил одного предателя, чтобы заставить многих других сдаться без боя.
Келсон, не чувствуя себя убежденным в собственной правоте и пытаясь справиться со смертельной усталостью, Келсон с трудом сел, не обращая внимания на то, что из-за резкого движения в голове на несколько секунд все словно перевернулось от боли.
— Все равно мне следовало постараться представить его перед трибуналом.
— Он сам это выбрал, сир.
— Но…
— Келсон, он давно уже был мертв, и сам отлично понимал это! — воскликнул герцог Эван, заставляя Келсона отвести руку от лица и заглядывая ему в глаза. — Подумай об этом. Его душа была искалечена. Он поднял мятеж, и в результате его последний сын был убит. Ты думаешь, он не понимал, что его ждет? Или ты думаешь, он предпочел бы умереть по приговору суда, как предатель? Нет, для него самого было лучше умереть вот так, с мечом в руке. Лучше стрела из королевского лука, чем веревка или топор палача… или многие годы в темнице…
Келсон откашлялся и уставился в пол между своими коленями.
— Я… я об этом не подумал, — признался он.
— Это уж точно, я так и понял, — пробормотал Эван. — Не так-то легко стать королем, не успев толком повзрослеть, а, парнишка? Но, если это тебя хоть немножко утешит, твоему отцу было ничуть не легче, благослови Господь его душу.
Келсон слабо улыбнулся.
— Да уж, наверное…
— Ну, значит, и довольно об этом.
Келсон кивнул и глубоко вздохнул, несколько ободренный словами старого герцога, — рассудочная часть его ума понимала, что Эван прав, но королю все равно хотелось, чтобы все это произошло как-то иначе…
Но потом его мысли обратились к Лорису, — к тому, кто был подлинным виновником столь печального положения дел, — и в глазах Келсона вспыхнула решимость, когда он снова поднял голову.
— Да, — сказал он. — Ты прав, Эван. И я знаю кое-кого, кто куда более Сикарда достоин наказания за все, что случилось сегодня. Где Лорис?
— В надежном месте, сир, под надежной охраной, — без промедления откликнулся Кардиель, кладя руки на плечи короля, поскольку тот попытался встать, — И Горони тоже. Но я думаю, тебе лучше отложить встречу с ними до утра.
Серые глаза Келсона Халдейна потемнели и стали холодными, как лед, и он ощутил, что вся сила архиепископа Кардиеля — ничто перед ним, хотя он ни на йоту не задействовал свое могущество Дерини.
— Я видел Горони и сумел удержаться от того, чтобы тут же убить его, — ровным голосом произнес он. — Так в чем же дело? Неужели ты думаешь, что Лорис будет для меня более сильным искушением?
— Эдмунд Лорис может и святого довести до того, чтобы тот нанес ему увечье, — возразил архиепископ Кардиель, — Я знаю, что я, например, не решился бы встретиться с ним прямо сейчас, потому что слишком хорошо знаю, что он сделал с Дунканом и что он сделал с Генри Истелином.
— Я не собираюсь убивать его без суда, Томас! И я не намерен мучить пленников, даже если мне очень этого захочется.
— Никто и не говорит об этом, сир.
— Тогда почему бы мне не увидеть его прямо сейчас?
Архиепископ Кардиель выпрямился под гневным взглядом Келсона, не желая сдаваться, — и наконец король опустил глаза, сожалея о своей вспышке.
